Читать книгу "Экспедиция к Южному полюсу - Роберт Скотт"

Экспедиция для устройства промежуточных складов для предстоящего путешествия к Южному полюсу будет сокращена, но, если даже нам удастся прибыть в январе, работы непочатый край. Надо признаться, что положение могло быть много хуже и если бы только была уверенность в освобождении не дальше, скажем, как через неделю, то тужить, собственно, было бы и не о чем.

Боюсь, что в холодильнике не все благополучно. На баранине появилась плесень, и говядина начала портиться. Чувствуется несомненный запах. Холодильник приказано было открывать, когда температура опускалась ниже +28° [‑2 °C]. «Я думал, что мясо от этого затвердеет», но, видимо, нужна вентиляция воздуха. К ночи сегодня, когда температура понизится, мы, вероятно, вынем говядину и поставим виндзейль, [34] чтобы очистить воздух. Если это не поможет, придется повесить туши на снасти.

Позднее, в 6 ч вечера. Ветер переменил направление с SE на ESE. Прибой утихает. Это свидетельствует о том, что впереди открытая вода и что взятый нами курс в общем правильный.

Небо очищается, но ветер все еще налетает порывами с силой от 4 до 7 баллов. Лед слегка смерзся, и мы во второй половине дня совсем не продвинулись.

9 ч вечера. Сегодня легла одна из лошадей. Она и раньше ложилась. Может быть, это не имеет значения, но, с другой стороны, это не очень утешительное обстоятельство и его можно посчитать дурным предзнаменованием.

Кончаю этот том моего дневника при обстоятельствах, которые нельзя назвать благоприятными.

НОВЫЙ ТОМ ДНЕВНИКА

1910–1911 гг.

Все еще в плавучих льдах

Среда, 28 декабря 1910 г. 69°17 ю. ш., 179°42 з. д. Мыс Крозье S22 W530. Ветер улегся; небо прояснилось; теперь солнце ярко светит и греет. Температура 28° [‑2 °C]. Во время средней вахты ветер стих и упал до 2–3 баллов. Мы прошли за время вахты 1,5 мили и с тех пор прибавили еще почти целую милю. Вошли в более разреженные льды. Посещение «вороньего гнезда» [35] убедило нас в значительном улучшении положения. Льды окружают нас со всех сторон, но процент совсем тонких льдин велик, и даже те, что потолще, как будто ломаются. Определить условия можно только на протяжении 3 миль или около этого — радиус наблюдений из «вороньего гнезда». В пределах этих 3 миль нет сомнений в том, что судно сможет легко пробиться. Дальше, на южной стороне неба, есть кое‑какие намеки на открытую воду. Мы проталкивались и дрейфовали к югу и западу во время непогоды и теперь находимся опять неподалеку от 180‑го меридиана. Кажется невероятным, чтобы мы были еще далеко от южной границы пака.

Основываясь на этих наблюдениях, мы решили снова развести пары. Надеюсь, что теперь мы пробьемся.

Свалившаяся вчера лошадь была выведена на палубу. Бедняжка находится в жалком состоянии. Страшно исхудала, очень слаба на задних ногах и страдает от ужасного накожного раздражения, от которого шерсть лезет клочьями. Полагаю, что день‑другой пребывания на открытом воздухе принесет ей большую пользу. Еще одна или две лошади в плохом состоянии, но все же не в таком плачевном, как эта. Отс неустанно ухаживает за животными, но он, кажется, не совсем понимает, что, пока мы стоим во льду, судно неподвижно, и поэтому больному животному на открытой палубе до известной степени возможен моцион.

Если мы теперь, наконец, выберемся, то, может быть, спасем всех лошадей, однако не будет ничего удивительного, если придется еще двух или трех потерять.

Главные наши заботы теперь об этих животных, а также об иссякающем запасе угля.

Сегодня утром множество пингвинов ныряло за пищей вокруг судна и под него. В первый раз они подходят так близко. По всей вероятности, расхрабрились из‑за того, что неподвижен винт.

Пингвин Адели на земле или на льду донельзя забавен. Спит ли он, ссорится ли или играет, любопытствует ли, пугается или сердится, он неизменно смешон. На воде — совсем другое дело. Нельзя не любоваться им, когда он стрелой ныряет сажени на две, или прыгает на воздух с ловкостью дельфина, или плавно скользит по зыби полыньи. Двигается он, вероятно, не так быстро, как кажется, но удивляет своей гибкостью, ловкостью, красотой и вообще умением управлять движениями.

Когда бродишь взором по пустому простору льдов, трудно верится, какое обилие жизни кишит непосредственно под их поверхностью. Опущенный в воду невод мгновенно наполняется диатомеями, [36] показывающими, что плавучая растительная жизнь здесь во много раз богаче, чем в тропических и умеренных морях. Этих диатомей обыкновенно не больше трех или четырех общеизвестных видов. Ими кормятся несчетные тысячи маленьких креветок (Euphausia), которые плавают у краев каждой льдины и выплескиваются на перевернутые обломки. В свою очередь, они служат пищей разным созданиям, малым и большим, как‑то: крабоеду или белому тюленю, пингвинам, антарктическому и снежному буревестникам и множеству неизвестных рыб.

Рыб этих, должно быть, большое обилие, судя по изловленным нами на перевернутой льдине и по тому, что два дня назад видели несколько матросов. Они рассказали, что видели полдюжины рыб, если не больше, с фут длиной, уплывших под лед. Рыб ловят тюлени и пингвины и, по всей вероятности, также чайки и буревестники.

Из млекопитающих нередко встречается длинный гибкий морской леопард, вооруженный страшными зубами и уж, наверное, содержащий в своем желудке несколько пингвинов, а может быть, и юного тюленя. Косатка (Orca gladiator) [37] попадается не так часто во льду, но в большом числе водится у берегов. Это лютое китообразное, ненасытно жадное, пожирающее или пытающееся пожрать всякое не слишком большое животное. Наконец, упомянем о громадных китах разных видов, от синего кита (Balaenoptera Sibbaldi), самого огромного из всех млекопитающих, до разных видов меньших размеров, еще не получивших названий. Эти громадные животные встречаются в большом числе, и понятно, какое им требуется количество пищи и, стало быть, какое несметное множество мелкой твари должны содержать в себе эти моря. Под мирными ледяными полями и в спокойных полыньях свирепствует все та же исконная, всеобщая война, вызванная борьбой за существование.