Читать книгу "Потерянная Япония. Как исчезает культура великой империи - Александр Керр"

Дэвид научил меня тому, что я бы никогда не услышал от историков и преподавателей: красота прежде всего. «Оно должно быть древним, оно должно быть ценным, – сказал он, – но сначала спроси себя: “Это красиво?”».

«Как я могу знать, действительно красиво ли то, что я купил, или я просто пошел на поводу у эмоций?» – спросил я.

Он ответил: «Есть два пути: первый – иметь красивый дом. Второй – окружить новый предмет красивыми предметами. Если он им не подходит, то они его отвергнут».

С тех пор всякий раз, когда я покупал старинный предмет, я сначала ставил его в гостиной Дэвида, чтобы понять, как он смотрится. В большинстве случаев на мои приобретения было больно смотреть, но однажды я купил старый китайский столик в Киото, привез к Дэвиду, поставил его в одну из ниш токонома, и никому не сказал об этом. Весь вечер Дэвид его не замечал, и я понял, что столик был хорошим приобретением.

Несмотря на то что я был поражен коллекцией Дэвида, я был не в том положении, чтобы начать коллекционировать нефритовые изделия и китайский фарфор. Вместо этого я продолжил собирать старые книги и каллиграфию. К 1977 году я переехал в Камэока, поэтому у меня было достаточно времени исследовать магазины антиквариата в Киото. Однажды владелец старой букинистической лавки показал мне набор из десяти сикиси (квадратные таблички) и тандзаку (прямоугольные таблички) – небольшие куски бумаги с каллиграфией в древнем и изящном стиле. Они были аккуратно украшены золотом, серебром и слюдой поверх красной и синей бумаги. Он мне их предлагал купить за пять тысяч йен за каждую, примерно двадцать долларов на тот момент. Я их перевернул и был ошеломлен увидеть на обратной стороне подписи принца Коноэ, регента Нидзё, министра левой стороны Карасумару и т. д. Это были подлинные каллиграфические письмена аристократии XVII века! Я не мог поверить, что их можно было приобрести так дешево, но в то время в Японии не было интереса к таким вещам. Таким образом, я начал коллекционировать сикиси и тандзаку. Когда в моей коллекции было несколько десятков образцов и общее направление мне стало понятным, во мне проснулось любопытство. Линии элегантной каллиграфии, не превышающие по толщине человеческий волос, были несравнимы ни с чем, что я когда-либо видел в Японии. Я начал исследовать историю этих принцев и министров, и, таким образом, познакомился с миром кугэ – придворной аристократии.

Кугэ происходили из рода Фудзивары, который управлял всей придворной жизнью в эпоху Хэйан. Они контролировали почти все важнейшие посты во дворце, сведя роль императора до марионетки. Именно аристократия из рода Фудзивары и смежных родов построила такие павильоны как храм Бёдоин около Нара, а также написала стихи и романы, которыми знаменита эпоха Хэйан. За несколько сотен лет правления род Фудзивара стал таким большим, что было необходимо выделить несколько его ответвлений. В связи с этим люди стали называть разные ответвления рода на основе их адресов в Киото: к примеру, семья Нидзё, семья Карасумару, семья Имадэгава и т. д. Со временем таких семей стало больше сотни, и их стали собирательно называть кугэ. Они обладали полуимператорским статусом, и их строго отделяли от букэ – самурайских семей.

Когда во второй половине XIX века самурайский класс сверг аристократическую власть, кугэ потеряли все свои земли и доходы. У них не было выбора, кроме как искать работу, но спустя четыреста лет написания поэзии под луной, единственной работой, которая была им под силу, была работа в области искусства. В связи с этим, они стали преподавателями поэзии, каллиграфии, придворных танцев и традиций. Со временем кугэ разработали систему наследственных «франшиз», в которых каждая семья обладала каким-то секретом, который передавался из поколения в поколение главе дома. Люди, не принадлежащие семье, могли получить доступ к секрету только за определенную плату.

У них не было выбора, кроме как искать работу, но спустя четыреста лет написания поэзии под луной, единственной работой, которая была им под силу, была работа в области искусства.

Естественно, следующим шагом было распространение этих секретов. Кугэ организовали свои секреты в иерархии, в которых самые маленькие секреты предназначались для новичков, а более глубокие – для продвинутых учеников, на основе пропорционально возрастающей оплаты. Это стало прототипом для так называемых «школ» чайной церемонии, икэбана и боевых искусств, которые процветают в настоящее время. Как правило, эти школы имеют наследственного Гранд мастера, систему дорогих званий и грамот, предоставленных ученикам, и степени (такие как различные цветные пояса в каратэ и дзюдо).

С приходом мира и процветания во время эпохи Эдо, в начале XVII века в Киото произошел ренессанс культуры кугэ. Каждая семья обучала своей специальности: Рэйдзэй сконцентрировались на поэзии, Дзимёин – на каллиграфии в традициях императорского двора, семья Васио преподавала музыку синто и т. д. Единственное искусство, которое их объединяло, – изящная каллиграфия, которую они писали на сикиси и тандзаку на чайных церемониях и фестивалях поэзии.

Кугэ проживали в тесных помещениях в подобии деревни, окружавшей императорский дворец. У них никогда не было денег. Есть история о том, что вплоть до Второй мировой войны они посещали своих соседей перед Новым годом, когда необходимо было расплатиться с долгами. «Просим прощения, – говорили они в вежливой форме, – но у нашей семьи недостаточно средств, чтобы расплатиться с долгами к концу года, поэтому нам придется поджечь дом и бежать в ночи. Надеемся, это не причинит вам неудобств». Это была скрытая угроза, так как поджигание одного дома в тесном центре Киото могло выжечь целый квартал. Соседи были вынуждены собирать средства и приносить их кугэ в последний день года.

Все, что было у обедневших кугэ, – это их воспоминания о изысканности эры Хэйан, поэтому они приноровились элегантно жить в нищете. Примеры тому прослеживаются в каждом направлении искусства кугэ, и это оказало неизмеримое влияние на город Киото. Например, в строениях чайных домов, в структуре знаменитого Дворца Кацура Рикю, в принадлежностях для чайной церемонии, и даже в изысканных предметах, которые сегодня можно увидеть в витринах магазинов, заметно влияние кугэ.

Люди, которые приезжают в Киото, часто слышат про дзэн и чайную церемонию. Однако Киото – это не только дзэн и чай; он также является центром культуры, которая появилась благодаря утонченной чувственности кугэ. Когда столицу перенесли в Токио в 1868 году, многие представители кугэ переехали на север вслед за Императором. Деревня кугэ вокруг дворца была разрушена до основания, вследствие чего остались широкие открытые пространства, которые можно увидеть сегодня у дворца. В результате этого от истории кугэ не осталось почти ничего материального, а их культура не стала туристической достопримечательностью; о их мире написано так мало, что большинство людей даже не предполагают, что он вообще существовал. Тем не менее их романтически утонченная чувственность проявляется в поэзии вака, ароматических церемониях, танцах гейш и обрядах синто. Однако, если бы в тот момент, поддавшись эмоциям, я не потратил бы пять тысяч йен на сикиси, я бы никогда этого не узнал.