Читать книгу "Звезды смотрят вниз - Арчибальд Кронин"

Вдруг дверь отворилась и вошла Хильда. Дэвиду не верилось, что это Хильда, перемена в ней была слишком разительна. В ней чувствовалось полнейшее изнеможение, физическое и душевное. Она вымолвила почти устало:

— Вы бы сходили сейчас её повидать.

Дэвид поспешно сделал шаг вперёд.

— Что случилось?

— Кровотечение.

Он повторил вслух это слово.

У Хильды задрожали губы. Она сказала раздельно и с горечью:

— Как только сестра вышла из комнаты, она села в постели. Потянулась за зеркалом… Чтобы посмотреть, хорошо ли она выглядит. — В голосе Хильды была ужасная горечь и угнетённость. — Да, чтобы посмотреть, красива ли она, гладко ли лежат волосы, чтобы накрасить губы. Можете себе представить? Полезть за зеркалом! После того, как я столько над ней потрудилась! — Хильда замолчала, совсем подавленная, недавняя бодрость изменила ей, у неё была только одна мысль — о том, что искусная операция пропала даром. Это доводило её до отчаяния. Безнадёжным жестом распахнула она дверь настежь:

— Идите сейчас, если хотите её увидеть.

Дэвид вышел из приёмной и прошёл через палату в комнату Дженни. Дженни лежала, вытянувшись на спине, и конец кровати был поднят высоко на козлы. Сестра Клегг делала Дженни впрыскивание в руку.

В комнате царил беспорядок, повсюду — тазы, лёд, полотенца. Осколки разбитого ручного зеркала валялись на полу.

Лицо у Дженни было землистого цвета. Она дышала прерывисто и с трудом. Глаза смотрели в потолок. В них был ужас, в этих глазах; они, казалось, цеплялись за потолок, боясь его выпустить.

Сердце Дэвида словно расплавилось и затопило все внутри.

Он стал на колени у постели.

— Дженни, — сказал он, — ах, Дженни, Дженни!

Глаза оторвались от потолка и обратились на него. Белые губы, как бы извиняясь, прошептали:

— Мне хотелось тебе понравиться.

Слёзы текли по лицу Дэвида. Он взял её бескровную руку и не выпускал её больше.

— Дженни! О Дженни, Дженни, родная моя.

Она прошептала, как затверженный урок:

— Мне хотелось тебе понравиться.

Слёзы душили его: он не мог говорить. Он прижал белую руку к своей щеке.

— Пить хочется, — всхлипнула она слабо. — Дай мне воды. Он взял поилку («какая забавная, совсем как чайничек!») и поднёс её к бескровным губам. Дженни с трудом подняла руку и взяла поилку. Но тут слабая дрожь пробежала по её телу. Жидкость из чашки вся вылилась на её ночную сорочку.

В последний миг всё вышло так хорошо. Мизинец, которым она всё ещё держала чашку, был изящно согнут. Дженни было бы приятно, если бы она могла это видеть. Дженни умерла, как прилично благовоспитанной особе.

XXII

В утро после похорон Дженни, в половине девятого, Дэвид вышел из вагона на платформу в Слискэйле и был встречен Питером Вильсоном. Весь предыдущий день 15 октября прошёл как в тумане, в отрешённости горя, в быстрой смене последних печальных приготовлений. Он проводил на кладбище то, что оставалось от Дженни, возложил венок на её могилу. Он выехал из Лондона ночным поездом и спать пришлось мало. Но он не чувствовал усталости. Свежий ветер с моря дул на платформе и заряжал его крепкой энергией. С ощущением особенной физической бодрости он поставил на землю свой саквояж и пожал руку Вильсону.

— Вот и вы! — сказал Вильсон. — И не слишком-то рано!

В ленивой и добродушной усмешке Вильсона было сегодня что-то уклончивое. Остроконечная бородка беспокойно дёргалась, что у него всегда было признаком душевного волнения.

— Очень жаль, что вы вчера пропустили собрание. Комитет был сильно этим озабочен. Ведь никогда не знаешь, с чем придётся столкнуться.

— Думаю, что нам предстоит трудная борьба, — отвечал Дэвид спокойно.

— Может быть, труднее ещё, чем вы думаете, — заметил Вильсон. — Слышали, кого они выставляют против вас? — Он помедлил, смущённо и пытливо глядя в глаза Дэвиду. Потом бросил резко:

— Гоулена.

У Дэвида сердце остановилось, весь он похолодел и содрогнулся при звуке этого имени.

— Джо Гоулена! — повторил он глухо. Натянутое молчание. Вильсон хмуро усмехнулся.

— Это выяснилось только вчера вечером. Он теперь живёт в «Холме» — и живёт на широкую ногу. С тех пор как он вновь открыл «Нептун», он стал местной знаменитостью. Всеми командует — и Ремеджем, и Конноли, и Лоу. Большинство консерваторов слушается его во всём, ест из его рук. Из Тайнкасла тоже сильно нажимают в его пользу… Да, он выставлен кандидатом. Это окончательно оформлено.

Тупое удивление, смешанное с чем-то похожим на ужас, овладело Дэвидом, он не в силах был поверить. Нет, это слишком дико, слишком немыслимо. Машинально он спросил:

— Вы это серьёзно говорите?

— Никогда в жизни не говорил серьёзнее.

Снова пауза. Значит, это правда. Значит, потрясающая жестокая новость — правда. С застывшим лицом Дэвид поднял саквояж и пошёл за Вильсоном. Они вышли из вокзала и зашагали по Каупен-стрит, не обменявшись больше ни одним словом. Джо, Джо Гоулен упорно не выходил у Дэвида из головы. Преимущества Джо несомненны: у него — деньги, успех, влияние. Он пройдёт в парламент, как прошёл Леннард, например, который, нажив состояние продажей дешёвой дрянной мебели, хладнокровно купил Клиптон на последних выборах; Леннард, который не произнёс в своей жизни ни единой речи, который в свои редкие посещения Палаты только и делал, что угощался в буфете или решал «головоломки» в курительной. И это один из законодателей страны! Впрочем, — с горечью сказал себе Дэвид, — не в пример легкомысленному Леннарду, Джо использует своё пребывание в парламенте для чего-нибудь посерьёзнее, чем решение «головоломок». Нельзя предвидеть, для каких разнообразных и любопытных целей Джо может использовать своё положение, если попадёт в парламент…

Дэвид резко отогнал горькие мысли. Что пользы в них? Единственный ответ на создавшееся положение заключается в том, что Джо не должен пройти в парламент. «О господи, — думал Дэвид, шагая навстречу резкому морскому ветру. — О господи, если суждено мне ещё хоть что-нибудь сделать, пускай это будет победа на выборах над Джо Гоуленом».

Более, чем когда бы то ни было, полный сознания лежавшей на нём ответственности, он позавтракал у Вильсона, и они принялись усердно обсуждать положение. Вильсон не скрывал ничего от Дэвида. Непредвиденная задержка Дэвида в Лондоне создала неблагоприятную атмосферу. Более того, Дэвид уже знал, что Исполнительный комитет Рабочей партии не поддержал его кандидатуры. Со времени его речи в Палате о новом угольном законе он считался бунтовщиком, к нему относились враждебно и подозрительно. Но партия, бывшая в долгу у Союза горняков, не хотела открыто проваливать его кандидата. Это не помешало ей, впрочем, послать агента для агитации среди шахтёров в пользу другого кандидата.