Читать книгу "Ухожу от тебя замуж - Мария Воронова"

Реальность ничего общего не имела с этими хрустальными грезами. Во-первых, доктор Ивлиев, заведующий отделением и непосредственный начальник, и без Сони прекрасно знал о последних тенденциях в хирургии и фундаментальная подготовка новой сотрудницы на него не произвела ни малейшего впечатления. Когда Соня завела речь о цикле Кребса, Ивлиев кратко сообщил, на чем он этот цикл крутил, и больше к теме метаболизма не возвращался.

Соня могла знать назубок все биохимические реакции и черепные ямки, а могла не знать абсолютно ничего, главное, чтобы она писала истории болезни и занималась больными, коих у нее теперь стало не трое-четверо, как в ординатуре, а двадцать пять человек, а иногда и больше. Да и само понятие курации больных здесь имело совсем другой смысл, чем в ординатуре. Там нужно было досконально изучить клинический случай, поднять соответствующую литературу, доложить о пациенте на обходе, записать указания профессора и исполнять их. На новой работе решение следовало принимать самостоятельно. Ивлиев делал обход раз в неделю, а в остальные дни смотрел только вновь поступивших и температурящих. Соня пыталась работать как привыкла, готовила для заведующего подробные доклады по каждому больному, но он всякий раз прерывал ее примерно на третьей фразе: «Ваше решение?» – и Соня терялась, медлила с ответом. В большинстве случаев она знала, как следует поступить, но была убеждена, что больной имеет право лечиться так, как считает нужным опытный хирург с полувековым стажем (к моменту поступления Сони на работу Ивлиеву уже исполнилось семьдесят), а не как думает вчерашняя выпускница мединститута.

Ивлиев бранил ее, говорил: «Рука должна следовать за мыслью» – и так закатывал глаза под густыми седыми бровями, что Соня чувствовала себя последней тупицей и двоечницей. Особенно тяжело давались дежурства, когда она оставалась совершенно одна и не могла спросить совета даже у Литвинова, который был человек корыстный и разгильдяй, но не дурак. Оставшись наедине с больным, Соня приходила в ужас: есть тут острая хирургическая патология или нет? А если есть, то какая именно? Оперировать или наблюдать? Возможная ошибка так пугала Соню, что она то и дело вызывала из дому заведующего или Литвинова для консультации. Ивлиеву это быстро надоело, он припомнил известную сказку про мальчика и волков и категорически заявил, что не намерен выполнять больше Сонину работу и чем подрываться по ночам утирать сопли своему никчемному доктору за бесплатно, лучше он возьмет себе ее дежурства, да и все.

И Соня боролась с собой, как алкоголик в завязке, чтобы не поддаться искушению и не набрать номер начальника, когда диагноз и лечебная тактика вызывали у нее сомнения. Воспоминания о промахах (за время работы она пропустила один аппендицит и не распознала одну перфоративную язву) будто каленым железом жгли ее сердце. Не лучше дело обстояло и с оперативной техникой. Соня встала к хирургическому столу довольно поздно, только на шестом курсе, но хирурги с удовольствием брали ассистировать исполнительную и умненькую девочку, им нравился ее восторженный вид, поэтому Соне охотно объясняли, что к чему, и даже давали самой что-нибудь поделать, и дома она много тренировалась, вязала узлы и вышивала гладью с помощью иглодержателя и пинцета, так что быстро сравнялась по мастерству с сокурсниками и в чем-то их даже обогнала. Только раньше рядом всегда находился опытный хирург, наставник, и даже если ей давали оперировать самостоятельно, каждое движение было одобрено и согласовано.

Теперь стало совсем иначе. На плановых операциях ей ассистировал Литвинов, он безучастно держал крючки и мечтал о своих нетрудовых доходах, нимало не интересуясь, что творится в ране. По экстренке выходило еще хуже: Соне приходилось брать в ассистенты дежурного травматолога, и то получалось это не всегда. Травматологи – люди грубые и беспринципные, они всеми силами отлынивали от обязанностей ассистента, особенно Бобров. Как только Соня приглашала его в операционную, у него тут же образовывалось срочное гипсование, и он гипсовал, и гипсовал, и гипсовал, и являлся ровно на этапе зашивания кожи, энергично вбегал в операционную, мол, готов помочь. Хирурги называли этот ритуал «прием Боброва». К счастью, сестры были опытные и умели работать за ассистента.

Технически Соня была оснащена очень прилично, многому научилась в ординатуре и старалась перенимать мастерство у Ивлиева, который, несмотря на суровый характер, был гениальным оператором. Соня наблюдала за работой многих профессоров, но никто из них не достигал таких высот, как ее заведующий. Ивлиев работал просто и спокойно, будто и не подозревая о своем таланте, и ничего не объяснял специально, но Соне сразу становилась ясна суть его движений, и она понимала, как повторить их самой.

Она очень старалась оперировать хорошо и четко, но рядом не было специалиста, который сказал бы, что она все делает правильно, и Соня до выписки больного терзалась, что начнутся разные осложнения.

Мысли, что она своими действиями погубит человека, мучили ее гораздо сильнее, чем даже страх перед заведующим и огорчение, что она больше не отличница и даже не хорошистка.

Ивлиев воспринимал ее, наверное, как неисправимую двоечницу, позор класса, обузу, которую терпят, потому что не получается избавиться, ничего от нее не ждут, и поэтому даже особенно не ругают. Положение усугублялось еще и тем, что заведующий был убежденным половым шовинистом и считал, что женщинам в хирургии делать нечего, а в идеале они вообще должны сидеть дома и варить борщи. «Вот вы смотрите, как работают женщины, и вам кажется, что оно вроде и ничего, – говорил он как бы в пространство. – Вроде справляются с поставленной задачей. Но если вдруг приходит мужик и начинает действовать, сразу становится ясно, какое это было убожество, а не работа».

Соня видела, что сильно его бесит одним своим видом, что она молодая женщина и при ней нельзя ругаться (один раз заведующий не заметил ее за шкафом в ординаторской и, думая, что наедине с Литвиновым, пригнул несколько крепких оборотов и страшно смутился, когда Соня вышла, извинился, и она вдруг поняла, что он в глубине души хороший человек), бесит своей бестолковостью и нерешительностью, но Ивлиев умел держать себя в руках. Никогда не будучи с ней приветлив, он ни разу не кричал на свою неудалую подчиненную и не оскорблял ее. Только если она совсем сильно его сердила, начинал называть ее на «вы» и «София Семеновна» вместо «Соня».

За годы учебы Соня привыкла быть лучшей, но теперь это оказалось невозможным, потому что хирургия – это не знания и не умения, не вызубренный материал и не освоенный навык. Это в первую очередь принятие решения, ответственность за чужую жизнь, иногда в таких условиях, когда правильного решения не существует, но его все равно необходимо принять.

Как-то Соню во время воскресного дежурства вызвала на консультацию акушер-гинеколог. Осматривая беременную на позднем сроке, она вдруг заподозрила у той перитонит и стала давить на Соню, чтобы прооперировала женщину. По мнению Сони, перитонитом там даже не пахло, а имел место классический случай «спихотерапии», когда врач, затрудняясь с диагнозом, предполагает заболевание не своего профиля, но более тяжелое, и передает пациента другому специалисту. Соня написала в истории, что острой хирургической патологии не видит, но гинеколога это не устроило. Она вызвала из дома свою заведующую, та в свою очередь начмеда, и весь триумвират принялся наседать на Соню, чтобы брала женщину в операционную. Наверное, если бы не беременность, Соня уступила, потому что в экстренной хирургии сомнения в необходимости операции всегда решаются в пользу операции, но тут дама на сносях, и лапаротомия накануне родов совершенно ей не нужна, особенно если напрасная. Соня отчаянно нуждалась в помощи своего заведующего, но боялась вызывать его, помня, как остро он реагировал в предыдущие разы и как был недоволен, что его выдернули из дому в редкий выходной ради жалкого аппендицитишки. Но все же страшный нагоняй менее вреден для здоровья, чем ненужная операция, рассудила Соня и позвонила Ивлиеву, но оба телефона, и домашний, и мобильный, не отвечали. Начмед сказал, пусть она запишет решение консилиума и оперирует. Соня отказалась. Обстановка слегка накалилась, но Соня не уступила. Начмед снял с линии машину «Скорой помощи», чтобы разыскала Ивлиева и доставила в больницу, неважно, где и в каком виде он находится, чтобы образумил свою строптивую подчиненную. Беднягу заведующего нашли на дачном участке, где он мирно разбрасывал навоз по грядкам. Сказав нехорошее слово и вытерев руки о штаны, Ивлиев поехал в больницу. Осмотрел беременную, исключил перитонит, взял начмеда под локоток и увлек в ординаторскую, а Соню не пустил, и когда через несколько минут злой и красный начмед выскочил в коридор, она не сразу решилась войти.