Читать книгу "Вихри Мраморной арки - Конни Уиллис"

Так… Это меняет дело, похоже, мне тут делать нечего. Я совсем не понимаю квантовую теорию. Иногда у меня возникает тайное подозрение, что ее вообще не понимает никто, включая самого Эйби Филдса. Просто не желают сознаваться.

Ну, я о том самом: электрон — это частица, а ведет себя как волна. На самом деле нейтрон ведет себя как две волны и интерферирует сам с собой (или друг с другом), а измерить вообще ничего нельзя из-за принципа неопределенности Гейзенберга, но не это самое страшное. Когда вы изучаете эффект Джозефсона, чтобы выяснить, каким законам подчиняются электроны, они проскальзывают на другую сторону диэлектрика, и их, похоже, не волнует ни конечность скорости света, ни то, что кошка Шредингера ни жива ни мертва, пока вы не открыли ящик, и во всем этом почти столько же смысла, как в том, что Тиффани называет меня доктором Геданкеном.

Это напомнило мне, что я обещала позвонить Дарлин и сказать, какой у нас номер. У меня, правда, не было никакого номера, но если я сейчас не позвоню, Дарлин уедет. Она улетала в Денвер, чтобы выступить там, а в Голливуд она планировала приехать где-то завтра утром. Я прервала Эйби на середине его речи о том, как прекрасен Кливленд зимой, и отправилась звонить.

— Я еще не получила номера, — сказала я, как только услышала ее голос. — Оставить сообщение на твоем автоответчике? Или дай мне свой телефон в Денвере.

— Ерунда это все, — сказала Дарлин. — Ты уже виделась с Дэвидом?

В качестве наглядного примера волновой функции доктор Шредингер представил кошку, помещенную в ящик вместе с кусочком урана, колбой с отравляющим газом и счетчиком Гейгера. Если уран начнет распадаться, пока кошка находится в ящике, радиация запустит счетчик Гейгера и разрушит колбу с газом. В квантовой теории невозможно предсказать, начнет ли распадаться уран, пока кошка находится в ящике, возможно только вычислить вероятный период полураспада, поэтому кошка ни жива ни мертва, пока мы не откроем ящик.

«Удивительный мир квантовой физики», семинар на ежегодном МККФ, представлено доктором Филдсом, Университет Небраски

Я совершенно забыла предупредить Дарлин о существовании Тиффани, модели/актрисы.

— Ты хочешь сказать, что стараешься избегать Дэвида? — Она спросила это по крайней мере трижды. — Ну зачем же делать такие глупости?

А затем, что в Сент-Луисе я покончила с катаниями по реке в лунном свете и не собираюсь к этому возвращаться до завершения конференции.

— Потому что я хочу присутствовать на всех семинарах, — в третий раз сказала я. — Никаких музеев восковых фигур. Я женщина не первой молодости.

— И Дэвид не первой молодости и, кроме того, совершенно очарователен.

— Очарование — качество кварков, — сказала я и повесила трубку. Но тут я вспомнила, что забыла сказать ей о Тиффани. Я вернулась к стойке регистрации, полагая, что успех доктора Онофрио может означать некоторые изменения.

Тиффани спросила:

— Чем могу быть полезна? — и оставила меня стоять там. Вскоре мне надоело, и я вернулась к красно-золотистым диванам.

— Дэвид опять был здесь, — сказала доктор Такуми. — Он просил передать, что направляется в музей восковых фигур.

— А вот в Расине музеев восковых фигур нет, — заметил Эйби.

— Что сегодня вечером в программе? — сказала я, отбирая программку у Эйби.

— Сначала встречи и церемония открытия в танцзале, потом семинары.

Я просмотрела темы семинаров. Там был один по переходу Джозефсона. Туннелируют же как-то электроны сквозь диэлектрик, даже если они не обладают достаточной энергией. Быть может, и я получу номер, как-то протуннелировав сквозь регистрацию.

— Если бы мы были в Расине, — сказал Эйби, поглядывая на часы, — мы бы давно уже зарегистрировались и отправились на обед.

Доктор Онофрио возник из лифта, по-прежнему с чемоданами. Он подошел к нам и рухнул на диван.

— Они дали вам номер с полуголой дамой? — поинтересовался доктор Уэдби.

— Я не знаю, — сказал доктор Онофрио. — Я вообще не нашел номер. — Он грустно посмотрел на ключ. — Они дали мне номер 12–82, а в этом отеле последний — 75.

— Кажется, мне хочется пойти на семинар по хаосу, — сказала я.

Самая большая трудность, с которой сегодня сталкивается квантовая теория, не связана с ограничением возможностей измерительной аппаратуры или парадоксом Эйнштейна — Подольского — Розена. Самое главное в том, что у нас нет парадигмы. У квантовой теории нет ни работающей модели, ни образа, точно ее определяющего.

Из обзорного доклада доктора Геданкена

В номер я попала уже около шести — после непродолжительной перепалки с коридорным/актером, который не мог вспомнить, где оставил мой багаж. Вещи, спрессовавшиеся за время пути, пройдя коллапс волновой функции, вывалились из чемодана, как только я его открыла, — совсем как полуживая-полумертвая кошка Шредингера.

К тому времени, когда я раздобыла утюг, приняла душ, отказалась от мысли гладить вещи, «тусовка с закуской» благополучно завершилась, и доктор Онофрио уже полчаса как говорил свое вступительное слово.

Я тихонько открыла дверь и проскользнула в танцзал. У меня еще оставалась надежда, что они задержатся с открытием конференции, но некто мне неизвестный уже представлял докладчика: «…и вдохновляет всех нас на дальнейшие исследования в этой области».

Я тихо опустилась в ближайшее кресло.

— Привет, — сказал Дэвид. — Я везде тебя искал. Где ты была?

— Не в музее восковых фигур, — прошептала я.

— Ну и зря, — прошептал в ответ Дэвид. — Это грандиозно. У них там Джон Уэйн, Элвис и Тиффани, модель/актриса с мозгом горошина/амеба.

— Ш-ш-ш, — сказала я.

— …мы сейчас услышим доктора Рингит Динари.

— А что случилось с доктором Онофрио? — спросила я.

— Ш-ш-ш, — сказал Дэвид.

Доктор Динари была очень похожа на доктора Онофрио — невысокая, шарообразная, с усами, в широком балахоне всех цветов радуги.

— Сегодня я буду вашим гидом в новом, незнакомом мире, — сказала она. — Это мир, где все, что вы считали известным, где весь здравый смысл, вся общепризнанная мудрость должны быть отвергнуты. Мир с иными законами и, как может показаться, мир вообще без всяких законов.

Она и говорила совсем как доктор Онофрио. Точно такую же речь он произнес два года назад в Цинциннати. Интересно, может, он подвергся какой-нибудь странной трансформации, пока искал номер 12–82, и теперь стал женщиной?

— Прежде чем перейти к дальнейшему, я бы хотела спросить: кто из вас уже протуннелировал?

Ньютоновская физика использует в качестве модели механизм. Образ механизма со всеми его взаимосвязанными частями: колесиками и шестеренками, со всеми его связями и взаимовлияниями — именно то, что делает возможным осмысление ньютоновской физики.