Читать книгу "США. PRO ET CONTRA. Глазами русских американцев - Владимир Соловьев"

Документальный телесериал в эпическом стиле «Гражданская война» потеснил в популярности крутые телебоевики. Знаменитые и не очень битвы и эпизоды той войны разыгрываются ежегодно при полной аутентичности бытового, военного и идейного реквизита во всех уголках Америки — даже там, куда эта война не достала. На Аляске, к примеру, которая тогда была русской. Или на Гавайях, присоединенных к Америке только в самом конце XIX века.

А памятных мест, по которым так или иначе та война прошлась, в Америке так несообразно, так несчетно много, что на первый взгляд принимаешь за одержимость историей. Но начинаешь вглядываться… Тем более что на каждом шагу, особенно в исторических штатах, все эти достопамятные дома с табличками; целые — в мемориальном трепете — улицы, кварталы, города, места сражений, привалов, лагерей, ухоженные кладбища, леса, парки, маршруты славы и бесславия… И понимаешь, что это — не мертвая кунсткамера, а самая что ни на есть живая атрибутика сегодняшнего дня. Всякий раз заново переживаемая, а по сути еще не свершившаяся окончательно и бесповоротно — историческая реальность. Этот документальный мемориал живет в современности, как в новехоньком доме семейные реликвии и старые фотографии.

Еще не поздно: как спасти Линкольна?

Вот этим внутрисемейственным, домашним ощущением американцами своей недолгой истории и можно объяснить тот эмоциональный раздрызг, каким встречают они тысячный раз попавшийся им на глаза факт или эпизод прошлого, особенно — из Гражданской войны. На моей памяти, например, уже четвертый раз гибнет и все не может окончательно опочить в истории Авраам Линкольн. Его убийство на шестой день после окончания войны — общенациональная слезная трагедия, и звук пистолетного выстрела, оборвавшего его жизнь, отдается до сих пор шоком и ужасом. Вот наглядный пример этой исторической чувствительности американцев.

В очередную годовщину открытия в Вашингтоне театра Форда, где Авраам Линкольн был застрелен актером Уилксом Бутом, выступал перед аудиторией Кен Бернс, продюсер и до сих пор модного, на уровне национальной сенсации, телесериала «Гражданская война». Срывающимся от волнения голосом Бернс рассказал, как во время съемок фильма он все не мог найти в себе мужества подойти к эпизоду убийства Линкольна. К самому месту, сказал Бернс, вся съемочная группа испытывала неодолимое отвращение. «Как Геттисберг, как Голгофа, это место — юдоль слез, — говорит режиссер уже близкой к рыданиям публике и далее делает поразительное признание: приближаясь к роковому кадру с выстрелом Бута, мы пытались всячески оттянуть его, у всех было ощущение, что Линкольн еще живет, он точно жив, вот он сидит в своей ложе и смотрит эту нелепую викторианскую пьеску, и будто у нас есть такая возможность — оттянуть его смерть. Когда вместе со звукооператором мы отрабатывали звуковой монтаж для всех кадров в театре, то как безумные прогоняли раз за разом эту звукозапись, не в силах вставить проклятый выстрел: вот зыбкие голоса актеров, вот музыкальный фон неслаженного оркестрика, вот кашель и смех в зрительном зале, а вот подошло нам время снова убить Линкольна, и мы не могли, иначе стали бы такими же убийцами, как Бут. Какой-то заколдованный круг: всякий раз, как выстрел должен был грохнуть в студии звукозаписи, я смотрел на оператора, который задыхался от слёз и кричал: „Стоп!“ — и запись прекращалась как раз за секунду до выстрела. Что было делать? — просидели до ночи, вся техгруппа, крутя одну и ту же пленку, спасая его от смерти, от боли, от мучений, даруя ему жизнь, храня его целым и невредимым. Наконец, я собрался с духом, кивнул оператору, и мы таки убили Линкольна, закончили фильм и разошлись по домам — как раз к Рождеству».

Так закончил Кен Бернс среди вздохов, всхлипов и слез в зрительном зале, где полтора столетия назад был застрелен президент Линкольн.

Кажется, я начинаю понимать это интимно-эмоциональное, всегда в настоящем времени, переживание американцами своей, не выбродившей еще в прошлое, истории, которая, как заметил поэт, «все еще не в памяти, а в самой крови и в сердце нации». Ведь это только — сошлюсь на Сэмюэла Джонсона — «истории падений царств и революции в империях читаются с полнейшим хладнокровием». История Соединенных Штатов, где не было ни царя, ни императора, ни одного узурпатора власти и, соответственно, ни одного государственного переворота, есть история непрерывно действующей демократии, безостановочного «правления народа, народом и на благо народа», как определил Авраам Линкольн в своей знаменитой речи при закладке национального кладбища жертвам войны в Геттисберге.

Следовательно, история эта рукотворна, сделана и делается народом, а не Божественным промыслом, к которому привыкли взывать авторитарные режимы. В ней нет бесповоротности и окончательных приговоров судьбы, нет событий, накрепко прибитых к своим датам, все слишком близко и горячо, и есть ощущение, что история эта недовершена, что, как в семейных драмах, еще можно что-то поправить.

Последняя на моей памяти всенародная попытка спасти Линкольна от пули Бута случилась через месяц после аналогичных попыток телепродюсера Кена Бернса.

Известный нью-йоркский редактор и издатель Роберт Жиру, просматривая театральные архивы в «Клубе актеров», что расположен в бывшем доме брата убийцы Линкольна Эдвина Бута, тоже актера, сделал сенсационное открытие. Среди частных бумаг Эдвина Бута Жиру нашел рукопись в 21 страницу, принадлежащую Уилксу Буту и написанную за четыре года до убийства последним Линкольна. Из этой рукописи выступает человек фанатических убеждений, яростно симпатизирующий конфедератам, политический и клинический маньяк, полностью отождествляющий себя, например, с историческими героями, которых он играл в пьесах Шекспира.

Едва содержание рукописи Уилкса Бута стало известно историкам и публике, как в прессе, по телевидению и радио стали проигрывать варианты спасения Авраама Линкольна от его маниакального убийцы. В основе всех версий измененной судьбы Линкольна лежало убеждение: если бы чиновникам, ответственным за охрану президента, были известны политические страсти Бута, тому нелегко было бы проникнуть в вашингтонский театр 14 апреля 1865 года, а тем более — в президентскую ложу.

И тогда, и тогда… историческая отзывчивость некоторых авторов обострялась здесь до ясновидения, и снова отсрочивалась мученическая смерть Линкольна, и его судьба не была так невыносимо, так безысходно трагична для его соотечественников начала XXI века, что они не могут до сих пор с ней сладить и примириться, принять за исторический факт.

Доходит до курьезов — президенту Линкольну суждено еще много раз умирать и возрождаться, — и жить в настоящем времени и в будущем.

Зрелищная реанимация прошлого

Вот настанет 12 февраля — очередной день его рождения, — и американцы снова кинутся спасать от пули убийцы старину Эйба. Вспомнят, что ему бы стукнуло в этом году 208 лет. Кабы не злодейский выстрел в упор в затылок, от которого Авраам Линкольн скончался наутро 15 апреля 1865 года, и врач сказал его жене: «Все кончено. Президента больше нет». 16-й президент Америки был первым, убитым на президентском посту. Позднее их стало четверо.