Читать книгу "Дмитрий Донской. Империя Русь - Михаил Ланцов"

– Но ничего… – тихо произнес Дмитрий. – Побед без потерь не бывает. Главное – Иерусалим теперь наш. И это уже никто не оспорит.

Глава 8

12 октября 1379 года, Иерусалим

Дмитрий сидел в кресле на балконе одного из роскошных дворцов Иерусалима и смотрел на закат. Это его умиротворяло и облегчало размышление.

Грандиозная победа, прогремевшая две недели назад, поставила жирную точку в этом вторжении. По крайней мере, на несколько ближайших лет.

Атабек Баркук погиб, пытаясь защитить обоз на последнем этапе сражения. Он не хуже Дмитрия понимал его роль в сохранении армии. Впрочем, если бы он и не пал, то все одно потерял бы влияние. Два настолько катастрофических поражения ему бы не простили. Он умер, и Мамлюкский султанат погрузился в тьму Гражданской войны.

Армия султана Измаила оказалась уничтожена полностью благодаря своевременному и удачному удару кавалерии Джона Хоквуда. Самые стойкие – они держались дольше всех. Но именно это и послужило причиной их гибели. Сначала катастрофические потери в битве, потом откровенная бойня при бегстве, завершившаяся попыткой разрозненных и рассеянных групп пробраться через пустыню.

Халифат пострадал в этом сражении меньше всех, но и там недосчитались свыше девяти тысяч человек. Страшный обстрел артиллерии и затяжная рукопашная схватка завершилась бунтом черни в Иерусалиме. Отряд в две тысячи человек смог отойти, и это было выдающимся успехом по сравнению с мамлюками и йеменцами. Но сил продолжать войну Багдад больше не имел. Конечно, можно было бы объявить Джихад, но после двух столь значимых побед с поистине чудовищными потерями подобные слова станут лишь сотрясанием воздуха. С тем, кого нельзя победить, нужно как-то уживаться и ждать, когда он ослабнет.

Иными словами, складывалась идеальная международная ситуация для возрождения и укрепления держав крестоносцев на Ближнем Леванте. Одна беда – Петр умер. Причем не один, а с кучей своих родственников. Он ведь собирал всех, до кого только мог дотянуться. Вот они и погибли в укрепленном лагере Дмитрия во время контратаки войск халифа. Выжила только Валентина[51], законная супруга Петра, да и то только потому, что вовремя догадалась спрятаться за спины не своих родичей, а тыловых служб легиона.

Король умер, да здравствует королева!

Одна беда – она была из рода врагов Венеции и, как следствие, Дмитрия. Причем ее партия укреплялась тем, что новый граф Аскалона, Джон Хоквуд, был женат на внебрачной дочери ее отца – Доннине. То есть внутри Иерусалимского королевства назревал очевидный кризис прямо в момент его возрождения. Графство Триполи, отданное венецианскому дому Дандоло, оказывалось противопоставлено остальным землям…

– Ты позволишь? – тихо спросила Валентина, войдя в зал.

– Как тебя пропустили? – не оборачиваясь, спросил Дмитрий.

– Обыскали и пропустили. Я сказала, что хочу поговорить с тобой с глазу на глаз.

– Обыскали? Впрочем, да, Илья мог. Что ты хочешь?

– Помощи.

– И чем же, сударыня, я могу тебе помочь?

– Не ерничай. Я прекрасно понимаю, что тебя беспокоит назревающий раскол Иерусалимского королевства. Поверь, меня это волнует не меньше. Ведь я – королева этих земель, и мне не хочется, чтобы они вновь оказались в руках магометан. Также мне известно, что именно из-за внутренней розни пало старое королевство.

– Это отрадно слышать, – кивнул Дмитрий, повернувшись лицом к Валентине. – И что же конкретно ты хочешь, что бы я сделал?

– Ты знаешь Левона? Родича моего покойного мужа?

– Левона? – повел бровью Дмитрий, не очень хорошо разбиравшийся в генеалогии крестоносцев.

– Да, – кивнула Валентина. – Четыре года назад его столицу – Сис взяли мамлюки. А его самого с женой и дочками пленили. Год назад Левона выкупил король Кастилии и Леона. Освободившись, король Армении просил у Святого Престола помощи в спасении своего царства, но безуспешно. Им не до него.

– Печальная история, – ровным голосом ответил Дмитрий. – К чему она?

– Его жена и дочери погибли в плену. Мамлюков он ненавидит больше всего на свете. Узнав о начале Крестового похода, он поспешил собрать своих союзников и выдвинуться на Кипр. Но не успел… да и привел всего горстку людей. Он ведь сейчас нищий. Но главное – он не Висконти. Выдай меня за него замуж. Кто-кто, а уж он точно не пожелает плясать под дудку моего отца.

– А ты?

– А я… хочу власти, – сказала она и посмотрела открытым, немигающим взглядом на Дмитрия.

– Так править будет он, а не ты.

– Я тебя умоляю! – хохотнула Валентина и откинулась на спинку кресла. – Ты не знаешь Левона. Он хороший человек, добрый, но слабый. Сдаться в плен тогда, когда должно сражаться? Ох… – Она махнула рукой. – Ты всей истории с падением Сиса не знаешь. Он не воин и не властитель, хотя одержим идеей возрождения Киликии. Направить это желание в нужное русло мне несложно. И уж точно, вся та страсть, с которой он возьмется освобождать свои старые земли, не позволит моему отцу втянуть нас в борьбу, идущую в Италии.

– А почему нет? – повел бровью Дмитрий. – Лишив титула Энрико, он сможет посадить туда кого-нибудь из своих многочисленных сыновей. Да и вообще наводнить Святую землю ими? Сколько у твоего отца сыновей? Пятеро?

– Пятеро, – кивнула Валентина, поджав губы в задумчивости. – Ты не веришь мне?

– Я согласен с тем, что Левон – хорошая кандидатура. Но ты… Да, я не верю тебе. Ты слишком опасна. Почему тебе вообще будет нужно соблюдать данное мне слово?

– Потому что ты можешь зачать мне ребенка.

– Что?! – поперхнулся Дмитрий.

– Поверь, я готова на все, чтобы сохранить корону. Если ты не веришь словам дочери своего врага, то, возможно, ты поверишь матери своего ребенка?

– На все? – повел бровью Дмитрий.

– На все, – сказала Валентина твердым, уверенным голосом.

– Хм… – задумчиво произнес Дмитрий, рассматривая эту молодую, красивую женщину совсем иначе, нежели несколько минут назад. Да, она была определенной дочерью своего отца. Энергичной, властной и решительной.

Важным моментом было то, что Император и так чрезмерно «залип» на Ближнем Востоке… или, как в это время говорили, – Ближнем Леванте. Дома его ждали более важные дела, чем устроение жизни под знойным солнцем Палестины. А бросать все, как есть, не хотелось. Пора было уходить. Но уходить так, чтобы всегда можно было вернуться и не терять плоды своих успехов.