Читать книгу "Ленин и Инесса Арманд. Любовь и революция - Лилия Гусейнова"

Второе требование – признание не на словах только, но и на деле «святости» материнства. Общество обязано во всех формах и видах расставить на пути женщины «спасательные станции», чтобы поддержать ее морально и материально в наиболее ответственный период ее жизни.

Наконец, чтобы более свободные отношения не несли за собою «ужаса опустошения» для женщины, необходимо пересмотреть весь моральный багаж, каким снабжают девушку, вступающую на жизненный путь.

Все современное воспитание женщины направлено на то, чтобы замкнуть ее жизнь в любовных эмоциях. Отсюда эти «разбитые сердца», эти поникшие от первого бурного ветра женские образы. Надо распахнуть перед женщиной широкие врата всесторонней жизни, надо закалить ее сердце, надо бронировать ее волю. Пора научить женщину брать любовь не как основу жизни, а лишь как ступень, как способ выявить свое истинное Я. Пусть и она, подобно мужчине, научится выходить из любовного конфликта не с помятыми крыльями, а с закаленной душою.

«Уметь в любую минуту сбросить прошлое и воспринимать жизнь, будто она началась сегодня», – таков был девиз Гете. Уже брезжит свет, уже намечаются новые женские типы – так называемых «холостых женщин», для которых сокровища жизни не исчерпываются любовью. В области любовных переживаний они не позволяют жизненным волнам управлять их челноком; у руля опытный кормчий – их закаленная в жизненной борьбе воля. И обывательское восклицание «У нее есть прошлое!» перефразируется холостой женщиной: «У нее нет прошлого – какая чудовищная судьба!».

Пусть не скоро еще станут эти женщины явлением обычным, пусть еще не завтра наступит сексуальный порядок – дитя более совершенного социального уклада, – пусть не сразу прекратится затяжной кризис пола, уступая место «морали будущего», дорога найдена, вдали заманчиво светлеет широко раскрытая заповедная дверь. Все это мы вдалбливали в головы простым женщинам, которые хотели меняться и менять мир вокруг себя.

Не нужно забывать, что до сих пор, женщина трудового класса закрепощена… бытом, закабалена непроизводительным домашним хозяйством, которое лежит на ее плечах. Все это мешает ей отдаться… активному участию в борьбе за коммунизм и строительной работе. Мы должны создавать ясли, детские садики, строить общественные столовые, прачечные, то есть сделать все для слияния сил пролетариата – мужского и женского, чтобы совместными усилиями добиться общей великой цели завоевания и построения коммунистического общества. Это была наша общая миссия, которую мы несли в массы.

Глава 13. Единственная женщина

Все чаще вспоминается мне начало нашей совместной жизни с Ильичем. Наверное, это из-за переживаний, которые все больше заполняют мою душу. И, видимо, пытаясь уберечь меня, моя голова все больше погружает меня в прошлое. Возвращает назад, когда Ильича ни с кем не нужно было делить.

Надо сказать, что идеями социальной справедливости и необходимости просвещения простого народа я, увлеклась еще в гимназии, куда меня определили родители. Благородные замыслы повлияли на присутствие в моей жизни любовных интриг, долгих встреч при луне, и страстных поцелуев. Я спокойно относилась к тому, что молодые юнкера замечали моих подружек, а не меня. Мне было совершенно не до этого. Я искала себя в ином.

В 21 год я прочла «Капитал» Маркса, начала посещать марксистский кружок студента Классона в Петербурге. Здесь я впервые и увидела своего будущего мужа – Владимира Ульянова. И его уверенный и категоричный тон, язвительность по отношению к присутствующим псевдо-революционерам, собиравшимся спасти родное отечество в комитете грамотности, все это меня потрясло до глубины души. Слушая его, я окончательно убедилась, что революция близка мне и возможна в действительности. А любовь к мужчине и революции соединились для меня в одном человеке – Владимире. Так началось мое погружение в стихию под названием революция.

Через некоторое время меня за революционную деятельность сослали на три года в Уфу. А тут приходит мне химическое письмо от Ленина из Шушенского. Он просит приехать к нему и стать его женой. Вот так впоследствии и вышло, мы посмеялись и повенчались. И стали мы мужем и женой, потому что хотели жить и работать вместе. Я стала, конечно, просить отправить меня в Шушенское Минусинского уезда, где уже находился вроде как мой жених, и, добившись разрешения полицейских чинов, вместе с матерью мы поехали к Ильичу.

Но властями мне было поставлено, по мнению Ленина, трагикомичное условие: если я по приезду немедленно не вступлю в брак, то меня отправят назад в Уфу.

Итак, денег не хватало, а тут еще и свадьба. Помню, как Ильич писал матери:

«С Н. К. пришли мне, пожалуйста, побольше финансов: а если уже выехала, то отправь на имя Елиз. Вас. Расходы могут предстоять изрядные»… Правда, отмечу, что дешевизна в этом Шушенском была поразительная. Например, Владимир Ильич за свое жалованье – восьмирублевое пособие – имел чистую комнату, кормежку, стирку и чинку белья… Так что, жить можно было!

В село Шушенское, где жил Владимир Ильич, мы приехали в сумерки; (7 мая 1898) Владимир Ильич был на охоте. Комната Владимира Ильича была невелика. Нам с мамой хозяева уступили остальную часть избы.

Наконец, вернулся с охоты Владимир Ильич. Удивился, что в его комнате горит свет. Хозяин сказал, что это один из знакомых его пришел пьяный, и все книги у него разбросал. Ильич быстро взбежал на крыльцо. И вдруг увидел меня! Лицо его просияло, он обнял меня, сказал:

– Здравствуй, Надюша!

– Володя, я так рада видеть тебя! Ты просто себе и представить не можешь! – отозвалась я.

Но тут он услышал голос моей мамы, которая весело звала его из комнаты:

– Идите-ка, идите сюда и показывайтесь, какой же вы здесь стали, Володя!

Мама не оставила меня в ссылке – поехала со мной. Это, считаю, был героический поступок с ее стороны. Ведь она как бы отвечала со мной вместе только за мои по тому времени «анитиполитические» взгляды. И как же я была ей благодарна! Столько хлопот и обязанностей она взяла на себя в ссылке.

Я приехала в Шушенское невестой Ильича. Нужно было торопиться ни он, ни я не хотели разлучаться. Венчание было назначено, а ведь для него нужны были кольца. А где их взять-то? Выковал нам их Оскар Энгберг. Этот мужчина был скорее уголовник, чем «политик». Он сам нам признавался, что его в Шу-Шу выслали за то, что на первомайских праздниках он выбил зубы «одному худому человеку». На что Ленин всегда смеялся и замечал: – «Ну и сколько же зубов? Надо было сразу всю челюсть!». Но благодаря всем историям, которые сопровождали поиск колец, мы еще больше сблизились с Володей. И чем больше препон нам чинили – тем ценнее они для меня были. Я потом всю жизнь их берегла.

Мама настояла, чтобы брак был заключен без промедления, причем «по православной форме». Но не все было так просто.

В июне 1898 года Ленин писал матери:

«Насчет нашей свадьбы дело несколько затянулось. Прошение о высылке необходимых документов я подал почти месяц назад и в Минусе сам ходил справляться к исправнику о причинах волокиты. Оказалось, что в Минусе нет до сих пор моего статейного списка, – хотя я уже второй год в ссылке! (Статейным списком называется документ о ссыльном; без этого документа исправник не знает обо мне ничего и не может выдать мне удостоверения.)»