Читать книгу "Отпущение без грехов - Евгения Михайлова"

– Если сильное отравление, вызывай «Скорую».

– Да это вообще не отравление. Я там ничего не ела. Немного вина, кусочек манго. Это все. И отравления настоящего нет, есть то, о чем я сказала. Ты помнишь? Знаешь случаи сглаза?

Ира добросовестно задумалась. Затем начала рассуждать вслух:

– Ну, о том, что все это бред, бабские забобоны, ты знаешь. А на самом деле бывает. По крайней мере мне несколько раз рассказывали. Вот примерно как у тебя. Плохо на ровном месте, после ссоры, скандала. Но я все-таки думаю, что ты немного траванулась. Манго, тропики, инфекция, мало что. Съела мало, потому не сильное отравление. Ты бы у Никиты спросила, может, и с ним такое. Аль, я засыпаю, все, падаю. Будет совсем худо, звони долго. Я приеду.

Это была неплохая мысль – узнать у Никиты, все ли с ним в порядке. Это повод.

Алине было уже понятно: она не просто не может оставаться одна в эту ночь. Ей нужна его близость, тепло, просто, чтобы уснуть рядом. Посмотрела на часы.

Господи, сколько времени уже прошло. Два часа ночи. Она набрала номер Никиты: вне доступа. Он часто отключает телефон на ночь.

Алина почистила зубы, умылась, даже немного заново подкрасилась. Натянула джинсы, свитер и сняла с ключницы ключ от квартиры Никиты. Они, кажется, никогда не пользовались ключами от квартир друг друга, но обменялись ими по соглашению на случай непредвиденных обстоятельств. Вот как раз оно.

В машине Алина сразу отмела мысль о том, чтобы сначала позвонить в дверь. Нет, она не станет будить его и пугать ненормальным ночным звонком. Она очень тихо откроет, разденется, на цыпочках дойдет до его кровати и просто ляжет рядом. Даже не дотронется. А когда он проснется…

Да, есть у Алины надежда, что он удивится, но обрадуется. Что он сам может не знать, как ему это будет приятно. И окажется, что она преодолела болото и мрак своей апатии. Что это был знак: она тонула, чтобы на дне выловить золотое зерно истины. Возможно, так и происходят самые незаметные и самые великие перемены судьбы.

Алина поднялась на третий этаж. Там одна квартира – Никиты. Ключ повернулся мягко, тяжелая дверь сразу открылась: у Никиты нет внутренних запоров.

В холле было темно. Где-то в глубине квартиры горели боковые светильники, которые он оставляет на ночь. Алина прошла до вешалки, зажгла маленькое бра рядом, положила на тумбочку сумку и сняла туфли. В это время открылась дверь ванной, и в ярком свете оттуда на белые плиты коридора ступила босыми ногами обнаженная женщина. Именно такая, какой ни Алина, ни Стелла, не являются. Упругая грудь, тонкая талия, нежные бедра… И лицо в облаке спутанных светлых волос: большие перепуганные глаза, открытые от ужаса полные губы. Страшное в своем соблазне лицо. Они смотрели друг на друга, наверное, пару секунд.

А затем Алина на автомате вдруг схватила телефон и нажала съемку. Фото, видео. Зачем? Ни за чем. У нее был только телефон. Хорошо, что у нее не было пистолета, а то бы нажала на курок.

Так она и вылетела из дома: в одной руке сумка и телефон, в другой – туфли. Как-то оказалась в своей квартире. За окном уже серело утро.

Алина бросилась к ноутбуку, загрузила снимок и отправила рассылкой всем своим контактам электронной почты.

Позвонила Ирке:

– Проснись, посмотри почту. Это любовница моего мужа. Я только что оттуда.

– Сейчас… Аля! Что ты натворила! Ты же послала всем. Я смотрю и в шоке: в списке адресатов он сам, твоя мать, его дочь, все наши… Аля, там директриса! Ты с ума сошла?

Это последнее, что Алина запомнила до глубокого провала, из которого ее вытащил собственный крик.

Сначала ей на лицо и грудь опустилось большое, мокрое и очень холодное полотенце, потом она, отбиваясь и выбираясь из-под него, услышала собственный крик – вой, как будто со стороны:

– Я прошу… Я прошу… Пожалуйста, я умоляю…

– Алина, – добрался наконец до ее слуха громкий голос матери. – Алина, прекрати орать. Если ты сейчас не придешь в себя и не объяснишь нам хоть что-нибудь, – я срочно вызываю перевозку из неотложной психиатрической помощи. Да, Никита, я сделаю это. Мы несколько часов ведем себя так же нелепо, как она.

Алина разлепила опухшие веки, свет скальпелем вонзился в ее воспаленные глаза, резкая боль вернула сознание, а с ним страх.

Рядом с ее кроватью стояли мать и Никита. За ними у стенки – Ира, она смотрит с ужасом, прижав ладонь ко рту.

– Мама, не делай этого, – прохрипела Алина. – Ты же знаешь, мне не нужна такая помощь. Ты лучше других это знаешь.

– А что тебе нужно? Ты без конца кричишь: «прошу, умоляю». О чем, Алина?

– Не знаю. Наверное, чтобы мне помог папа.

– В чем именно тебе нужна помощь?

– Унять боль. Ты такое не поймешь, мама.

– Тебе явно лучше, раз ты сразу…

– Вера Васильевна, – решительно прервал ее Никита. – Этот допрос и выяснения сейчас неуместны. Пожалуйста, прекратите. Вам с Ирой лучше пойти сейчас на кухню и приготовить Алине чай, что-то из еды. Возможно, она хочет что-то мне сказать.

Когда они остались одни, Никита сел на краешек кровати, осторожно коснулся руки Алины и произнес тихо, медленно, как будто на самом деле говорил с буйным сумасшедшим или с переставшим соображать от потрясения ребенком:

– Я так сказал, чтобы они вышли. Тебе сейчас ничего не нужно мне говорить. Давай я попробую что-то предложить сам. Ты готова послушать? Просто кивни. Хорошо. Я очень виноват перед тобой. И речь не об этой ночи. Я выбрал тебя в жены сознательно, как разумного, интеллигентного человека. Но мой опыт первого брака был кошмарным: мне пришлось защищать детей от выходок непредсказуемой, алчной матери, которая после развода постоянно возникала с чудовищными претензиями, всякий раз с новым мужем. Ты согласилась подписать мой вариант брачного договора, основанного исключительно на недоверии, и тем сняла главные сомнения: ты вышла за меня не по корысти. И вот теперь послушай меня внимательно. Мы поступим так: я вызову нотариуса, аннулируем этот договор, все мои завещания. Дальше я сделаю, как ты скажешь. Если хочешь, перепишу на тебя квартиру прямо сегодня. Деньги тоже. Дети поймут. Не поймут, их проблемы. Они выросли, пришли к своим возможностям. Ты согласна?

Алина села, посмотрела на измученное и по-прежнему красивое лицо Никиты с горестным недоумением.

Что же с ней на самом деле случилось: она слышит то, чего он еще не сказал. Она именно об этом кричала «прошу-умоляю»: только не говори это.

Мама с Ирой давно вернулись в комнату, Ира поставила на стол поднос с едой. Они обе стоят, открыв от изумления рты. Думают, конечно, о том, какая Алина умная и хитрая, как легко она всего добилась.

Алина постаралась глубоко вдохнуть, чтобы воздух достал до сердца.

– Говори, – сурово сказала она. – Я готова.

– Хорошо. Я пытался с помощью всех этих пунктов, обязательств, сумм и метров не только упорядочить все дела и отношения, но исключить возможность любого проявления наших сильных, необузданных чувств. Наших с тобой. Я ничего не хотел знать о твоем протесте и ярости, о которых догадывался. Ты никогда не должна была узнать о моей единственной и окончательной страсти, которой у меня просто не могло быть. Но это случилось. У меня сейчас рвется сердце от сострадания к тебе, но я не хочу ничего и никого, кроме одной женщины. Ты увидела ее этой ночью. К счастью для нас обоих, потому что ложь все равно убила бы нас.