Читать книгу "Постарайся не дышать - Холли Седдон"

– Джей, что с тобой? Ты меня вообще слушаешь?

– Ничего, все нормально. А что? – Он попытался сделать не такое мрачное лицо.

– Нет, ненормально, – ровным голосом ответила она, глядя прямо перед собой. – Ты весь какой-то дерганый. И если бы ты только сказал мне, в чем дело…

– Успокойся, не надо делать из мухи слона.

* * *

Поворот на Ройал-авеню каждый раз давался ему с трудом.

Если бы только родители уехали куда-нибудь из Эденбриджа! Не пришлось бы тогда постоянно возвращаться на эти улицы. В трудные времена город всегда с готовностью обволакивал его, точно мягкое одеяло, но уехать отсюда было все равно что содрать пластырь с раны – и теперь эта рана кровоточила при каждом визите.

Он устыдился того, что упорно отклонял приглашения матери, которая любила его больше жизни и всегда опекала. Как ни крути, а ведь он у нее фактически один остался.

Под колесами захрустел гравий. Припарковавшись на просторной подъездной дорожке, он выключил зажигание. Неужели его младший брат Том и правда приедет на семейный обед? Он попытался представить его черноволосую голову и угрюмый взгляд: вот Том, примостившись на краешке стула, без аппетита ковыряет воскресное жаркое, вежливо поддакивает и интересуется у Фионы, не просится ли уже ребенок наружу. Не вышло.

Том жил и работал где-то среди пустошей Центральной Англии, в местечке, о котором никто даже не слышал. Находилось оно в Западном Мидленде, на краю Уолсолла, однако в семье было принято говорить, что Том в Бирмингеме. Братья не виделись. Если Джейкоб знал, что они с Фионой будут проезжать примерно в тех краях, то почти всегда посылал Тому СМС с предложением встретиться. Но тот неизменно отказывался, придумывая какие-то отговорки, а то и вовсе получал сообщение, только когда они уже были дома. Джейкоб каждый раз гадал: подросткам, с которыми брат работает, он тоже так неторопливо отвечает? И каждый раз останавливался, не давая себе развивать эту мысль.

Последний раз Тома видели во плоти на свадьбе Джейкоба и Фионы в Ланкашире. С тех пор брат не раз собирался в Кент, но все его визиты почему-то срывались. Во время торжества, среди живописных сельских просторов, Том явно чувствовал себя не в своей тарелке; было очевидно, что ему почему-то не терпится поскорей вернуться в город, к своим подопечным.

Джейкоб обожал поездки в Ланкашир. Ему нравилась царившая в семье Фионы теплота и искренность, нравилась позиция «работать, чтобы жить, а не жить, чтобы работать», нравились местные пабы и бескрайние холмистые просторы, нравились каменные, сухой кладки стены в деревнях. Но больше всего он любил то ощущение счастья и покоя, которое испытывал вдали от Танбридж-Уэллса. Испытывал до тех пор, пока не вспоминал об Эми, – и тогда у него щемило сердце и потухали глаза, а чувство вины наваливалось тяжким грузом.

* * *

– Привет, дорогая! Входи, входи! – говорила его мама, Сью, стоя в тапочках из овчины на коврике в прихожей и целуя Фиону в обе щеки.

Едва только распахнулась тяжелая входная дверь, он тут же уловил неповторимый аромат родного дома. Пахло «Fairy» для посуды, кондиционером для белья «Comfort», очистителем ковров «Shake ‘n‘ Vac», сухими темно-розовыми лепестками на фарфоровом блюде, мылом «Pears» в туалете внизу и обильно приправленной маслом маминой стряпней.

– Привет, мам! – Он нагнулся, чтобы поцеловать ее в щеку. В Сью было всего пять футов два дюйма; Джейкоб – как и оба его брата – перерос ее больше чем на фут. – Том уже здесь?

Сью отвела глаза. Края ушей у нее порозовели. Со смущенной улыбкой она начала объяснять, почему Том не сможет приехать.

«Потому что я здесь», – подумал он. Точной даты он, конечно, назвать не мог: он сам на месяцы, если не на годы, отгородился от всех и полностью ушел в себя. Но в какой-то момент младший брат от него отдалился. Брат, который всегда был рядом и в чьей преданности не приходилось даже сомневаться.

Он болезненно поморщился, вспомнив день, когда Том ушел. Ему самому было уже восемнадцать, но его шестнадцатилетний брат первым покинул родительский кров. Джейкоб тогда едва обратил на это внимание. Угловатая фигура Тома со свисающими на глаза черными крашеными волосами появилась у него на пороге. На плече – большая спортивная сумка, в руках какие-то пакеты. Брат стоял и ждал, сгибаясь под тяжестью вещей.

– Ты все? – спросил Джейкоб, поднимая на него глаза. – Ага.

– Куда направляешься?

– В Нью-Кросс.

– Ясно.

Лишь позже, вечером, зайдя на кухню, он осознал, что Том уехал насовсем. Когда увидел, как заплаканная Сью ест холодный вишневый пирог прямо с фольги и проливает вино на их детские фотографии.

О том, каким был его брат-подросток вплоть до того дня, Джейкоб сохранил лишь самые скудные воспоминания. Крошки от тостов по утрам на кухне; депрессивная музыка, доносившаяся из соседней спальни; звук захлопнутой двери. Неясная тень обернулась одиноким волком и, крадучись, ушла прочь.

Через несколько лет Джейкоб попытался восстановить сожженные мосты. Он написал Тому СМС, в котором настойчиво просил быть свидетелем на свадьбе. Брат неожиданно согласился, поставив лишь одно условие: ему не нужно будет произносить речь.

Мальчишник он устроил в своем родном Эденбридже. Никакого размаха – несколько приятелей из университета и с работы. До поздней ночи все глушили пиво, потом стали потихоньку расходиться. Нетвердо стоя на ногах в углу у барной стойки, Джейкоб требовал от брата ответить «честно и откровенно», что происходит и в чем он виноват.

– Я тебя ни в чем не виню, – ответил тот, отводя глаза.

– Но ты мне никогда не пишешь, братишка! – воскликнул Джейкоб, отчаявшись поймать его взгляд. – Не понимаю, что я сделал не так.

– Ничего. Посмотри на себя – ты все сделал как надо.

– А ты откуда знаешь? – спросил он, неожиданно для себя повысив голос. – Тебе там не видно, что я тут делаю и чего не делаю. – Возя ногой по липкому полу, он «уезжал» вперед и подтягивался обратно, держась за идущий вокруг барной стойки поручень. – Я скучаю! – произнести такое было неловко, даже накачавшись пивом под завязку.

Том молчал.

– Тебе лучше без меня, – произнес он после долгой паузы. Слова звучали невнятно, словно им было тесно во рту.

Джейкоб сдался и ретировался из бара к соседней палатке с кебабами. В поисках такси братья прошли всю Мейн-стрит туда и обратно, не обменявшись больше ни единым словом. Потом позвонили матери. До Ройал-авеню они ехали в полном молчании, сжимая в руках свертки с остывшей едой.

Ночью, лежа в своей детской кровати, Джейкоб глядел в темноту и боролся с тошнотой под доносящийся из спальни Тома раскатистый храп. Он услышал, как брат идет в туалет, а потом, вернувшись, со скрипами и вздохами снова пытается устроиться на узкой кровати. Закрыв глаза, он начал придумывать, что сказать утром, чтобы все исправить. В итоге ничего так и не было сказано.