Читать книгу "Нострадамус - Алексей Пензенский"

Кроме врачей, аптекарей и парфюмеров (они были ответственными за ароматические окуривания), деятельное участие в противоэпидемических мероприятиях принимали санитарные команды. В разное время и в разных условиях они пополнялись за счет самых различных слоев населения – от горожан-добровольцев (эта опасная работа хорошо оплачивалась) до каторжников с галер. Санитарные команды вывозили из города трупы умерших от чумы; их черные тачки народ прозвал «воронами». Часто так называли и самих санитаров. О приближении «ворона» народ узнавал по звуку колокольчика. Во время регулярных обходов города (как правило, один раз в день) родные отдавали санитарам умерших за последние сутки. Мародеры нередко орудовали, прикидываясь санитарами. Трупы вверялись могильщикам, которые хоронили покойников без гробов, завернутыми в саван, часто – в глубоких рвах, служивших братскими могилами. Если эпидемия была особенно жестокой, ряды трупов пересыпались негашеной известью.

Мишель Нотрдам, уже опытный врач, принимал активное участие в «умиротворении» чумы 1544 года. Он действовал под руководством марсельского медика Луи Серра, о котором впоследствии высоко отозвался в своих воспоминаниях. Два года спустя мы вновь встречаем Нотрдама в жутковатом противочумном облачении. На этот раз эпидемия разразилась в административном центре Прованса Эксе и не утихала целых девять месяцев. В эпоху Возрождения Экс-ан-Прованс был так же известен своей антисанитарией, как Авиньон и Марсель. За неимением водостоков жители сваливали мусор на крышах домов, из-за чего в воздухе стоял тяжелый смрад – особенно в жару и после дождя, когда вода смывала отбросы на мостовую. Старая провансальская поговорка гласит: «В Эксе дождь не из воды, а из дерьма». Неудивительно, что чума собрала здесь обильную жатву. В первые же дни эпидемии эксский парламент благоразумно сбежал в Пертюи. Что касается врачей, то те из них, кто не последовал за представителями власти, вымерли почти полностью. В этой ситуации город пригласил врачей-добровольцев, и Нотрдам стал одним из медиков, откликнувшийся на призыв Экса о помощи. Как сообщает он сам, «в год 1546-й я был избран и принят на жалованье города Экс-ан-Прованс, где волей сената и народа трудился ради сохранения города, где чума была столь же сильной, сколь и ужасной».

В городском архиве Экса найдено официальное подтверждение присутствия Нотрдама в городе в эти дни. Местный казначей записал в своем реестре счет на расходы за июнь 1546 года на имя господина Micheou de Nostredame. Сам Нотрдам оставил выразительное описание клинической и социальной картины эпидемии:

«Чума… началась в последний день мая и продолжалась целых девять месяцев, когда люди умирали все подряд, всех возрастов, в таких количествах, что кладбища оказались сплошь заполнены мертвецами, и не находилось более освященной земли, чтобы их хоронить. Большая часть на второй день впадала в лихорадку; на тех, кто впал в лихорадку, появлялись пятна, а те, на ком они появлялись, скоропостижно умирали. После смерти каждый был покрыт черными пятнами. Контагий был столь силен и зловреден, что было достаточно приблизиться менее чем на пять шагов к зачумленному, чтобы каждый, кто это сделал, оказался пораженным. И на многих появлялись язвы, спереди и сзади; и они не жили более 6 дней. Кровопускания и укрепляющие лекарства оказывались неэффективными. Когда проводили осмотр города и удаляли из него зачумленных, на другое утро их было еще больше, чем накануне… Многие, запятнанные чумой, кидались в колодцы; иные выбрасывались из своих окон. Другие, у кого были язвы сзади плеча и спереди грудной железы, испытывали носовое кровотечение, которое продолжалось и ночью и днем, пока они не умирали. Короче говоря, отчаяние было столь велико, что часто умирали в отсутствие стакана воды, с серебром и золотом в руках… Среди всех достопамятных событий, которые я видел, была женщина, которая звала меня из окна. Я разглядел, что она в одиночестве шила себе саван, начиная с ног. Подошла санитарная команда. Я пожелал войти в дом этой женщины и нашел ее лежащей мертвой посреди дома, рядом со своей наполовину сшитой плащаницей».[47]

В той же книге Нострадамус сообщает рецепт снадобья, который он с успехом, по его словам, применял в зачумленных местностях:

«Возьмите… опилки кипариса самого зеленого, какой только сможете найти – одну унцию. Флорентийского ириса – шесть унций. Гвоздики – три унции. Ароматического тростника – три драхмы. Алоэ – шесть драхм. Разотрите все это в порошок и позаботьтесь о том, чтобы оно не выветрилось. Затем возьмите красные зрелые розы, три или четыре сотни, хорошо очищенные, самые свежие и собранные до росы, тщательно разотрите их и смешайте с [полученным ранее] порошком. Когда все хорошо перемешается, изготовьте из этого маленькие плоские пилюли, сделайте из них род пилюль с отверстиями посредине и высушите в тени… Все, кто этим пользовались, спасались, и наоборот».

Состав, разработанный Нострадамусом, на современном медицинском языке можно назвать биологически активным препаратом дезинфицирующего действия, не выходящим за рамки медицинских знаний своей эпохи. Очевидно, эффект его был таким же, как и рецептов Фракасторо, то есть весьма невысоким. Однако это не умаляет безусловной личной смелости Нотрдама, предлагавшего свое лекарство смертельно больным людям.

Жан-Эме де Шавиньи сообщает, что Нотрдам целых три года состоял на жалованье властей Экс-ан-Прованса. Вряд ли это так – сам лекарь пишет, что летом 1547 года он уже боролся с очередной эпидемией чумы в Лионе. Здесь Нотрдам встретил врача Филибера Саразена, с которым он был знаком еще в Ажене и который невольно навлек на него подозрение инквизиции в неблагонадежности. В своих воспоминаниях, написанных около 1552 года, Нотрдам называет Саразена «человеком высочайших познаний» и сообщает, что именно тот научил его, Нотрдама, «первым устоям» (premiers principes). «Устоям» чего? Науки? Астрологии? Религии? Общего жизненного мировоззрения? Нотрдам не прояснил этот важный вопрос, ограничившись сожалением, что, как ему известно, Саразен впоследствии перебрался в протестантский Вильфранш, а зря: исповедуемая им ложная доктрина долго не просуществует…

Глава четвертая

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПРОВАНС

Осенью 1547 года Нострадамус, которому исполнилось уже 44 года, решил прекратить жизнь странствующего врача. Местом своего проживания он избрал Салон-де-Кро – маленький городок в родном Провансе, насчитывавший около трех тысяч жителей. Ныне Салон пересекает канал Крапон, названный так в честь своего создателя Адама де Крапона – талантливого инженера, у которого впервые возникла мысль о прорытии каналов во Франции. Оросительный канал, вырытый по проекту и под руководством де Крапона, привел воды реки Дюранс в бесплодную степь Кро. «Eci I'aigo es d'or» (вода здесь – золото) – гласит провансальская поговорка. Крапон по праву считается благодетелем этой части Прованса, однако мало кому, в том числе из местных жителей, известно, что Мишель Нострадамус в значительной части финансировал строительство канала. В общей сложности он выделил инженеру 8775 экю, по тем временам целое состояние.