Читать книгу "Солнце - Анна Джейн"

Мунлайт молчит. Не знает, что еще сказать. А уговаривать кого-либо она явно не привыкла. Я тоже молчу.

- Санни, помоги Диане. А я сдам в полицию человека, виновного в аварии, в которой пострадали твои тетя и брат, - вдруг говорит Крис.

Это слишком неожиданно. Его слова почти лишают меня дара речи.

Я перестаю чувствовать свое тело. Не могу поверить в то, что слышу.

- Что... ты... сказал? - Звуки, которые срываются с моих губ, не похожи на мой голос.

- Повтори, - требует и Дастин.

- Я знаю, кто виноват. Я свидетель. Санни. - Крис смотрит на меня безнадежно усталыми глазами. - Я не буду шантажировать тебя этим. Не буду говорить, что пойду в полицию, только если ты поможешь Ди. Я уже все решил. Я все равно пойду туда. И все расскажу. Расскажу о том, что мой брат был за рулем моей машины, а я пьяным валялся на заднем сидении. Дам против него показания. Пойду против семьи. - Крис трет лицо. - Не знаю, что будет потом, но я сделаю это в любом случае. И я найду деньги для компенсации морального и физического ущерба твоим родным. Я сделаю это, Санни, потому что не могу по-другому. Сделаю это для тебя. Но если ты сможешь найти в себе смелость, сделай то, о чем просит Диана.

Он знает, на какие болевые точки нужно давить.

Найти смелость...

Я вскакиваю на ноги, полная ярости. Раны в душе все еще свежи.

Из-за аварии вся моя жизнь пошла наперекосяк. Как он смеет так говорить?

- Что ты несешь, Уилшер! Откуда ты знаешь о моей семье? Об аварии? - спрашиваю я четким злым голосом. - С чего ты решил, что виновник - твой брат? Вы решили поиграть со мной? Это ваш способ заставить меня сделать то, чего вам очень хочется?

Дастин успокаивает меня и сажает обратно- в отличие от меня он остается хладнокровным в эти минуты.

- Давай выслушаем его, Санни, - просит он меня. - А потом решим, что делать.

Я соглашаюсь.

Глава 26.3. Сияние белой луны

То, что Крис рассказывает, разрывает меня на части. Но теперь я остаюсь спокойной - держу эмоции в узде и просто слушаю. Про то, как отец Криса отправил его заграницу, потому что решил, что виноват он. Про то, как Кристиан смог все вспомнить. Про то, как решился пойти в полицию.

Мне все это кажется выдумкой - таких совпадений не бывает. Но одновременно мне хочется верить Крису. Не потому что он убедительно говорит - напротив, сегодня его речь сбивчива и обрывиста, а потому что его глаза лихорадочно блестят.

Я не знаю, что думать.

Меня раздражают беспросветное выражение лица Дианы и ее дрожащие пальцы.

Меня терзают воспоминания о больнице, когда я не знала, выживут ли Эш и Мэган или нет.

Меня мучает несправедливость - почему этот подонок Адам на свободе?

Меня изводит необходимость выслушивать все это и решать - правда или нет.

Меня убивает мысль о том, что я должна сделать выбор. Выбор, с которым я не могу ошибиться.

И я... Я растеряна. Подавлена. Испугана. Ведь столько всего произошло!.. А они - все трое - ждут от меня чего-то.

- Не знаю, - говорю я честно. - Не знаю, верить вам или нет. Не знаю, что делать. Ничего не знаю.

Я смотрю на Дастина, ища поддержки, а он вдруг встает с кресла.

- Идем, Уилшер, пусть Санни и Диана пообщаются без нас, - решает он. - Это их дело.

- Хорошо, - не сразу, но соглашается тот. Я вижу, как он сжимает руку Дианы, и она смотрит на него словно маленькая девочка на старшего брата, покидающего ее.

- Вам нужно поговорить без нас. Решить все самим, - говорит Дастин. - Вы слишком крепко повязаны друг с другом.

Уходя, он ободрительно касается моего плеча. Я знаю, что он хочет мне сказать:

«Любое твое решение - правильное. Потому что оно - твое».

И я мысленно благодарю его.

- За мной, пес, - хлопает себя по бедру Дастин, явно измываясь над Крисом. Тот яростно пихает его в спину.

- Не смейте драться! - кричу я им вслед.

Дверь за ними закрывается.

Мы остаемся одни. Я и она.

Впервые.

Я стою у окна, опираясь на подоконник и скрестив ноги. И в спину мне бьет теплый солнечный свет. Она сидит на диване, сложив на коленях бледные, почти белые руки. На ее лицо падает тень.

Мы не смотрим друг на друга. И не знаем, что говорить. Это ужасно неловкая ситуация. Гнетущая и тревожная.

Надо бы с чего-то начать, но я не могу. Пусть начинает она.

- Я хотела сказать тебе, Ховард, - произносит наконец Диана и на секунду прерывается, потому что ей не хватает дыхания. - Хотела сказать, что у меня есть гордость. Это все, что у меня сейчас есть.

Она замолкает, словно собирается с силами. И говорит еще медленнее. Будто каждое слово для нее - стекло, на которое она наступает, терпя боль. Голос у нее тоже стеклянный - звонкий, хрупкий, но того и гляди «разобьется» - сорвется, охрипнет.

- Я не могу отбросить свою гордость в сторону. Не могу умолять тебя. Не могу встать перед тобой на колени и просить. Я... - Диана снова судорожно вдыхает воздух, а потом продолжает, стараясь, чтобы голос ее звучал равнодушно: - Я бы не пришла к тебе, если бы не Кристиан. И я не знаю, как просить тебя о помощи. Я не умею и я не буду. Понимаю, что ты ненавидишь меня. Презираешь. Считаешь настоящей тварью. - Она снова ловит губами воздух. - Тебе должно быть наплевать на мои проблемы, потому что ты погрязла в своих. И это правильно.

Она снова молчит. Ее нервы натянуты до предела. Мои - тоже.

Происходящее кажется сном.

- Я не знала, почему ты согласилась петь за меня, - продолжает Диана, и ее звенящий как стекло голос едва заметно подрагивает. - Не знала про твоих родственников и про то, что ты оплачивала их лечение. Мать не говорила мне, а я... Я никогда не интересовалась. Я всегда думала, что ты - алчная стерва, которая польстилась на деньги. Продала свой талант. И я считала - если ты так поступила, значит, ты не была достойна этого таланта.

- А ты достойна его? - роняю я. Мне не хочется быть ее судьей. Не хочется решать ее судьбу. Мне хочется начать ее ненавидеть, чтобы оттолкнуть, но я не могу. Однако обнять ее и заявить, что теперь мы подруги навек - тоже. Я слишком далека от Мунлайт. А она - от меня.

Мы слишком разные.

Единственное, что я точно знаю - ей тяжело. Голос выдает Диану.

- Я? Нет, не достойна, - отвечает Диана. Теперь я слышу отлично скрываемую горечь - ту, которая въедается в душу намертво. - Да он мне больше и не нужен - этот талант. Мой голос уже не вернуть. Я и не хочу его возвращать. Не такой уж он был и сильный. Знаешь, Ховард, моя мечта о карьере певицы давно превратилась в прах, который мама собрала, пересыпала в дорогую вазу и выставила на всеобщее обозрение. Я действительно не хочу. Устала от всего этого.