Читать книгу "Другая правда. Том 2 - Александра Маринина"

– И они просят передать им материалы, – подхватил Петр. – Они хотят попытаться действовать через прессу, через журналистов, привлечь внимание к делу и добиться пересмотра дела и оправдания. Да?

– Совершенно верно. Очень похоже на правду. Теперь вспоминаем, что мы с вами успели выяснить о матери Сокольникова.

– Она, – начал Петр, но вдруг осекся и залился краской. – Ну… она считает себя очень ловкой, обманывает на каждом шагу и уверена, что ее ложь не раскроется.

Настя понимала, что отныне любое упоминание о лжи будет заставлять Петра нервничать и краснеть, по крайней мере в ближайшее время, пока он не свыкнется с ее словами, сказанными утром, и не поймет, что ничего плохого не случилось. Надо уметь принимать себя таким, каков ты есть, но при этом неплохо бы понимать, почему ты стал таким, каким стал. Переделывать не обязательно, но понимать механизм полезно. Да, парню сейчас больно, но это пройдет, а знание и опыт останутся.

– И снова совершенно верно, – кивнула она. – Мать Сокольникова, скорее всего, хочет предоставить журналистам улучшенную версию дела, создать впечатление о своем сыне как о непорочном идеале, а следователей вывести монстрами. Обратите внимание, что из тома, в котором подшиты все жалобы матери и сына Сокольниковых и ответы на них, не изъята ни одна страница. Ни одна! Чего не скажешь об остальных шести томах. С чего этого одному-единственному тому так повезло в этой жизни?

– Да уж… А дальше как было?

– Откуда ж мне знать? Давайте фантазировать. Мать тщательно вычищает дело, убирает из него все, что может бросить тень на сына, и идет к журналистам. К одному, другому, третьему, десятому… Если бы хоть кто-нибудь заинтересовался и написал материал, он был бы в интернете?

– Сто пудов был бы, – уверенно откликнулся Петр. – Я все прошерстил, после приговора ничего нигде не было, ни в одном издании.

– Это хорошо, – задумчиво протянула Настя. – А до приговора?

– До приговора интернет-издания были еще мало распространены, я нашел только два материала, в одном истерически кричали, что в Москве уже начали убивать из-за квартир, и приводили в пример дело Сокольникова, в другом призывали спасать борца за Русь и за чистоту русской крови. Такое, с явным душком национализма.

– Ну да, ну да… Фотографии, на которых Андрей с группой молодых нациков… Литературка соответствующая, которую сестра выдала… Темы курсовой и диплома… Матушка-то у Андрея очень самоуверенная, но не очень внимательная, протокол выемки упустила. И фотографии тоже. И выписку из диплома. Как же это она так? Все ошибаются, Петр, все поголовно. В основном только это и спасает оперов при раскрытии преступлений. Следователи обязательно должны были допросить всех друзей и более или менее близких знакомых Сокольникова, и в протоколах непременно должны быть отражены его участие и роль в пронацистской группировке, это важно. В описи четвертого тома – сплошь протоколы допросов свидетелей. И именно в четвертом томе самая высокая доля пропущенных листов. Смело можем делать вывод, что мать именно это и пыталась замаскировать. Ну и попутно еще что-нибудь, если находила. Она была уверена, что сделать вывод о причастности ее сына к неонацистскому движению можно только из показаний свидетелей, им она уделила особое внимание, а про другие документы даже не подумала. Да, пожалуй, мы с вами правильно определили: очень самоуверенна, как большинство самоуверенных людей – очень доверчива, но при этом не очень умна и предусмотрительна.

– А про доверчивость – это откуда?

– Ниоткуда, – улыбнулась Настя. – Из головы, жизненного опыта и из ваших рассказов. Самоуверенные люди, как правило, считают, что их никто не может обмануть, поэтому верят легко и всему, на самом же деле ввести их в заблуждение ничего не стоит. А вы сами мне совсем недавно пересказывали историю про мать Сокольникова и оплату услуг адвоката. Сын плел всякую фигню про свою работу у крутого юриста, про то, что они – одна команда и его в обиду не дадут, и денег не потребуют, кинутся на защиту, забыв о сне и отдыхе, а она всему верила, принимала за чистую монету, даже не усомнилась, не задала себе вопрос: какую такую важную и нужную работу может выполнять ее сыночек в адвокатской конторе, имея полученное заочно педагогическое образование?

– Но вопрос же очевидный! – искренне удивился Петр. – Как можно было не подумать об этом?

– Очевидный для вас, но не для матери, влюбленной в своего сына, а заодно и в себя саму. Материнский ум лукав необыкновенно, равно как и сердце, и глаз, и ухо. Итак, мы остановились на том, что попытки привлечь внимание журналистского сообщества провалились. Никто из тех, к кому обращалась мать Сокольникова, не усмотрел в материалах зерна, из которого можно было бы вырастить громкий скандал. Как вы думаете, почему?

– Не знаю. Может быть, из-за того, что объем очень большой, нужно потратить много времени, чтобы все прочитать, а им же неохота, им надо быстро и эффективно. Начнут читать, придут в ужас, тем более там многое от руки написано, читать трудно, поковыряются час-другой и бросят, потом для приличия подержат у себя материалы недельку-другую и сообщают матери, что не берутся. Типа «главред не дает добро», или «меня отправляют в длительную командировку», или «вчера было принято судьбоносное решение, и с сегодняшнего дня у нашего издания меняется профиль».

– Принимается как версия. Еще какие варианты?

– Могли сразу увидеть, что дело с дырами, проявили осторожность, побоялись делать выводы и писать материал, не обладая всей полнотой информации.

– Замечательно! Еще?

– Журналисты могли действительно внимательно прочитать начало, первый том, а фотография, копия диплома и протокол выемки у сестры как раз там и находятся. Поняли, что речь идет о молодом нацике, и ушли в отказ. Может, погуглили и нашли тот пронацистский материал, о котором я вам говорил. Защищать нацистов – это не комильфо, даже если преступление никак не связано с идеологией.

– Отлично! Тем более что преступление с идеологией все-таки связано, пусть и не впрямую. Что же дальше? Мать у нас тридцать… какого года рождения?

– Не обратил внимания, – признался Петр. – А это важно? Сейчас придем – я посмотрю.

– А я обратила. Тридцать второго. К моменту походов по журналистам ей прилично за семьдесят. Она разочаровывается в прессе и начинает действовать сама, пишет во все инстанции, даже в Синодальный отдел по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями, там на флешке в отдельном файле есть «рыба», читали?

– Читал. Только не понял, почему «рыба».

– Потому что этот текст в Синодальном отделе не писали. Мать Сокольникова написала это сама, направила в отдел и хотела, чтобы они опубликовали это за своей подписью. Мы же с вами исходим из того, что она самоуверенна донельзя, значит, потерпев фиаско с журналистами, вполне вероятно, делает вывод, что все кругом тупые идиоты, никто не в состоянии вникнуть и правильно написать, стало быть, нужно написать самой, все изложить, как она видит и как хочет, а они все равно материалы читать не станут, подпишут не глядя.