Читать книгу "Седого графа сын побочный - Эдуард Лимонов"

л. 28

(ок. 12 авг. 1917) Запасный полк, стоящий в Славуте, разгромил имение, причем были убиты сам старик князь, капеллан и две племянницы старого князя. Зачем это варварство, одному Богу известно. Наш наряд, бывший там случайно утром накануне, предотвратил начало погрома, но на другой день это произошло и не успели прислать туда наряда вовремя. У графа Потоцкого есть громадный парк зверинец, где находятся все существующие породы оленей, есть там и зубры, подаренные ему Государем; товарищи начали охотиться и истреблять этих ценных зверей.

Потоцкий предложил заплатить в полк по 500 р. с каждого зверя, находившегося в зверинце, и дать взамен за каждого по быку, но это предложение было отклонено на том основании, что это «буржуйные» звери и потому подлежат уничтожению. Совершенно звериное разсуждение, а обитатели парка все были истреблены.

л. 49

26-го приехал в Киев. Город переполнен. Жизнь кипит, но кипит под немецкой охраной солидных часовых в их неуклюжих шлемах, при которых лишь для видимости стоят украинские конвойные. Эта часть Украинской оперетки — гетман, его конвой, правительство и министерства — все это играет в «больших» под благосклонным взором няньки — Германии, которая немедленно младенца сократит, лишь только он проявит излишнюю самостоятельность. Город или верхняя его часть — Липки — вся отхвачена проволочным загородками (это после убийства Эйхгорна). Без пропуска никуда нельзя пройти, причем пропуска есть трёх категорий: для германской территории не годится украинский-гетьманский дворцового коменданта, но не наоборот. И русские свиньи прекрасно слушаются немецких солдат, исполняющих обязанности шутцманов.

Сюда стёкся крупный петроградский буржуй: большая часть богатых и знатных людей здесь. Каждый нажим большевиков, делаемый в Москве или Петрограде (по приказанию свыше), проявляется волной беженцев сюда, где уплотнение достигло уже значительной степени, а здесь их ждут ловцы человеков и улавливают в свои сети.

л. 50

Многие люди, для которых революция не послужила уроком, а только лишь их озлобила, всё ещё мечтают о достижении прежних целей, как правых, так и левых. Правые партии не видят иного спасения, как возстановление монархии при помощи немцев и заключения с ними союза. Никакой торговли, никаких условий — только бы вернуть прежний строй, который был им удобен, и многие при этом занимаются обделыванием своих делишек, спекуляцией и праздной жизнью с шатанием по кабакам. Близорукие люди, они не видят, что своим образом действий они подорвут самую идею монархии, что не создадут ей прочного основания; кучки добровольцев из образованных сословий не могут служить для этой цели и приведут к ещё худшему крушению, чем теперь, или к потере независимости государством, т. к. порядок будет поддерживаться иноземными войсками. Это самые рьяные. Менее ретивые стоят на той точке зрения, что, имея в виду пользу России, надо пользоваться помощью оттуда, откуда её можно получить, т. е. здесь от немцев, т. к. главная и общая задача — это освобождение от большевизма. Казалось бы, не так плохо, но опять-таки полная непримиримость, т. к. только они знают, как спасти Россию, и поэтому все должны им уступить и следовать их предположениям. Третьи учитывают, что теперь судьба наша не в наших руках и будет решена на всеобщем мирном совещании. Но открыто никто не смеет выражать союзнических склонностей: хороший вкус требует неистово ругать французов и англичан, поносить их за устройство революции и считать, — что теперь мы с ними квиты и больше не обязаны быть верными нашим союзническим договорам, т. к. эти проклятые либералы хотят у нас насаждать демократизм — это немного общее настроение. Есть различные политические группы, но все исходят из соглашения с немцами, эти же, в свою очередь, ведут двойную игру: затягивают переговоры, обещают и т. д., но всё же одной рукой дают монархистам, а другой большевикам, и теперь (1I/IX/18 г.) большевики им выгоднее, но система всегда одна: разделяй и властвуй. Во всем видна работа на разлад, на параллельную организацию, на опорочение, на создание чего-то очень похожего на истину, но не совсем того, словом «эрзац» «мэд ин джермани» вполне это определяют…

Политические группировки в Киеве очень интересны: сочетания получаются из политических платформ плюс внешняя ориентировка. Люди, принадлежащие к одной партии, могут быть различных внешних направлений. Крайние монархисты — немецкого направления, и в них одних лишь видят спасение и возстановление монархии в России. Образ правления, где играет роль не выборное начало и власть не в руках людей немного лишь выше среднего уровня, а отбор, путем которого власть попадает в руки наилучших. Едва ли мы готовы к восприятию такого образа правления: переход от анархии к монархии был бы слишком резким. К этой группе принадлежит пятерка Кн. А. Н. Долгоруков, Ф. Н. Безак, Катенин, П. В. Скаржинский, А. А. Пантелеев и монархический блок, где особое значение имеет Союз Русского Народа (Марков/Замысловский), для них идея монархии стоит прежде России, вне монархии они её не мыслят.

Менее резко выраженные монархические стремления группируются возле деятелей, работавших в Москве в блоке Союза Спасения Родины; здесь можно встретить имена, которые пользуются весом и значением в стране (группа А. В. Кривошеина). Они разошлись с союзниками по вопросу восточного фронта, считая его разорительным и недопустимым, но в немецкий плен идут неохотно и желают, ранее чем договариваться, получить гарантии на предмет отмены Брест-Литовского мирного договора, кроме того, их сильно смущают недавние победы на Западном фронте. Эта влиятельная, но ещё колеблющаяся группа сама может поддаться влиянию. Я указал на это обстоятельство французскому посланнику в Яссах ст. Олерт, и он разрешил своему агенту Энно, во-первых, попытаться войти в соприкосновение с кем-либо из видных людей этой группы, не имеющей больше возможности соприкасаться с союзниками, но зато официально разговаривающей с немцами, а затем организовать (л. 51) пропаганду, но не антинемецкую, а чисто русскую, лишь с легкой окраской выгод, которые Россия может извлечь из победы союзников. Быть может, это принесет некоторую пользу. Мои ясские друзья настроены по отношению к России очень правильно.

(…)

Кадеты в Киеве набрали в рот воды и сидят потихоньку. Милюковцам говорить неловко — немцев бьют, а другим говорить здесь опасно — немцы побьют. С-Ры как существа необычайно узколобые, изучившие наизусть лишь одну песенку, и не могущие научиться другой, все тянутся к власти, несмотря на то, что безнадежно провалились, когда эту власть было получили, и продолжают бороться со всяким правительством во имя обретения права своего в борьбе.

Народная крестьянская масса притихла, глухо волнуется, ненавидит немцев, а еще больше буржуев, которые их призвали, чтобы отнять землю (им не втолковать, что товарищеская Рада призвала немцев), и грозятся на этот раз вырезать всех буржуев, чтобы и на развод не осталось. Приятный взгляд на будущее.

Параллельно или в противувес Добровольческой Армии в Киеве устраивается на немецкие деньги тоже добровольческая армия Астраханская и Южная. Обе монархические, но с какой-то между собою легкой разницей. Астраханцы, которыми командует Павлов, носят на рукаве шеврон из ленточки романовских цветов, Южные — шеврон из романовской и национальной, тогда как добровольцы — только национальных цветов, и две вышеупомянутые организации относятся к ней с презрением и называют либеральничающей и демократической. Местные толки говорят об Астраханской как поддерживающей Самодержавие и Императора Николая II, а Южная — наследника с регентством, но неизвестно кем. Представители обеих расхваливают свой товар и зазывают в свою лавочку и кивают головами на соседей, упрекая в либерализме. Одна будет формироваться в Ю.-В. области Войска Донского, другая в двух южных уездах Воронежской губернии, на правом берегу Дона. Ни та, ни другая не производят впечатления серьёзности. Формирование Астраханской было недавно приостановлено немцами, которые остались чем-то недовольны, кажется, переходом вербуемых в добровольческую, и тогда-то возникла Южная. Страшно, что все эти образования могут вызвать раскол, а в решительный час вожди их не сумеют между собой столковаться и одни пойдут против других. Некоторые генералы тут думают, что добровольцы к ним присоединятся, но предполагать это трудно, т. к. та армия уже шесть месяцев дерется, а эта только начинается.