Читать книгу "Города вам на пользу. Гений мегаполиса - Лео Холлис"

Мечта Говарда воплотилась в жизнь в Лечуэрте (графство Хартфордшир), в 55 километрах к северу от Лондона, а затем и во многих других уголках планеты. Работа в Лечуэрте началась в 1903 году с покупки участка площадью 16 квадратных километров возле городка Хитчен. Сначала была построена железнодорожная платформа, а затем вокзал. Город рос, пусть и не в точном соответствии с концентрическим планом Говарда, под руководством выдающихся мастеров пригородной архитектуры Барри Паркера и Рэймонда Анвина, прославившихся участием в Движении искусств и ремесел. Утверждается, что в процессе строительства было срублено только одно дерево.

Та же философия была опробована и в другой «лаборатории», поближе к Лондону — пригороде Хэмпстед-Гарден: проект спонсировала филантроп Энджела Бёрдетт-Куттс, желавшая создать гармоничное поселение, где жили бы представители всех классов общества. Со временем и в Германии появились Gardenstadt, во Франции — Cité-Jardin, а в Испании — Ciudad-Jardin; аналогичные поселения строились в Голландии, Финляндии, Индии и Палестине. Первым «городом-садом» Америки стал нью-йоркский Форест-Хиллс-Гарденс в Квинсе, соединенный с Манхэттеном только что электрифицированной железной дорогой Лонг-Айленда.

Мамфорд и Аберкромби осовременили геддесовскую теорию регионального планирования и мечты Говарда о «городе-саде». В конечном итоге величайшим достижением Мамфорда стала книга «Город в истории» — один из наиболее значительных трудов по истории городов, написанных в послевоенную эпоху. А поскольку план Аберкромби, разработанный в 1941 году, лег в основу реконструкции Лондона, оба они повлияли на жизнь миллионов людей по обе стороны Атлантики.

Если Геддес и Говард считали, что градостроительство поможет создать новое общество, то Ле Корбюзье пошел по другому пути: он сначала разработал градостроительную теорию, а затем начал искать общество, которому ее можно навязать. Раскин, Геддес и Говард боролись с кошмаром перенаселенного города, Ле Корбюзье, напротив, стремился увеличить плотность населения; они искали убежище вне городских стен, Ле Корбюзье предлагал до основания сносить центральные районы и отстраивать их заново; они хотели переместить город в деревню, Ле Корбюзье решил впустить парк в город. Кроме того, он намеревался полностью покончить с улицей. В результате Ле Корбюзье навис над архитектурой XX века как грозовая туча.

Шарль-Эдуар Жаннере родился в 1887 году в Швейцарии — псевдоним Ле Корбюзье он возьмет себе в 1920 году, после периода путешествий, преподавания и работы по небольшим заказам. В 1923 году он подытожил накопившиеся идеи, опыт и наблюдения в манифесте архитектурного модернизма «К архитектуре». Архитектура, объявил он, — это машина, работающая совершенно вразнобой с обществом:

Всякое живое существо, повинуясь первичному инстинкту, стремится обеспечить себе кров. Различные активные слои общества уже не располагают подобающим кровом. Его нет ни у рабочего, ни у интеллигента. Решение проблемы жилья — основа для восстановления нарушенного равновесия: архитектура или... революция6.

Итак, революция в сфере проектирования — единственное, что могло предотвратить надвигающуюся катастрофу. Воображение Ле Корбюзье уже рисовало город нового типа: упорядоченный мегаполис, состоящий из небоскребов, где планирование занимает центральное место, поскольку «где нет плана, там беспорядок, царит произвол»7. Таким образом, идея стала важнее места, теория заменила жизнь. Правильный план — гарантия мирной эволюции счастливого общества — впрочем, у самих его членов ничего и спрашивать не надо. Кроме того, эта революция требовала «несгибаемых» людей, способных довести проект до конца, не уступая общественному мнению: «Проектирование городов — слишком важное дело, чтобы доверить его горожанам»8.

В 1925 году Ле Корбюзье надеялся проверить свои идеи с помощью «Плана Вуазен» — главного экспоната павильона «Эспри нуво» на Всемирной выставке в Париже. Его мечта требовала сноса большинства исторических районов французской столицы к северу от Сены — от Маре до Вандомской площади. На их месте он предлагал проложить широкие проспекты в виде четкой сетки, а на пространствах между ними разбить парки и сады. В центре каждого из этих островков высилась гигантская башня — новая «машина для жилья». К счастью, «План Вуазен» был лишь попыткой эпатажа и не предназначался для реализации. Это, впрочем, не означает, что Ле Корбюзье шутил: позднее он развил свои идеи в концепции «Лучезарного города», опубликованной в 1933 году. Его город завтрашнего дня мыслился как решение проблемы улицы. Архитектор поэтизировал скорость и задавался вопросом: как реорганизовать хаотичную массу города, чтобы обеспечить максимально быстрое движение? Если Геддес считал неотъемлемыми элементами плана любого города взаимоотношения между прошлым, настоящим и пейзажем, то Ле Корбюзье стремился разрушить историю, «сжечь мосты и порвать с прошлым»9. Если Говард мечтал «поженить» город и природу, то для Ле Корбюзье город был врагом необузданной природы, машиной, защищающей людей от непредсказуемого и нечеловеческого, в том числе самой натуры человека.

К несчастью, идеи Ле Корбюзье не только нашли отклик, но и были восприняты как самые привлекательные перспективы. Архитектора прославляли как пророка, его приглашали строить и проектировать в разных странах. Его слова переводили на все языки планеты и в большинстве архитектурных вузов и управлений городского планирования их рассматривали как истину в последней инстанции. Ле Корбюзье стал одним из основателей Международного конгресса современной архитектуры, заседания которого проходили с 1928 по 1959 год с участием ведущих архитекторов того времени. Это была попытка объединить всех представителей этой профессии, выработать единое решение для проблем любого города. В частности, это решение было сформулировано в одном тексте — написанной Ле Корбюзье в 1933 году Афинской хартии, где перечисляются принципы «функционального города».

Более плодородной почвы для его идей было просто не сыскать: в межвоенный период Ле Корбюзье сменил свои политические убеждения с «правых» на «левые», но его философию брали на вооружение градостроители любых взглядов. В результате она отлично работала и в Советской России, и в фашистской Италии, и в вишистской Франции, и в независимой Индии, и в Британии, где в 1945 году под руководством лейбористского правительства Клемента Эттли началось послевоенное восстановление. Одним из неожиданных последствий войны стало появление в Америке многочисленной «диаспоры» европейских архитекторов. Там идеи конгресса нашли отличный рынок сбыта: застройщики-спекулянты быстро осознали преимущества регламентируемого города, где муниципалитеты способны сосредоточить в своих руках огромную власть за счет создания центральных органов планирования. По сути, Ле Корбюзье предлагал полное и окончательное решение городской проблемы; оно, однако, требовало столь же полного разрушения города. Это была горькая пилюля, и мы до сих пор не можем избавиться от ее послевкусия.

Парадокс ситуации можно уловить, обратившись к одному из ранних творений Ле Корбюзье — поселку «Современные дома Фруже» в пригороде Бордо. В 1926 году, через три года после публикации «К архитектуре», эксцентричный промышленник Анри Фруже заказал ему проект 150 домов для рабочих. Корбюзье усмотрел в этом возможность воплотить свою теорию о современном «доме-машине» в реальность и предложил целый ряд идей. В конечном итоге построено было только 50 домов, по четырем типовым проектам Ле Корбюзье. Во всех домах использовалось естественное освещение, имелись терраса на крыше, хорошая вентиляция, большие окна, а площадь фасада была небольшой; внутри все было стандартизовано и регламентировано. В этих проектах проявилось пристрастие архитектора к массовому домостроению: в своей книге он отмечал, что рабочих надо приучать к подобному единообразному стандарту, «здоровому (в том числе в моральном отношении) и прекрасному, как прекрасны рабочие инструменты, постоянно присутствующие в нашей жизни»10.