Читать книгу "Грешники - Алексей Чурбанов"

«Надо перестраиваться, — подумал он, — и создавать социальную надстройку над любовно-сексуальной базой». У Валентина сейчас была очень лёгкая голова, и он легко представил их общий с Леной дом и, кто это там маленький бегает? Мальчик или девочка?..

Из мечтательного состояния Шажкова вывел Михаил словами: «Вот видишь, я и без него знал, что у них масса проблем на национальной почве. Турки хотя бы, да и не только, не буду развивать тему Он всё признал! Переведи ему, что у них турки, а у нас — чурки. Сможешь?»

— Вряд ли, — Шажков поглядел на часы. — Двенадцатый час. Вам пора на вокзал.

— Да? — удивился депутат. — В самом деле? Наливай.

Через полчаса автобус увёз депутатов к «Красной стреле», и за столом у всех как будто разгладились морщины на лицах. Ещё пару раз выпили с короткими тостами и перешли к кофе с мороженым. Профессор Климов достал из кармана модный коммуникатор и тщетно пытался набрать номер.

— Валя, помоги. А вот, набрал. Сейчас сына вызову, а то машину вести я, кажется, не смогу. Игорёк?..

Вечеринка заканчивалась. Выпили много, но меньше, чем ожидал Шажков. Во всяком случае, он не чувствовал себя пьяным. Так — слегка навеселе. Но на душе у Валентина не было спокойствия: депутаты вывели его из себя даже больше, чем директор ООО «Питание». И самое главное, что и в том и в этом случае вся эта гадость вертелась именно вокруг него.

— Притягиваю я их, что ли? Может, ещё раз попробовать исповедаться?

Кто-то взял его под руку. Это оказалась Гленн.

— Устали? — спросила она.

— Да нет.

— У вас фантастический город.

— Спасибо, Гленн.

— Валя, посади их в автобус и давай ко мне, — раздался голос Климова. — Good bye, ladies and gentlemen. Ждём вас на следующей конференции.

У машины Климова стоял молодой человек в короткой курточке.

— Валентин, — Шажков протянул руку.

— Игорь, — парень ответил крепким рукопожатием.

— Давай, Игорёк, домой через Васильевский, — скомандовал Климов, и автомобиль энергично тронулся с места. Поплутав по переулкам, он выехал на Литейный и дальше на набережную, уходившую вперёд ровной цепью огней и перечёркнутую три раза стрелками подсвеченных мостов. По левую сторону одно за другим мелькали причудливо освещённые здания, стоявшие почти вплотную к неширокой проезжей части, а справа за гранитной стенкой чернела Нева, в которой по мере отдаления от берега всё более густо отражались огни окружающего города. Валентин прижался лбом к холодному стеклу задней двери, и ему хотелось, чтобы эта поездка длилась вечно. Пролетавшие мимо огни постепенно сплелись в длинную яркую «косичку», на мгновение возникло очень ясное ощущение черноты и холода высокой невской воды, а секундную невесомость двух горбатых мостиков Валентин ощутил уже в полусне.

2

Отоспавшись и отдохнув денёк после конференции, Шажков мог, наконец, подумать и о других насущных и интересных делах. К насущным делам он относил завершение кандидатской диссертации для клиента и вывод его на защиту (Валентин занимался первым, за второе отвечал профессор Климов). К интересным — подготовку к клубному концерту, который должен был состояться через две недели. Начал, как водится, с интересного, обзвонив друзей-участников ансамбля и назначив дату репетиции. Он сам дома уже несколько раз прошёлся по репертуару с любимым «Фендером», дорого купленным с рук и по преданию принадлежавшим покойному уже питерскому музыканту и коллекционеру Феликсу Курбатову. Гитара обладала очень индивидуальным звуком, который можно было охарактеризовать как «густой и влажный» и который невозможно было убить никакими «примочками».

Собственный репертуар при свежем рассмотрении оставил у Шажкова чувство неудовлетворённости. Он состоял из трёх разделов. Первый — это песни, написанные и впервые исполненные Валентином в юности. Они в своё время казались задиристыми и вызывающими. Ну, например, песенка «Я лыс и зол», столь понравившаяся юному другу Максу из филармонии. В этой песенке был вот такой, скажем, спорный рефрен:

Кого люблю — тех презираю,

Я пчёл давлю, а мёд съедаю.

Он больше всего нравился фанам. Да и сам Шажков, никогда не «давивший пчёл», эту свою песенку любил. Наверное, потому, что хорошо помнил тот короткий период безнадёжного разочарования в себе и в мире, родивший десяток шкодных стишков и несколько жёстких гитарных рифов, заложивших основу его музыкального стиля, который сам Валентин считал разновидностью ритм-энд-блюза. В тот же период была написана ещё одна популярная песенка «Мне ни до кого нет дела», в которой рефреном повторяются слова:

Мне ни до кого нет дела,

Мне плевать на всех, на всё,

Дайте мне лишь это тело!

Дайте, дайте мне её!

Не бог весть какие откровения, но публика эти песенки любила и ждала. Не спеть их на концерте — обидеть и так уже немногочисленных фанов.

Второй раздел репертуара составляли песни, написанные Шажковым в последние десять лет, а также произведения его товарищей по ансамблю. Были среди них неплохие вещички, в том числе и на английском языке. Но юношеского задора в этих произведениях было уже мало, его заменило мастерство или мастеровитость, если хотите.

И, наконец, третий раздел — песни других авторов, преимущественно из классики рока.

Была и такая музыка, которую Шажков недолюбливал или недопонимал. Он равнодушно относился к бардовской песне, не слушал русский шансон и со смешанным чувством относился к «чёрным» музыкальным стилям, таким как R’n’B, хип-хоп и иже с ними. Имея музыкальное чутьё, Шажков, конечно, не мог не ощутить притягательности ритмов музыки «чёрных». У него даже была в репертуаре композиция, написанная в стиле рэп на слова «Ворона» Эдгара По. Правда, чтение Валентином текста стихотворения под жёсткий ритм рэпом можно было назвать с большой натяжкой — оно больше напоминало речитатив.

В общем, если на слух «чёрные» музыкальные стили Шажков ещё воспринимал, то «картинку» — нет. Его выводили из себя густо заселившие российский и европейский музыкальный телеэфир наглые — как ему казалось — слюнявые чернокожие выпендрёжники со стеклянными глазами, растопыренными пальцами и вечно спущенной мотнёй. В узком кругу он неполиткорректно именовал эту братию «пиндосами» и в душе соглашался с Сальвадором Дали, который в своих записках ругался на Пикассо за то, что тот ударился в заимствованный из Африки примитивизм, не замечая за своими плечами глыбы великой европейской культурной традиции. Впрочем, Валентин в душе допускал, что здесь он, возможно, просто устарел.

Итак, Шажков почувствовал, что репертуар его, похоже, тоже устарел. И вообще, что-то изменилось с прошлогоднего концерта. Фелинский с Никифоровым сумели только один раз оторваться от своих дел, чтобы с Валентином «прогнать» в клубе репертуар, и без особого энтузиазма согласились на большую репетицию с приглашением всех участников джем-сейшена. Такие репетиции, если они удавались, иногда были поинтереснее самих концертов. Тем более что в этот раз вместе с группой «Примавера» должны были выступить такие разнообразные мастера своего дела, как джазовый саксофонист Николай Петрович Разгуляев (по приглашению Брика), восходящая звезда питерского андеграунда, певица, известная в местных кругах как Пташка (по приглашению Шажкова с подачи Совушки) и молодой, но уже популярный соло-гитарист по прозвищу Бен Ладен.