Читать книгу "Кланы Америки. Опыт геополитической оперативной аналитики - Константин Черемных"

Немец Йозеф Ратцингер действительно имел основания не доверять кардиналам-итальянцам, доминировавшим в ватиканской курии — им в противовес курия и разбавлялась прелатами с других континентов. Он был избран Папой в результате четырехкратного голосования, и из полуофициальных ватиканских сообщений следовало, что ему на пятки наступали два итальянских кардинала — Карло Мария Мартини и Камилло Руини. Только спустя два года весьма авторитетный американский ватиканолог Джон Л. Аллен разгласил тайну: у Ратцингера был еще один, куда более популярный соперник — аргентинский иезуит Хорхе Бергольо, имевший репутацию бессребреника. Сам факт этого «латиноамериканского вызова» был заметен под ковер как самим Бенедиктом, так и итальянскими конкурентами.

В широких общественных кругах Ратцингеру ставилось в вину совсем «заметание под ковер» совсем других фактов, а именно распространившейся в высшем католическом духовенстве педофильского порока. При этом в европейской прессе наиболее упорно «засвечивались» сексуальные эксцессы двух кардиналов-немцев, хотя на самом деле вышеназванный порок получил наибольшее распространение в самом развращенном урбанистическом сообществе Лос-Анджелеса и Сан-Франциско. И если уж персонифицировать пресловутое «укрывательство», в лексиконе международного уголовного права, или «лакировку», в советской бытовой партийной лексике, то ответственность за это следовало возложить на то ответственное лицо, которое сменило Ратцингера на посту руководителя бывшей Святой Инквизиции. Этот человек, американский кардинал Уильям Левада, ранее был ни кем иным, как архиепископом Сан-Франциско.

Летом прошлого года, когда католический мир потрясла очередная разоблачительная книга Джанлуиджи Нуцци «Его Святейшество», сотканная из широко известных скандальных деталей и свежих утечек из ватиканских коридоров, внимание прессы было сосредоточено на процессе по делу камердинера Паоло Габриэле и обысках в личной квартире главы Банка Ватикана (ЮЯ) Этторе Готти Тедески. При этом уход с должности кардинала Уильяма Левады остался почти незамеченным — как и совпадение этого ухода с предъявлением Ватикану претензий от брюссельского мониторингового агентства Мопеууаі. Неудивительно: антиклерикальная пресса к тому времени занесла американского кардинала в разряд ультраконсерваторов, покрасив его в тот же «позорный» цвет, что и самого «ретрограда» Ратцингера. Реальная консервативная европейская оппозиция, в свою очередь, обвиняла в саботаже «консервативного возрождения» вышеназванного экс-вице губернатора Вигано и его племянника Польвано, руководившего информационным отделом администрации Ватикана.

В отечественных общественных и особенно околоцерковных кругах восприятие событий в Ватикане отягощено конгломератом предрассудков, связанных с Католической церковью вообще. Так, орден иезуитов по понятным историческим причинам ассоциируется у нас с ультраконсервативными взглядами. Между тем самый опасный из итальянских соперников Ратцингера, вышеназванный кардинал-иезуит Мартини, играл в РКЦ примерно ту же роль, которую в КПСС исполнял Александр Яковлев. И «покрыватель порока» Уильям Левада, вместе с экс-дипломатом Вигано (ранее работавшим в Ираке и Великобритании, а затем сосланный не доверявшим ему Иоанном Павлом II в Нигерию), не могли мечтать о лучшем партнере в «воспрепятствовании консервативному возрождению», чем иезуит Мартини.

«Нам надо спросить себя, прислушиваются ли люди к учению церкви по вопросам секса. Является ли церковь в этом вопросе авторитетом или некоей карикатурой для СМИ? Церковь отстала на двести лет. Почему она не встряхнется? Почему мы испытываем страх, а не смелую решимость? Почему наши помпезные храмы пустеют, а бюрократия цветет?» Эти «взыскательные» вопросы иезуита Мартини из последнего интервью с ним были опубликованы после его смерти осенью прошлого года, а его похороны, если выражаться современным кремлевским языком, были неадекватно политизированы.

Антиклерикальная печать провожает Ратцингера в тех же интонациях, в которых антикоммунистическая печать провожала Горбачева — смесью неискреннего почитания «за решимость» и откровенного презрения. Два соответствующих термина в New York Times, официальном рупоре Совета по международным отношениям, раскрывают всю гамму негативных смыслов: слово Rothweiler, обозначающее породу злой немецкой (!) собаки, закрепляет искусственно созданную ауру «ретрограда», а слово frailty резюмирует слабость Папы, выраженную в том числе его уходом (хотя через слово этой «решимости» — за слом традиции — воздается хвала).

Само слово frailty в применении к духовному лицу — квинтэссенция практики наклеивания ярлыков. В применение к девице этот приземленный термин означает «слабость на передок», в применении к старику — физическую немощь, дряхлость. Характерно, что ватиканский обозреватель NYT — женщина с итальянской фамилией. Джон Л. Аллен отмечал, что подавляющее большинство активных разоблачительниц ватиканских нравов в Америке — женщины средних лет. Эта деноминация поныне упрямствует в дискриминации по признаку пола? Вот ей и метафора.

Отречение Ратцингера совпало с двумя обстоятельствами — новым пиком калифорнийского педофильского скандала и вступлением в силу вердикта Банка Италии, запретившего итальянскому филиалу Deutsche Bank обслуживать посетителей музеев Ватикана. Если называть вещи своими именами, Банк Италии, в полном соответствии с политикой премьера Марио Монти и с рекомендациями мониторингового ведомства Moneyval, ввел в отношении государства-города Ватикан экономические санкции — то есть причислил его к категории «непослушных государств», rogue states, наподобие Ирана и Сирии. Сам же Deutsche Bank в прошлом году был объектом беспрецедентного «наезда» со стороны американских контрольных ведомств: интернационализированный банк, недавний символ экспансии германского капитала, был уличен в финансовых махинациях с квотами Киотского протокола. Что, кардинал Йозеф? Запутался в обязательствах перед Брюсселем, Берлином и Римом? Вот и получай.

Собиратель в кучку

Историографы распада СССР обращали внимание на ничем рационально не объяснимые, грубо неадекватные кадровые назначения Михаила Горбачева. Действительно, первичный импульс оживления, «интенсификации» как экономики, так и общественной мысли требовал усиления идеологического блока, а он был поручен персонажу с раздвоенным миросозерцанием, позже откровенно признавшемся в принадлежности к японской буддистской секте. В свою очередь, внешняя политика досталась в руки не дипломата, а партийного чиновника, имевшего опыт усмирения масс своим непревзойденным тогда авторитетом в своем грузинском отечестве.

Ватиканологи, несомненно, не забудут Папе Бенедикту XVI аналогичную «путаницу» в выборе кадров, на которые была возложена соответственно идеологическая и внешнеполитическая функции. Уильям Левада был откровенно слабым проповедником и в то же время имел славу изощренного дипломата, особенно в отношениях со светскими властями. Так, в родной Калифорнии он нашел способ обойти спор об экономических правах однополых семейств при обсуждении билля о праве на социальную помощь членам семей. «Пусть это будет любой из живущих совместно с гражданином — тетка, знакомый, друг», — предложил Левада на затянувшемся заседании муниципального совета Сан-Франциско, снискав овацию за свое дипломатическое изобретательство.