Читать книгу "Все о мире Ехо и немного больше. Чашка Фрая - Александр Шуйский"

М.Ф.: О Лейне я знаю больше, чем, скажем, Гриновский Пик-Мик об Арвентуре. Но, будем честны, ненамного.

Это же процесс, не особо поддающийся описанию – как мы узнаем о разных вещах. Вдруг откуда-то появляется фраза: «Все золото дорог Лейна», – и ты думаешь, что это красивая фраза, надо бы ее записать. А записав, понимаешь, что знаешь уже какие-то подробности. Например, что там зеркальное небо – не то чтобы оно сделано из зеркала, просто такой оптический эффект, скорее всего, непостоянный, как, скажем, облачность.

Небольшое отступление: мне кажется, единственное, что действительно необходимо для сбора подобной информации – это дисциплина сознания. Чтобы, с одной стороны, слышать, что тебе говорят (что, вероятно, ты сам себе говоришь из какого-то невозможного далека), и заставлять себя (это огромное усилие) переводить на человеческий язык хоть какую-то часть полученной информации, чем больше, тем лучше. А с другой, сохранять невозмутимость, не выскакивать с этой информацией на площадь. И вообще не мельтешить. А придумать способ с ней работать; художественная литература и вообще искусство во всех проявлениях в этом смысле совершенно незаменимая штука. Я иногда жалею, что жизнь моя сложилась так, что мне не удалось реализовать свои способности к математике и пойти в ученые. Так вот, на самом деле, зря жалею. Не будь у меня такого прекрасного инструмента конвертации собственных видений в беллетристику, черт его знает, удалось ли бы мне вот так спокойно ходить по городу среди бела дня, не размахивая рукавами смирительной рубашки. Потому что моя дисциплина сознания велика, но совсем не безгранична.

Как добраться до Лейна – хороший вопрос. Как всегда, когда речь заходит об иной реальности, правильный ответ состоит из нескольких: «совершенно невозможно», «у каждого свой путь», «некоторым вообще не надо в Лейн, им надо в какое-нибудь другое место», «если все время смотреть в темноту внутреннего пространства примерно под правой скулой, можно кое-что разглядеть», – и так далее. Бесконечное «так далее». Чем больше составных частей и чем больше они противоречат друг другу, тем точнее ответ.

Но, в общем, в «Большой телеге» есть пара рассказов о людях, попавших в Лейн. Об одном из них (приехавшем на Корсику) известно, что он просто вернулся домой. Я так понимаю, это был один из заблудившихся ловцов книг, попавший в классическую ловушку: он «вспомнил» свою жизнь в той реальности, куда пришел на охоту, ну и влип. О другом известно, что он этот Лейн увидел в Северном море, сел в лодку и рванул. В написанной несколькими годами позже книге «Ветры, ангелы и люди» есть рассказ о ребятах, которые вообще нашли консульство Лейна в Риге (впрочем, после того, как почти забрели туда, гуляя по берегу Черного моря).

Вот еще одна подробность, которую я знаю точно: Лейн – город приморский.

И еще одна: от Шамхума туда день езды в автомобиле. Ну, то есть сперва надо спуститься с горы в долину на канатной дороге, потом взять автомобиль в пункте проката, который там уже какое-то время работает. Очень полезный бизнес, из Шамхума, если бы даже там были автомобили, так просто не съедешь, нет у них там нормальных дорог. А путешествовать-то всем хочется, в том числе и таким вот образом.

Так вот, спустившись в долину утром и взяв автомобиль (нечто на него очень похожее), вы к вечеру будете в Лейне. По дороге, примерно на середине пути, будет такой прекрасный озерный край, где не грех задержаться, но если не задерживаться, к вечеру приедете в Лейн. Это, получается, километров семьсот-восемьсот по моим прикидкам.

В ту пору, когда писалась «Большая телега», мне, разумеется, приходилось искать в интернете некоторые города, на которые легли звезды, потому что их названия были мне незнакомы. И надо было понять, как туда добираться. И конечно, мне хватило любопытства поискать Лейн. Ну мало ли что, на всякий случай. Так вот, тогда никакого Лейна на этой планете не было.

Я хочу вернуться к тому, с чего начал. К способу переписать мир.

Самое главное в «Большой телеге» не просто написано между строк. Оно вообще не написано. Оно сыграно, как игра. Та самая игра с мирозданием, от которой оно не может отказаться даже под конец света, как будущий Святой Людовик не может отказаться от игры в мяч, даже если это последний день мира – потому что «чем игра в мяч хуже любого другого дела во время конца света». А литература – это несомненная игра в мяч с мирозданием.

Со вчерашнего, ну, в крайнем случае, с позавчерашнего дня, город Лейн на карте существует. Я говорю «со вчерашнего», потому что именно вчера я тоже на всякий случай пошел в Google и посмотрел.

Город Лейн находится во Франции, в Бургундии. Он очень небольшой и пока что довольно далеко от моря. Но знаете, лиха беда начало. Перенесем. Счет в этой игре все равно всегда в нашу пользу.

Чашка двенадцатая

«Тубурская игра»

Об усилии и фатализме

Тубурская игра.

Оказалось, что о ней не так-то просто писать.

Потому что уж либо писать все, либо ничего, а если писать все, то исключительно в повелительном наклонении, причем только тем образом, каким глагол работает в хохенгроне, то есть без существительного, действие обтекает предмет, как свет, таким образом проявляя его в мир – через обтекание действием и признаками, а не через суть предмета.

И вот берем мы глаголы как обозначение пространства вокруг предметов и ставим их в повелительное наклонение.

Как будто беги не останавливайся переливайся говори не принадлежи пребывай везде сужайся до отрицательного беги сильнее беги.

Собственно, это будет наиболее полное описание того существительного, которым можно обозначить «Тубурскую игру».

Надо сказать, что для меня настоящее, существенное чудо – вот как выворачивание Мира наизнанку – всегда было связано с длительным напряжением и работой. Потому что молнии эти с пальцев, всяческое «Акцио!» или даже «Авада Кедавра!» – это не чудеса. То есть не существенные чудеса. И между ними и существенным чудом разница примерно такая же, как между пришитой к рубашке пуговицей и платьем от Шанель. Совершенно разный объем вложения себя, труда и времени.

И ничего удивительного в том, что на эту работу – по выворачиванию Мира – призывается Нумминорих.

Я только отчасти могу себе представить, какой это для него ежедневный тяжелый труд – его нюх. Особенно если учитывать, что эмоциями его небо не обидело, палитра его переживаний – очень глубока и обширна.

По сути, он делает усилие размером со всю историю. Понятное дело, ставит совсем другую цель в начале, трижды тридцать раз меняет условия происходящего, перебирает сны и страны – но все, что он делает, вытекает одно из другого так же плавно, как глаголы в хохенгроне. Только для Нумминориха они все в повелительном наклонении – его сон не позади него, а впереди, и еще неизвестно, кто кого преследует.

Ниже автор отвечает на вопрос о том, как сочетаются судьба и свобода воли – я тоже хочу об этом кое-что сказать. Если исходить из того, что свобода воли – это усилие, причем направленное к существенному чуду, то судьба при этом будет тем самым неназываемым, но подразумеваемым существительным, который обтекается этим глаголом, обозначается им и делается благодаря ему видимым.