Читать книгу "Против «мессеров» и «сейбров» - Сергей Крамаренко"

Висла

Встретили меня хорошо, но многих товарищей уже не было. Погиб командир эскадрильи Корень. Не вернулся на аэродром Соколов. Особенно опечалила меня гибель двух летчиков: общего любимца полка – цыгана Бачило и молодого летчика Сени Бернштейна. В нашей авиации были представители многих наций, но, видимо, только в нашем полку летал и сражался настоящий цыган, и сражался хорошо. Однажды на «лавочкине» он перелетал с аэродрома на аэродром и, чтобы не ожидать прибытия техника самолета наземным транспортом, взял его с собой и посадил в фюзеляж самолета. В воздухе ему повстречался немецкий разведчик – Ю-88. Недолго думая, Бачило вступил с ним в бой.

Можно представить себе состояние техника, сидящего в закрытом фюзеляже «лавочкина», когда он почувствовал, что самолет маневрирует, услышал стрельбу пушек и понял, что идет воздушный бой. Ведь парашюта у него не было, и если бы самолет был подбит, то его судьба была бы весьма печальной. К счастью, тогда все окончилось благополучно, и сбитый «юнкерс» можно было бы записать и на счет техника.

И вот не слышно его шуток, не видно ослепительной улыбки. По вечерам мы вспоминали, как он плясал «цыганскую». Лишь по аэродрому бегал осиротевший черный песик по имени Джек. Ранее он всегда сопровождал своего хозяина, и мы шутили, что он даже летал вместе с хозяином. При посадке Джек подбегал к каждому самолету и все ждал, не вылезет ли его хозяин. Ждал он напрасно: Бачило так и не вернулся.

Сеня Бернштейн был летчиком совсем другой породы. Вежливый, внимательный, он старался летать изо всех сил. Всю теорию полета, так же как и инструкции по эксплуатации и технике пилотирования, он знал прекрасно. Да и его знания по военной истории были блестящими: Бернштейн мог назвать по памяти фамилии всех командующих фронтами и воздушных армий, как и многих командиров корпусов и дивизий. Но в полетах он показывал средние данные. Любая неожиданность ставила перед Сеней большие проблемы, и пока он вспоминал, что сказано в инструкции по данному поводу, времени уходило порядочно. Сейчас я вижу, что он не был рожден летчиком-истребителем...

Погиб Сеня на посадке. Попавшая в его самолет в воздушном бою пуля перебила тягу посадочного закрылка, и при посадке, на малой высоте вышел только один закрылок, и излишняя подъемная сила одного крыла стала переворачивать самолет. Некоторые летчики в подобных случаях успевали поставить кран закрылков на уборку, убрать выпустившийся закрылок и выровнять самолет. Но Сеня не успел. Он был прекрасным военным теоретиком, но авиация требует молниеносной реакции. К сожалению, психологический отбор летчиков тогда не производился, а жаль – можно было бы избежать многих напрасных жертв.

Многие летчики полка, среди них Андрей Баклан, Олег Беликов, Азаров, Виктор Александрюк, Николай Руденко, уже стали опытными воздушными бойцами, асами и довели счет сбитых самолетов до десятка и более. В полку было несколько новых летчиков. Еще Костей мне было сказано, что полком командует подполковник Павел Федорович Чупиков. Это был хороший командир, он прекрасно летал и умело командовал полком. Могу даже сказать, что он был хорошим «дирижером» и умело дирижировал своими «солистами». Ведь были у нас летчики, проводившие бой с немцами так, как исполняют артисты танец на сцене Большого театра! Естественно, у каждого летчика была своя манера ведения боя, свой взгляд на тактику, и хотя все жили дружно, но часто это проскальзывало.

У Чупикова, прекрасного психолога, все получалось как-то само собой. Лишь иногда то один, то другой летчик начинал возмущаться каким-нибудь замечанием, но, подумав, он успокаивался и приходил к выводу, что был не прав.

Заместителем у Чупикова был новый летчик – приземистый коренастый крепыш, майор Кожедуб. К моменту моего возвращения в полк на его счету было больше сорока сбитых самолетов, и ему уже было присвоено звание дважды Героя Советского Союза.

Многие ему завидовали, считали, что ему дико везет. Действительно, сбить столько самолетов и не быть самому сбитым – это редкий случай. Явно напрашивалось слово «счастливчик». И лишь полетав с ним, я убедился, что дело в другом. Причина этого «счастья» заключалась в молниеносной реакции и необыкновенно правильной оценке тактической обстановки. Кожедуб прекрасно понимал весь ход боя и всегда оказывался в нужном месте – и всегда сзади немецкого самолета. Ему оставалось только нажать кнопку управления огнем пушек – и немецкий самолет вспыхивал. В ряде совместных боев с ним мне удалось увидеть это непосредственно, но об этом позднее.

Штурманом полка был майор Куманичкин. Могу сказать, что он был создан природой для полетов. Даже брови у него были с изломом, как крылья птицы. Куманичкин сыграл огромную роль в моей судьбе, сделав из меня настоящего летчика. До этого, я считаю, я просто умел держаться в воздухе.

Меня определили в третью авиаэскадрилью, которой командовал Иван Иванович Щербаков. Это был опытный аэроклубовский работник, в годы войны он был инструктором в Вязниковском авиаучилище, а затем прибыл командиром звена в наш полк. Большой летный опыт, какая-то степенность и уверенность быстро выдвинули его в ряды лучших командиров, и через год он уже командовал эскадрильей. Заместителем у него был Савин, а командирами звеньев – летчики Петров и Яхненко.

Меня поставили на довольствие, я получил новое летное снаряжение. Вскоре на учебном самолете у меня проверили технику пилотирования и после этого выпустили на боевом самолете. Но возникло одно непредвиденное затруднение: в эскадрилье для меня не оказалось напарника. За год боевой работы все пары слетались, и ведущие и ведомые понимали друг друга без слов. Ведомые как-то интуитивно угадывали, что будут делать ведущие, – так в крепких семьях родственники понимают друг друга без слов. Мой же бывший ведущий так и не смог оправиться после ранения и убыл из полка.

Меня по очереди прикрепляли к разным ведущим, я был, как говорится, «на подхвате». Естественно, это меня страшно задевало, но поделать тут было ничего нельзя. Однажды командир эскадрильи вызвал меня и сказал, что меня вызывает штурман полка. Недоумевая, зачем я нужен штурману, я нашел того на КП[4] и доложил о прибытии. Майор Куманичкин, стройный летчик с насмешливыми искорками в глазах, осмотрел меня и спросил, не хочу ли я слетать с ним, чтобы немного потренироваться. Я, разумеется, согласился и хотел было бежать к самолету, но Куманичкин остановил меня:

– Подожди, не торопись, давай полчасика отработаем полет на земле, – и вытащил из планшета два самолетика.

Показав, что он будет делать от взлета до посадки, он отрепетировал все мои действия, если я отстану или выскочу вперед, если, если... если... Занимались мы не полчаса, а гораздо больше. Наконец он убрал самолетики и сказал:

– Ну что ж, полетим. Мой позывной «Барон», а твой, кажется, «Байда»?

Подробный разбор его и моих действий, а главное, горячее желание не ударить в грязь лицом заставили меня все время выдерживать заданное место в строю. Впрочем, надо признаться, что на особо сложных маневрах я сначала отставал, но затем стал держаться как «привязанный».