Читать книгу "Сказки времен Империи - Александр Житинский"

— Штатница?

Алекс кивнул небрежно: чего там, обычное дало.

Мимо столика прошелся официант. Скосив глаза на Алекса, он произнес свистящим шепотом:

— Секут.

— Кто? — поднял голову Алекс.

— Есть люди, — сказал официант словами брата.

Алекс осмотрелся. Вокруг сидели обычные посетители, пили, ели, смеялись… Барбара почувствовала его тревогу, заглянула в глаза. Он понял, что она впервые задумалась о происходящем.

— Знаешь что, пойдем отсюда, — сказал он решительно, подхватывая шубку со спинки стула. — Прогуляемся, воздухом подышим…

Они вышли в гардероб. Старик гардеробщик, подавая пальто, внимательно посмотрел на Стебликова. Тот и сам уже чувствовал тревогу и страх и сердился на себя за них, боясь уронить достоинство, потерять самоуважение, а потому застегивал пуговицы на пальто с подчеркнутой медлительностью.

Барбара нервничала.

Он понял, что она испугана не только его посеревшим лицом, но и предстоящей прогулкой по ночному неизвестному городу в чужой далекой стране.

— Не бойся. Мы погуляем, и я провожу тебя обратно, — сказал он спокойно, наклоняясь к ней.

Она поняла.

Они вышли из ресторана и пошли к Литейному мосту. Там спустились под мост и остановились над невским льдом, который топорщился под ними в нескольких метрах. Только здесь они прижались друг к другу, вновь ощутив ту дрожь, что испытали несколько дней назад.

— Ай лав ю, ай лав ю… — шептала она, и Алекс отнюдь не находил эти слова банальными, как если бы дело происходило в кино.

Она раскрыла сумку, и Алекс вновь удивился ее предусмотрительности. В сумке была бутылка розового советского шампанского.

— Ну, Барбара, ты просто клад… — пробормотал он растроганно, целуя ее.

Пробка, хлопнув, полетела на лед, а через некоторое время туда же последовала и бутылка. Шампанское не согрело их, дрожь стала лишь крупнее. Они целовались, зная, что прощаются на всю жизнь.

— Что прислать тебе? — спросила она.

— Зачем? — не понял Алекс.

— Презент, на память…

— Ну если хочешь… Пластинку.

— Какую?

— Эллу Фитцджеральд. Или Дюка.

— Уэлл, — сказала она.

Было уже около часа ночи. Алекс повел Барбару к гостинице под руку. Он вновь обрел уверенность и спокойствие, столь необходимые русскому мужчине с иностранной женщиной. Перед входом в отель Барбара сделала движение рукою, желая освободиться.

— Тебе не надо туда ходить, — сказала она.

Но Алекс лишь крепче сжал ее руку, и они прошли мимо швейцара к лифту. Когда они вышли на четвертом этаже, коридорная сказала Алексу:

— Молодой человек, уже поздно.

Но Алекс спокойно прошел мимо нее, ведя Барбару под локоток. Была слабая надежда, что его примут за иностранца, но вообще ему не хотелось терять даже части той внутренней свободы и достоинства, которые он обрел в результате этой истории.

— Молодой человек, я предупредила! — крикнула вслед коридорная.

В номере Барбары и Джейн сидело человек шесть американцев, среди них старик-переводчик. Он встретил Алекса с холодноватой приветливостью, метнув на Барбару быстрый взгляд. Алекс понял, что лягушонок получит втык по политической линии.

Он посидел минуты три, даже снял пальто, чтобы показать этим американцам, что он ничего не боится, но, по правде сказать, волна беспокойства поднималась со дна его души, омрачая настроение.

Он поднялся.

— Гуд бай, Барбара.

— Гуд бай, Алекс, — сказала она и поцеловала его в щеку.

Алекс вышел из номера и прошел мимо дежурной так же уверенно, как и прежде. Она посмотрела на него с некоторым уважением и сочувствием, как смотрят на человека, отстаивающего свои принципы.

Через три месяца Алекс получил на почтамте бандероль из Соединенных Штатов Америки и, уплатив пошлину, стал обладателем концерта Эллы Фицджеральд в зале «Карнеги-Холл» и записи оркестра Дюка Эллингтона. Еще через некоторое время он отправил в Соединенные Штаты пластинку с записью русских народных песен и романсов в исполнении Шаляпина.

Каждый раз, когда Стебликов ставит на свой старенький проигрыватель пластинку Эллы и слушает ее концерт, ему представляется, как на другом конце Земли, в штате Иллинойс, голос Шаляпина, может статься, поет:

О, где же вы, дни весны,

Сладкие сны,

Светлые грезы любви…

И ему странно и сладко об этом думать.

1984

Прах

Рассказ

Михаилу Панину

Однажды вечером в квартире доктора физико-математических наук Павла Сергеевича Кузина раздался мелодичный звон дверного гонга. Этот сигнал вытянул Павла Сергеевича из мягкого кресла перед телевизором и повлек в прихожую. Гонг бил не переставая, и было в его нежданном звоне, как потом понял Кузин, нечто зловещее и роковое.

За дверью стояла старушка ростом чуть повыше пуделя и с такою же стрижкой. Павел Сергеевич сразу ее и не разглядел, а разглядевши, удостоверился, что старушка эта иностранка. На это указывали прежде всего восторженный взгляд, каким она глядела на открывшего ей дверь Кузина, и огромное вязаное пончо, покрывавшее старушку почти до пят. В правой руке, выпростанной из-под пончо, старушка держала полиэтиленовый пакет с изображением леонардовской Моны Лизы.

Не переставая сиять своими малюсенькими голубыми глазками, старушка с восторгом произнесла английскую фразу, в которой Кузин уловил свою фамилию с присовокупленным к ней словом «мистер». Павел Сергеевич попытался приветственно улыбнуться, неловко развел руками и, пятясь, пропустил старушку в прихожую, куда она впорхнула, вертя головкой, как канарейка.

Помахивая полиэтиленовым портретом Моны Лизы, старушка затараторила что-то на своем языке, все более воодушевляясь. Павлу Сергеевичу наконец удалось прикрыть входную дверь, после чего он помог старушке освободиться от пончо, вынув ее из вязаного мешка. Старушка оказалась одетой в белую шелковую кофточку с неимоверным количеством рюшечек, воланчиков и кружев.

Старушка сделала выпад раскрытой ладонью в сторону Павла Сергеевича. Он ухватился за старухину ладонь обеими руками, порываясь поцеловать, но мигом оставил это намерение, ибо для его исполнения ему пришлось бы нагнуться слишком низко либо поднять старушку в воздух.

Поэтому он ограничился максимально теплым пожатием и назвал свою фамилию, прибавив зачем-то «гуд найт», что должно было означать «добрый вечер».

Осторожно подталкивая старушку в легкое шелковое плечо, он препроводил ее в гостиную, где с нетерпением и тревогой ожидала незваную гостью супруга Кузина, кандидат искусствоведения Алла Вениаминовна, к счастью, владевшая английским языком гораздо лучше мужа.