Читать книгу "Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах"

Лино Фонтанелли 27 июня 1998 года поступил в распоряжение охранной службы, отвечавшей за вход в зал Генеральной ассамблеи, время его смены началось в один час пополудни и должно было закончиться в одиннадцать часов вечера, с перерывом между пятью и половиной седьмого. Он был вооружен длинноствольным револьвером «смит-вессон».

Джон Фонтанелли появился перед залом Генеральной ассамблеи без десяти минут два. Выйдя из своего автомобиля, бронированного «Линкольна», он неожиданно встретил своего брата Лино и провел с ним короткий разговор. Около двух часов Джон Фонтанелли был уже на генеральной репетиции в зале заседаний, в то время как Лино Фонтанелли снова занял свое место на посту у входа. Генеральная репетиция длилась полтора часа и закончилась в половине четвертого.

Один из телохранителей мистера Фонтанелли, Марко Бенетти, родившийся в 1971 году в Риме, женатый, проживающий в Лондоне, дал для протокола показания, что незадолго до трех часов к нему обратился один из охранников ООН, Джордж Браун, родившийся в 1976 году в Альянсе, Огайо, с вопросом, не известно ли ему что-нибудь о предстоящей встрече мистера Фонтанелли. Тот ответил, что ему ничего такого не известно, но прошел за Брауном, по его просьбе, однако поставив об этом в известность своего коллегу Криса О'Хэнлона. Оба были снабжены мобильными телефонами и договорились, что О'Хэнлон сразу проинформирует Бенетти, как только окончится генеральная репетиция.

Оказалось, что охранники территории задержали человека при попытке войти в запретную зону. Этот человек, как обнаружил Бенетти, явившись туда, был Марвин Копленд, которого Бенетти знал лично. Копленд утверждал, что говорил с Джоном Фонтанелли по телефону, и тот попросил его о встрече после окончания генеральной репетиции. В ответ на выраженное Бенетти сомнение Копленд показал бумажку, на которой был записан мобильный телефон мистера Фонтанелли, знакомый Бенетти. Из этого Бенетти заключил, что разговор, на который ссылается Копленд, действительно состоялся, и предложил Копленду провести его в здание. Хотя он предполагал, что силы безопасности ООН уже обыскали Копленда, он обыскал его еще раз сам. Его бдительность усыпил разговор, в ходе которого Копленд выразил понимание всех мер безопасности.

Вскоре после трех часов они вошли в главный вход. В вестибюле уже начались подготовительные работы для вечерней телевизионной передачи, из-за чего Копленд предложил подождать снаружи. Бенетти согласился. Там они продолжали разговор. Копленд, по словам Бенетти, рассказал ему, что уже полгода как вернулся в Нью-Йорк, на потиражные доходы от продажи своего первого диска купил себе маленькую квартирку в Гринвич-Вилледж и с тех пор работает над своим вторым диском, для которого, однако, он пока не нашел фирму звукозаписи. Бенетти предположил при этом, что Копленд ищет встречи с Фонтанелли в надежде, что тот поможет ему заключить контракт на выпуск диска, как он уже делал это однажды.

Около половины четвертого Бенетти получил звонок от О'Хэнлона, что генеральная репетиция близится к концу. Копленд был взволнован и попросил Бенетти срочно сказать ему, где здесь туалет, что Бенетти и сделал.

Когда Копленд вернулся, Фонтанелли уже вышел из зала и находился в вестибюле. Копленд и Бенетти спешно устремились к нему, при этом, не дойдя до мистера Фонтанелли, с разных сторон обошли одно препятствие – буфетный стол, на который два флориста как раз аранжировали украшение из цветов, – так, что Копленд оказался за спиной Фонтанелли. В тот же момент, когда Бенетти обратил его внимание на присутствие здесь его друга, Копленд совершенно внезапно выхватил оружие, девятимиллиметровый «зиг-зауэр автоматик» и несколько раз выстрелил в Фонтанелли.

Остается предположить, что Копленд в один из предыдущих дней в ходе обычной экскурсии для посетителей спрятал оружие в туалете. Ему удалось так ловко его спрятать (на черной нитке подвесить в вентиляционной шахте), что тайник остался не замеченным не только во время контрольной проверки накануне, но даже после преступления был найден с большим трудом.

Всего Копленд произвел пять выстрелов, четыре из которых попали в цель – две пули в живот, одна в правое легкое и одна касательно задела шею. Затем первый же из нескольких выстрелов, произведенных Лино Фонтанелли с расстояния в семьдесят футов – несмотря на значительную опасность для присутствующих, – попал ему в голову, убив его на месте. Свидетели в один голос говорили, что Лино Фонтанелли непрерывно кричал, пока его, в свою очередь, не схватили и не дали ему сильное успокоительное средство.

50

Он очнулся с трудом, открыл глаза, преодолевая огромное давление на веки, и чувствовал себя странно отделенным от своего тела, которое ужасно болело. Но, к счастью, боль доходила до него словно сквозь толстый слой розовой ваты, будучи скорее информацией, чем реальным ощущением. Он поморгал, и веки двигались, словно бронированные двери входа в противоатомный бункер, медленно, грузно, и что-то непрерывно пищало.

Ах, нет, это над ним, прибор в темно-синем корпусе из металла, как в том сериале про скорую помощь по телевизору.

Это сравнение немного поворочалось в его голове, вяло, тяжело и постепенно сложилось в подозрение: может быть, он лежит в больнице?..

Вон оно что! Всплыли какие-то неотчетливые видения: кровь, струящаяся между пальцами. Толпа кричащих и бегущих людей – и как она суживалась, потому что с краев поля зрения к центру устремилась густая тень.

Выстрел – могло такое быть? Кажется, кто-то стрелял в него? И какое это было ужасное ощущение. По телевизору показывают совсем по-другому.

Не так… продолжительно.

Он впал в забытье, парил среди звезд, мчался над золотым океаном, пока не услышал голоса, которые звали его назад. На сей раз открыть глаза было уже легче, зато на резкость не наводилось очень долго. Светлое пятно постепенно приняло очертания женского лица с миндалевидными глазами.

– Он очнулся, – сказала она кому-то и смолкла. На небе возникло другое лицо, тихо произнеся:

– Хэлло, Джон.

Он знал ее. Да. Все вернулось, все воспоминания, вся его жизнь. Урсула. Если бы еще во рту у него не было так сухо, если бы его язык так не разбух и не торчало что-то в горле! И в носу? Все это было так тяжело.

– Тебе не надо говорить, если трудно, – сказала она с печальной улыбкой. Глаза у нее покраснели, как бывает при простуде или после трансатлантического перелета. Было еще что-то, отчего глаза могут так покраснеть, но он не мог вспомнить что. Он знал только, что в самолете от сухого истонченного воздуха глаза могут опухать и краснеть.

– Я… – выговорил он.

Она улыбнулась, прикоснулась к его руке, где-то очень далеко.

– Я пытался… тебе позвонить…

– Да, – сказала она. – Я знаю.

– Тебя… не было…

– Я все это время была во Флоренции, – сказала она с печальной улыбкой. – В архиве, ну, ты знаешь. Закопала себя в работе.

Он попытался кивнуть, но у него не получилось.