Читать книгу "Метро 2035. Бег по краю - Ольга Швецова"

Москвин виновен в ряде тягчайших преступлений, в нарушении межстанционных законов. В незаконном захвате торговых дрезин и другой собственности наших граждан. В своих усиливавшихся нападках Москвин, в конце концов, зашел так далеко, что приказал своим людям уничтожать всех граждан Рейха, на любых станциях, что противоречит всем законодательствам, принятым в метро.

В то время как в Рейхе под руководством национал-социалистов произошло беспрецедентное возрождение экономики, культуры и искусства, генсек Москвин не добился ни малейшего улучшения жизни на своих станциях. Это неудивительно, если иметь в виду, что люди, которых он призвал себе на помощь, или, скорее, люди, которые поставили его руководителем, принадлежат к недочеловекам, заинтересованным в разложении общества и беспорядках. Все проблемы нашей нации во все времена были от цветных!

Голос Марка звонко звучал на станции, отражаясь от мраморных сводов, завораживая, окутывая собой публику. Снова понизив интонацию, фюрер после паузы, которую он специально выдержал для того, чтобы слушатели прониклись волнующей его проблемой, продолжил:

– Так вот, господа, судьба преподнесла реальный шанс покончить с этим неуважительным отношением к нам – к лучшим представителям выжившего человечества. Это коммунистическое отребье, – продолжал он, – будет вынуждено в ближайшие время сосредоточить все свои силы на чегеваровцах, – он кивнул в сторону Штольца, отдавая должное разработкам аналитического отдела. – И после тяжелых потерь в боях не захочет идти на какой бы то ни было риск в нашем направлении, а думая, что и мы измотаны и обескровлены, с нашей стороны они тоже не ожидают активных действий.

Он развернулся к брату, мрачной темной стеной стоявшему за его спиной, и требовательно протянул к нему руку. Тот без промедления подал ему папку. Раскрыв ее, фюрер вынул пожелтевшие листы бумаги. Штольц переглянулся с шефом. Вот он козырь – вишенка на торте. То, ради чего была такая долгая риторическая преамбула, обильно приправленная националистическими бреднями в этом театре одного актера.

– В данных архивных документах наш шанс воспользоваться благоприятно сложившейся ситуацией и захватить сердце Красной линии – станцию Лубянка, тем самым мы освободим от гнета коммунистов станцию Кузнецкий Мост, поправим свое экономическое положение и одним ударом разрежем эту «красную змею» пополам, – произнеся последние слова, практически сорвавшись на фальцет, Марк насладился заслуженным дружным троекратным «хайль» от собравшихся подчиненных. Взяв протянутый секретаршей стакан с водой, он сделал большой глоток, чтобы смочить высохшее горло, и уже тихим голосом продолжил:

– Прошу службу безопасности во главе с господином Шварцем совместно с разведкой ознакомиться с данным документом и подготовить подробный план предстоящей операции, – вскинув руку в приветствии, фюрер развернулся и быстрым шагом скрылся в своих апартаментах, оставляя избранных высших чинов Рейха оживленно обсуждать услышанное.

Тарас Михайлович Банный шел на свою станцию в раздумьях. Во-первых, все эти документы и воззвания фюрера предвещали новый всплеск боевых действий. А во-вторых, эти новости были двусмысленные.

Раньше Тарас Михайлович довольствовался солидным процентом, который ему «заносили» начальники блокпостов. В конце концов, он благодетель, он за «небольшую» мзду позволял своим офицерам жить хорошо. Да вот еще небольшой барыш давала контрабанда из Ганзы, налаженная им. Это был, как он считал, незначительный, но стабильный приработок, позволявший Банному жить безбедно, не привлекая к себе внимание сильных мира сего, плюс он имел поддержку определенного количества верных ему людей. И даже тот факт, что Штольц знает о его маленьких грешках, не омрачал ему жизнь. «Да, знает, но он же не требует от него выплат… пока не требует. А если гауляйтер будет аккуратней и чуть поумнее, то и не потребует».

Он остановился на замершем уже двадцать лет назад эскалаторе, отдуваясь и вытирая платочком вспотевшее лицо. «В конце концов, ему же не воевать, а этот проклятый штандартенфюрер обязательно полезет в пекло за новым железным крестом. А на войне стреляют, и кто там разберет, откуда прилетела пуля». Банный ухмыльнулся. «Все-таки война – это хорошо. Одни плюсы. Новые возможности в новом месте, новые деньги и опять же новые возможности, только теперь решить старые дела в свою пользу». Тарас Михайлович пришел на станцию Чеховская уже приободренный. Он определился. Просто так улучшить Штольцу репутацию он не даст – приложит все возможные усилия, чтобы этот путь для штандартенфюрера был тернист. Война Банному выгодна, и этим он будет пользоваться без стеснения. Он не может пренебречь такой возможностью восстановить свой статус, прежде всего в своих глазах и, во-вторых, в глазах своих подчиненных. Штандартенфюрер Георгий Иванович Штольц объявил войну, и гауляйтер Тарас Михайлович Банный принимает этот вызов.

Комендант давно не был в этом месте – собачий питомник. «Да что, там…» – покопавшись в памяти, Тарас Михайлович так и не вспомнил ни одного случая, чтобы он посещал это заведение. Собак не любил с детства – были у него скорбные случаи общения с этими четвероногими, что оставили в памяти, да и на мягком месте, яркие шрамы. Но делать было нечего, Макса Вайзера с уверенностью можно было найти только тут. А гауляйтер понимал, что без помощи этого авантюриста с садистскими наклонностями Штольца ему не зацепить. Ситуация требовала найти союзников, и штандартенфюрер Вайзер как никто другой подходил на эту роль.

Запах! Банный с брезгливостью сморщил нос. Воняло псиной, собачей мочой и подгнившим мясом. Вонь и оглушающий лай нескольких собак ввели гауляйтера Чеховской в ступор. В тупике, недалеко от маленького свиного загона, стояло несколько просторных клеток, в которых, оглашая своды громким лаем, его встретили местные обитатели. В основном, насколько разбирался Банный, это были немецкие овчарки. Они с остервенением кидались на проходящего мимо них толстого мужчину, просовывая морды межу прутьями, пытаясь достать его зубами. Тарас Михайлович, опасливо обходил этих зверюг, брезгливо отряхивая с мундира попавшую на него слюну. Путь его лежал в комнатку кинологов, находящуюся в самом конце прохода. Сквозь щели грубо сколоченных досок пробивался свет. Это обещало гауляйтеру, что страдания его не напрасны и там он найдет Вайзера.

Гремя цепью, от стены отделилась огромная тень. Поблескивая красными глазами, дорогу ему перегородил черный как смоль ротвейлер. Глухо зарычав, он ясно давал понять, что в лачугу кинологов Банный пройдет, только пожертвовав частью своего тела. Тарас Михайлович оторопело остановился. Понимая, что бежать уже поздно – цепь давала псине довольно большой запас пробега, а неповоротливый Банный вряд ли успеет сделать и пару шагов – пробежка в несколько метров до двери кинологов представлялась ему скорее актом самоубийства, чем шансом на спасение.

– Банный, какого беса вас сюда принесло?.. Бобик, а ну на место!!! – Собака, услышав голос хозяина, потрусила в будку, и из темноты только и слышно было ее недовольное ворчание да видно поблескивание злобных красных глаз. – Проходите, Тарас Михайлович. Он вас не тронет. Добряк. Стареет.

Вспотевший от страха Банный, пожалуй, не согласился бы с Вайзером, что названный Бобик – добряк. Косясь на будку, он торопливо просеменил мимо штандартенфюрера и заскочил в комнату.