Читать книгу "Ложная память - Дин Кунц"

Когда Дасти откатил шкаф в сторону, Марти испугалась.

— Ради бога, милый, не рискуй, — воскликнула она, и одновременно глаза Эрика загорелись от стремления убивать.

— Эд Мэйвол.

— Я слушаю.

Дасти бросился вниз по лестнице. Эрик смотрел прямо на него, но, казалось, совершенно не был способен не то что осознать, но даже ощутить происходящее. Пробежав треть пути, Дасти, на всякий случай, крикнул:

— Эд Мэйвол, — и Эрик Джэггер ответил:

— Я слушаю.

Когда осталась треть ступенек, Дасти еще раз сказал:

— Эд Мэйвол.

И уже в тот самый момент, когда он добрался до Эрика, тот ответил своим сочным голосом:

— Я слушаю.

Глядя прямо в дуло автомата, которое казалось сейчас широким, как железнодорожный туннель, Дасти ухватился одной рукой за ствол, отвернул его в сторону, выкрутил оружие из слабых рук Эрика и одновременно изо всей силы толкнул оцепенелого человека, сбив его на пол. Правда, при этом он сам споткнулся, тоже упал и покатился по усыпавшим вестибюль разбитым стеклам и щепкам, отколотым пулями от дверей и буфета. Автомат он прижимал к себе и больше всего боялся случайно нажать на спуск. Он оказался под стоявшим у стены вестибюля полукруглым столом, сильно ударился лбом о перекладину, соединявшую его три ножки, но не выстрелил себе ни в бедро, ни в пах, ни куда-нибудь еще.

Выбравшись из-под стола, Дасти увидел, что Эрик уже успел подняться с пола. Парень выглядел растерянным, но при этом разъяренным. Он опять вошел в состояние запрограммированного убийцы.

Марти торопливо спускалась по лестнице.

— Эд Мэйвол, — сказала она даже прежде, чем Дасти успел выговорить это имя, и внезапно ему показалось, что они играют в худшую из компьютерных игр, которую Марти когда-либо выдумывала: «Маляр против Советника по инвестициям»; один вооружен автоматическим оружием, а другой — мебелью и волшебными именами.

Такая мысль в этот момент могла бы показаться забавной, если бы он не посмотрел мимо Марти на верх лестницы, где с заряженным и полностью взведенным арбалетом стоял Младший.

— Нет! — крикнул Дасти.

Шсссссссс.

Арбалетный болт гораздо короче и толще обычной стрелы и летит намного быстрее, так что его гораздо труднее заметить в полете, чем стрелу из простого лука. И в груди Эрика Джэггера волшебным образом возник, словно выскочил из сердца, как кролик из шляпы, двухдюймовый конец смертоносного прута, выглядывающий из маленькой кровавой гвоздики.

Эрик опустился на колени, кровожадный блеск в его глазах померк, он посмотрел вокруг и с изумлением увидел незнакомый вестибюль. Потом он с таким же изумлением воззрился на Дасти, упал вперед и умер.

Дасти бросился наверх. Когда Марти попыталась остановить его, он отшвырнул ее в сторону и помчался дальше, перепрыгивая через две ступеньки сразу. Во лбу у него, там, где он стукнулся о перекладину, пульсировала боль, перед глазами все расплывалось, но не от ушиба, а потому, что все его тело было переполнено теми выделяемыми мозгом химикалиями, которые вызывают и поддерживают гнев. Его сердце перекачивало сейчас вместо крови одну только ярость, а ангельского вида подросток виделся ему сейчас в темно-красном цвете, словно глаза Дасти застилали кровавые слезы.

Младший попытался отбить нападение, заслоняясь своим оружием, как щитом. Дасти схватил ложу арбалета за середину, больно прищемив кожу на ладони воротком, вырвал арбалет из рук мальчишки и швырнул на пол. Схватив мальчишку за грудки, он толкнул его к стене, где прежде стоял буфет, и встряхнул с такой силой, что голова Младшего ударилась о стену с тем отчетливым чмоканьем, с которым теннисный мяч отскакивает от ракетки.

— Ты, мерзкий, гнилой, маленький подонок!

— У него была пушка!

— Я уже отобрал ее у него, — заорал Дасти, брызгая на мальчишку слюной, но тот продолжал настаивать:

— Я не видел!

Они повторяли эти бесполезные слова дважды и трижды, пока Дасти не выкрикнул с яростью:

— Ты видел! Ты знал! И все равно сделал это!

Его слова гулко отдались в пустом зале.

Тут появилась Клодетта. Она втиснулась между ними, загородив собой Младшего и повернувшись лицом к Дасти. Ее взгляд был тяжелее, чем когда-либо, глаза сделались свинцово-серыми, но все равно метали искры. Впервые за всю ее жизнь ее лицо не поражало красотой, ее сменила отвратительная свирепость.

— Оставь его! Оставь! Отойди от него!

— Он убил Эрика.

— Он спас нас! Мы все погибли бы, но он спас нас! — Клодетта пронзительно вопила, как ни разу в жизни, ее губы были бледными, а кожа серой, как будто это была какая-то ожившая каменная богиня, фурия, способная своей неукротимой волей изменить эту горькую действительность как ей хочется, что под силу лишь богам и богиням. — У него хватило мужества и ума, чтобы спасти нас!

Появился и Лэмптон и сразу начал извергать мощные потоки успокоительных речей, лавины банальностей, источать термины профессионального жаргона психологов, которые якобы помогали избыть состояние агрессивности настолько же эффективно, насколько нефтяное пятно, образовавшееся на месте разбитого вдребезги супертанкера, смиряет бушующее море. Он говорил, и говорил, и говорил, а его жена в то же самое время что-то скрипуче выкрикивала в защиту Младшего. Они оба болтали одновременно, и их слова были похожи на малярные валики, вразнобой закрашивающие разными цветами старые пятна.

При этом Лэмптон пытался забрать автомат, который Дасти все еще держал в правой руке, совершенно не замечая этого. Тот сначала не мог понять, чего от него хотят, но, чуть придя в себя, сразу же выпустил оружие, и оно брякнулось на пол.

— Лучше вызвать полицию, — сказал Лэмптон, словно не догадывался, что соседи уже давно сделали это, и поспешно удалился.

Осторожно подошел Скит. Он старался держаться подальше от матери, но тем не менее не решался и подойти к Дасти во время этого противостояния. Пустяк стоял в глубине зала и смотрел на происходящее так, словно наконец вступил в контакт с инопланетянами, о котором так давно мечтал.

Никто из них не сбежал из дома, как Дасти просил их поступить, или же они возвратились, добравшись до крыши черного хода. По крайней мере, Лэмптон и Клодетта должны были знать, что Младший заряжает свой арбалет, намереваясь принять участие в битве, и, очевидно, ни один из них не попробовал остановить его. Или, возможно, побоялись пробовать. Любые родители, обладающие крупицей здравого смысла или подлинной любовью к своему ребенку, в такой ситуации отобрали бы у него арбалет и уволокли его из дома. А может быть, мысль о мальчике с примитивным оружием, побеждающем взрослого человека, вооруженного современным пистолетом-пулеметом, — извращенное представление о концепции благородного дикаря, некогда сочиненной Руссо, которая приводит в восторженный трепет столько сердец представителей академического и литературного сообщества, — оказалась слишком восхитительной для того, чтобы ей воспротивиться. Дасти больше не мог притворяться, что понимает странные умственные процессы этих людей.