Читать книгу "Перевороты. Как США свергают неугодные режимы - Стивен Кинцер"

Второй американский боевой корабль, «Дикси», пришвартовался у Колона пятого ноября. На берег высадились пятьсот морпехов. На следующий день США официально признали бунтовщиков лидерами новой Республики Панама. Еще восемь кораблей быстро появились в водах неподалеку от города и заблокировали подступы, чтобы колумбийские судна на смогли добраться до мятежной провинции. Один историк назвал это «столь беспардонной – и успешной – дипломатией канонерок, какой еще свет не видывал». Даже Рузвельт поначалу сомневался в своем решении. Сперва он предпочел все отрицать. «Я не разжигал революцию на перешейке», – заявил он в интервью. Позже Рузвельт заявил, что «крайне некомпетентные» лидеры Колумбии самым глупым образом потеряли Панаму, отказавшись подписать договор о строительстве канала, «несмотря на очевидные предупреждения». Рузвельт явно и сам не верил своим словам, потому что на последовавшем заседании правительства он попросил Филандера Нокса, министра юстиции, придумать законное оправдание для проведенной операции.

«Ох, господин президент, – ответил Нокс, – не стоит портить столь великое достижение тенью законности».

«Я ведь опроверг обвинения? – взволнованно спросил Рузвельт. – Опроверг же?»

«Определенно, господин президент, – иронично отозвался военный министр, Элиу Рут. – Вас обвиняли в обольщении, а вы доказали, что совершили изнасилование».

Президент Селайя воспринял произошедшее весьма хладнокровно. Он не разозлился из-за утраченного канала или «революции» под американским руководством, которая расколола надвое соседнюю страну. Вместо этого, через несколько недель после восстания, Селайя принял посла Республики Панама, дал званый ужин в его честь и признал его правительство. И у Селайи была хорошая причина так поступить, как объяснил Джон Эллис Финдлинг:

«Спокойствие Селайи, несмотря на проигрыш в ситуации с каналом, можно объяснить двумя основными и новыми для перешейка условиями. Во-первых, 1902 и 1903 годы выдались в Центральной Америке мирными, и Селайя использовал это время, чтобы подготовить почву для союза стран под своим главенством. Во-вторых, он пошел на огромные и в перспективе прибыльные уступки американским и никарагуанским промышленникам. Американский канал, скорее всего, помешал бы подобной экономической политике».

Как и нынешние идеалисты и утописты, Селайя мечтал о восстановлении объединенной Центральной Америки 1821–1838 годов. В 1902-м он созвал президентов Гватемалы, Сальвадора, Гондураса и Коста-Рики на конференцию, на которой надеялся запустить процесс объединения. Они достигли определенного согласия, однако вскоре перешеек вновь охватил давний конфликт между консерваторами и либералами. Селайя перешел к более активным действиям: сперва он применил политическое давление, а затем отправил солдат в Гондурас и Сальвадор.

Когда начались работы над Панамским каналом, американские чиновники отнеслись к подобным действиям крайне скептически. И все же военных налетов Селайи, которыми некоторые господа в Вашингтоне оставались недовольны, было недостаточно для его свержения. Как и его неспособности увидеть преимущества демократии. Однако к этим двум проступкам добавился и третий, который склонил чашу не в пользу Селайи. Он раз за разом вступал в конфликты с американскими компаниями в своей стране.

Среди достижений Селайи самым важным было объединение народа Никарагуа. Благодаря его стараниям британцы, что контролировали богатые порты на восточном побережье страны и тропики вокруг, наконец отступили от притязаний. На их место пришли американские предприниматели. Более дюжины приобрели у правительства Никарагуа исключительные права, например, заготавливать лес или добывать полезные ископаемые на определенной местности. Некоторые позже выступили против Селайи и обратились за помощью к Госдепартаменту США.

Среди самых воинственных из них был Джордж Д. Эмери, бостонский торговец древесиной. В 1894 году Эмери купил разрешение на добычу кедра, красного и прочего дерева из лесов Восточной Никарагуа. Через несколько лет он стал главным поставщиком красного дерева для компании Пульмана и других элитных клиентов. Эмери нанял более полутора тысяч никарагуанских рабочих, выплачивал правительству сорок тысяч долларов в год в качестве концессионного сбора и вложил два миллиона долларов в американский инвестиционный фонд.

Концессионное соглашение Эмери требовало от него две вещи: построить железную дорогу и выращивать по два дерева вместо каждого срубленного. Эмери же не делал ничего. Когда правительство стало настаивать на выполнении договора, Эмери попросил у Госдепартамента защиты от «хулиганских и деспотичных претензий» Селайи.

Президент Рузвельт почти не обращал внимания на жалобы таких предпринимателей, как Эмери, и вопрос, выступит ли он против Селайи, долгие годы занимал умы никарагуанских историков. Рузвельта часто называют одним из основателей американского империализма. Его подвиги на Кубе, часто цитируемая фраза о том, что США должны всегда держать под рукой «большую дубинку» для мировой политики, и готовность срежиссировать революцию в Панаме – все подтверждает это мнение. Однако Рузвельт с готовностью решал внешнеполитические проблемы мирно, если это было возможно, и гордился тем, что во время его президентства США ни разу не начали конфликт, сопровождавшийся потерями. Бездействующие правители, которые уже давно господствовали в Центральной Америке, Рузвельту были не по душе. В Хосе Сантосе Селайе, человеке огромного ума, обладавшем неуемной энергией и жаждавшем реформ, он вполне мог видеть свое отражение. Даже в 1908 году Рузвельт по-прежнему отзывался о никарагуанском лидере как о «большом и добром друге».

И все же именно на Рузвельте лежит косвенная ответственность за свержение Селайи, ведь он предложил принцип, который оправдал подобное действие. С 1823 года политика США в Западном полушарии опиралась на доктрину Монро, одностороннее заявление о том, что Штаты не потерпят попыток вмешательства Европы в ход событий на Американском континенте. Как только начались работы над Панамским каналом, Рузвельт шагнул дальше. В 1904 году он объявил о поправке к этой доктрине: США получали право вмешиваться в политику любого государства Западного полушария, если сочтут это необходимым.

«Если страна демонстрирует умение действовать достойно и эффективно в социальной и политической областях, если она поддерживает порядок и выплачивает облигации, то ей нечего бояться. Систематические проступки или беспомощность, которая приводит к ослаблению цивилизованного общества, в Америке или иной точке земного шара, способны привести к необходимости вмешательства со стороны цивилизованной страны. В Западном полушарии соблюдение доктрины Монро может вынудить США, исключительно из чувства долга, в вопиющих случаях подобных проступков или бессилия местных властей, применить действия, принуждающие к мирному разрешению событий».

Рузвельт оставил президентское кресло в марте 1909 года. Его преемник, Уильям Говард Тафт, был ближе к крупному предпринимательству и назначил Госсекретарем Филандера Нокса, крайне успешного юриста по корпоративным вопросам и бывшего министра юстиции. Нокс годами представлял интересы американских корпораций, преимущественно «Carnegie Steel», и тесно сотрудничал с Уильямом Нельсоном Кромвелем над созданием компании, ставшей «United States Steel». Среди важнейших клиентов Нокса была горнодобывающая компания «La Luz», которая заключила выгодное концессионное соглашение на добычу золота в Восточной Никарагуа. Кроме профессиональных отношений с компанией, Нокс был политически и социально приближен к хозяевам компании, – семье Флетчеров из Филадельфии.