Читать книгу "Что тогда будет с нами?.. - Берта Ландау"

– Это у нас новенькая девочка, мам, – сказала Волькина соседка своей гостье.

– Тоже ДТП? – сочувственно спросила дама.

– Да, – ответила Волька.

– Неужели машина сбила? – живо продолжила расспрашивать посетительница.

Пришлось Вольке вкратце рассказать про поездку на ночном такси.

Мама Лены слушала с нескрываемым ужасом, многозначительно поглядывая на доченьку.

– Леночка, ты слышала? Никогда никаких такси! Только если вызовешь через оператора. И это только в том случае, если мы не сможем прислать за тобой машину. Пообещай мне сейчас же.

– Да я уже миллион раз обещала, мамуль, – миролюбиво заметила пухлощекая Лена. – Ну, клянусь, обещаю, даю слово!

– А у нас, – развернула тему беседы элегантная мама, – вообще непредсказуемый случай. Никак не уберечься, ну никак! Леночка стояла на остановке троллейбуса, и на тротуар въехал внедорожник! И ударил ее! И теперь у нас гематома. И пришлось вскрывать. Шов у нас теперь. А ведь Леночке замуж выходить. Что муж скажет?

Волька прилегла. В чем проблема вообще-то?

– А что такое гематома? – тупо спросила она.

– Это такой типа большой синяк. Только он весь набух, красный стал, а под ним жидкость скопилась, – пояснила Леночка.

– Девочки, вы же приличные девочки, – горячо заговорила опять мама Лены. – Я прошу, особенно тебя, Леночка, не употребляй это бессмысленное «типа». Это сразу снижает твой уровень в глазах достойных людей. Твоя речь – это твоя визитная карточка. Ты же теперь студентка МГИМО.

Волька сразу поняла, что милая Леночка вместе с мамой и всеми их родственниками, друзьями и знакомыми относятся к совершенно другой ветви богатых людей. Вот отца Альбы она считала богатым, но своим. Он рос в нормальной человеческой бедности и пробился к благосостоянию, но не забыл про человеческое. Леночкина же ветвь была исключительно золотой – от места прикрепления к стволу до последнего новорожденного листочка. Там богаты были все поколения – от чудом уцелевших в огне революции дворянских пращуров, сумевших затаиться и выдать себя за рабоче-крестьян, до прадедов – героев Гражданской, дипломатов конца тридцатых, полководцев конца сороковых и так далее. Леночкина мама обладала потрясающими манерами, любезностью и умением вести светскую беседу с кем бы то ни было.

– А ты когда замуж выходишь? – невпопад спросила Волька у Лены.

– Я не выхожу. Мне еще рано. С чего ты взяла? – пожала кругленькими плечиками Леночка.

– Ну, вы сказали, что шрам мужу не понравится, – пояснила Волька светской даме.

Та мило засмеялась:

– Это я о будущем. Нам пока рано. Нам пока семнадцать. Мы первокурсницы. Но думать нам пора, да, Леночка?

Леночка послушно кивнула.

– Леночке еще надо похудеть, оглядеться среди однокурсников, а потом, после третьего курса, уже можно и собраться.

– Ну, до свадьбы доживет, – умудренно заметила Волька. Ей так всегда дома говорили, когда она набивала себе какую-то шишку.

– До свадьбы заживет. А шрам останется! Мужья этого не любят, – с горечью вздохнула заботливая мама.

Она говорила без умолку: про важность замужества и про стратегии, связанные с этим делом.

Волька почувствовала на себе взгляд. Из дальнего угла на нее весело смотрела «просто Мария». Глаза их встретились, и Мария Леонидовна подмигнула.

– К счастью, сегодня нам швы снимут, а завтра – на выписку, – услышала Волька последнюю фразу хлопотливой родительницы.

Прибравшись на Леночкиной тумбочке, та достала большой стеклянный флакон с сине-золотой этикеткой, вылила из него на ватный диск душистую жидкость и протянула дочке:

– На, протри ручки, шею, ушки.

– Как приятно пахнет! – восхитилась Волька.

– Это кёльнская вода! Настоящая! Я всегда привожу из Германии. – Дама показала Вольке флакон. – Вот: «Echt Kölnischwasser – № 4711», то есть первый и лучший в мире одеколон! Само слово о-де-колон означает «вода-из-Кёльна»!

– А четыре тысячи семьсот одиннадцать? – спросила Волька.

– А четыре тысячи семьсот одиннадцать – это номер дома, в котором его производили. Запах свежести и чистоты, правда? – радостно воскликнула довольная своей просветительской деятельностью мама-дама.

– Здорово как! Я не знала. Спасибо, – отозвалась Волька.

Мама щедро окропила новый ватный диск кёльнской водой и протянула Вольке:

– Вот, это вместо умывания. И чисто сразу, и свежий запах.

– Спасибо, – поблагодарила Волька и вновь поймала взгляд «просто Марии». Той явно тоже хотелось понюхать аромат чистоты.

Волька потихонечку встала с кровати и осторожно подошла к Марии Леонидовне:

– Вот, попробуйте!

Она повернулась к щедрой дарительнице и пояснила:

– Я только что из душа. Вымылась. А Мария Леонидовна еще не была.

– Ах, я бы еще дала попробовать, простите меня, пожалуйста. – Дама совершила еще один ритуал с ватным диском и протянула его Вольке: – Вот, возьми, пожалуйста, умница.

Волька поблагодарила и протерла ваткой лоб и руки. Пахло обалденно!

– А тебе сколько лет?

– Скоро восемнадцать, – ответила Волька.

Она наконец улеглась, понимая, что отлежаться ей все-таки придется: голова кружилась, в ушах звенело.

– А где ты учишься? – не унималась дарительница аромата.

– В мед поступила, на стоматологию.

– Ты будешь стоматологом?! – последовал восторженный вопрос.

– Я хочу быть челюстно-лицевым хирургом. Но я пока только поступила. Там видно будет.

– Ах, какая специальность! Прекрасная! А как тебя зовут?

– Воля, – устало ответила Волька.

– Воля? – Удивлению дамы не было предела. – Какое интересное имя. Я никогда не встречала девушек с таким именем.

– Воля, – подтвердила Волька. – Есть такое имя, и моя мама меня им назвала.

* * *

– Воля… Воля… Волечка, – бормотала девушка с синими кругами под глазами.

– Просыпается! – послышался непонятно какой – мужской или женский – голос. – На волю просится.

Просыпаться Лене не хотелось. Пусть хоть пристрелят к чертовой матери. Надоело. Они изначально запретили спать. И она поначалу старалась, а потом плюнула. Когда приходил сон, это было лучше всего. Страх и страдания отступали. А силы надо было беречь. Она не могла просто так погибнуть, она была нужна маленькому беззащитному человеку – собственной дочери Вольке.

Девушка поняла, что все-таки проснулась, но решила не открывать глаза: лучше темнота, чем тот ужас, который стоял перед глазами все эти дни. Но как же жаль, что сон ушел! Если придется умереть, то лучше всего во сне. Она всегда так думала, еще когда читала всякие грустные книги, в которых героям предстояло погибнуть.