Читать книгу "Дмитрий Донской - Наталья Павлищева"

— А что один на всем свете остался — не прав ты, князь Дмитрий Иванович. Про нас, грешных, забыл. Много на Москве и на Руси тебе помощников, много поддержки. Пусть не кровные родовичи, но мы все твои. И я первый.

Дмитрию стало вдруг так стыдно, что в своей скорби отринул стольких людей, единых с ним мыслями и духом! Опустился на колени, приник к сухой, обтянутой точно старым пергаментом кожей руке митрополита:

— Прости, отче! Обеспамятовал я, за своей скорбью других забыл! Прости.

— То-то и оно, что твоя семья — Русь святая, а теперь тем более! Помни это, князь Дмитрий, помни! Не о себе думать прежде должен, а о тех, кому твоя помощь нужнее твоих слез. На Руси раздор снова ширится, а великий князь слезы льет.

Дмитрий слез не лил, но уже третий день сидел, точно прибитый, и думать ни о чем не мог. Жесткие слова митрополита вдруг заставили его опомниться. Тяжела потеря последних родных людей, но скольким же, пусть не родственникам, он еще на Руси нужен! Как он мог забыть долг свой великокняжеский?! Первая же беда из седла выбила! А мечтал сильным князем стать, чтоб Русь за ним как за каменной стеной жила! Быстро же от себя отступил…

Через день князя Дмитрия Ивановича уже видели совсем иным, он точно прибавил несколько лет, стал совсем взрослым и мудрым. Бояре с опаской поглядывали на такого незнакомого князя, точно видели его впервые и знакомиться приходилось заново. Было и радостно, и даже совестно, что не дали Дмитрию горе свое выплакать, выстрадать. Но время таково, что некогда слезы лить или грустить подолгу.

Болезнь пошла на убыль только в крещенские морозы, видно, все же боялась, проклятая, русской стужи. По весне о ней напоминали уже только многие новые могильные холмики, часто с покосившимися крестами (некому было и поправлять), да множество нищих и сирот, снова просивших подаяние.

Но отступила зараза, вернулась прошлогодняя напасть — сушь. Небо точно забыло о том, что может быть дождь, солнце пекло с утра до вечера. Только на ночь становилось чуть прохладней. Даже роса выпадала редко, реки обмелели, ручьи кое-где так и вовсе пересохли, в колодцах воды на дне и мутная… Пашни вместо обильных зеленей стали похожи на проезжую дорогу, пылили вовсю.

На Москве, как и везде, жара, кажется, маленького огонька достаточно, чтобы все вокруг превратилось в пылающий ад. Помня об этом, многие даже печи не топят, так и перебиваются сухим хлебом.

Хорошо, если он есть, а то ведь снова зерна легли в сухую землю, землепашцы слезами поля поливали вместо дождя. Но слезы и пот солены, от них растет хлебушек плохо. Снова на Русь надвигался Большой Голод, снова бабы, рожая детей, понимали, что не выжить им, что зря такое семя проросло, не ко времени. Но как сеять, так и рожать в любую годину надо, чтобы не пресекся род людской, чтобы не иссяк на земле род русский.

Набатный колокол поднял всех враз, князя в том числе. Это не татары или Литва, о них бы уже знали, оставался другой враг — пожар. Враг страшный и не менее татар безжалостный. От него не откупишься и мечом не отобьешься.

Горела церковь Всех Святых. От чего запалилось, так и не узнали, не у кого спрашивать было, да и некогда. Более страшных дней Москва давно не видела. Сухой горячий ветер, и сам способный запалить что угодно, словно с удовольствием поддержал огонь, разнес его по всей Москве. Уже через час горело все — терема и дворы бояр, кладовые, конюшни, дубовые ворота, купеческие амбары и избы посада. Особенно досталось Кремлю, языки огня не пощадили и его крепких дубовых стен и башен, верой и правдой прослуживших четверть века со времен князя Ивана Даниловича.

Стоять бы им и стоять, кабы не огонь. Вот самая страшная беда для русских городов. Даже татары, нападая, берут города только огнем, иначе их не одолеть. А тут ордынцам стараться не надо, остались от Москвы одни головешки!

Дмитрий Иванович, черный от копоти и грязи, тоскливо оглядывал свои горелые владения. Все старания русских умельцев, некогда таскавших тяжеленные дубовые бревна, тесавших и возводивших из, казалось, вечных бревен мощные укрепления, пошли прахом. Никакое умение, никакой труд людской не спасли дубовый тын Кремля от огня.

Значит, и все следующие старания также напрасны? Конечно, не всякий год такая сушь, но ведь и Рязань жгли, и ту же Москву… Как сделать, чтобы не боялся или хотя бы меньше боялся огня Кремль? Выход один — строить из камня.

Все это понимали, только непривычно Руси каменные хоромы возводить, Русь к дереву тянется, оно душевней, теплее. Да и много его вокруг, бери — не хочу. Дубов не на один Кремль хватит.

Бояре собрались в чудом уцелевшем дому боярина Федора Косого, в тесной для большого числа пришедших горнице. Всех интересовал вопрос: почему Косой не погорел? Таких домов немного, наперечет. Как удалось спасти жилище и почти весь двор?

Федор Демьянович секрета не делал: двор совсем на окраине близь воды стоит, по весне так затапливало и не раз, конечно, не нынче. До воды недалеко, как услышал, что пожар, велел всем холопам за ведра и поливать все подряд. Так и выстояли, зато теперь в доме места сухого не сыщешь.

Ничего… мокрое и высушить можно, было бы что сушить! Взгляды многих завистливо оглядывали почти не пострадавший двор. У многих мелькнула мысль и себе близь воды построиться, но тут же отвергли. Все равно лучше за кремлевскими стенами, и не навек же эта сушь?!

А князь Дмитрий не завидовал Косому, его заботило другое, о чем и сказал боярам. Пока стен нет, Москва ничто и перед ордынцами, и перед Литвой, и перед своими. Та же Тверь только и ждет какой беды у соседей, чтоб свою волю показать. Конечно, княжьи покои быстро восстановят, и боярские дворы тоже, посад погорел меньше, купцы поднимутся, не впервой гореть, а вот что со стенами Кремля делать?

Молодой князь твердо объявил:

— Строить будем из камня! И терема тоже.

— А где брать станешь, Дмитрий Иванович? — подал голос Дмитрий Монастырев, совсем недавно перебравшийся в Москву и вот сразу погоревший не менее остальных.

— В Мячково, там белого камня много. Красиво и, сказывают, прочно.

Что ж, прав князь, мячковский камень для строительства хорош! Кто-то усмехнулся:

— Будет Москва белокаменной!

Это почему-то очень понравилось всем. Так и порешили: зиму камень резать и по льду в Москву волоком таскать, чтобы как можно скорее приступить к возведению стен и башен. Кто-то предложил сначала терем для князя возвести, но Дмитрий только глазами сверкнул:

— Что терем, коли защиты нет?! Найдет татарин, чем тот терем оборонять станем? Вот и выйдет, что для ордынцев строил! Нет, сперва пусть стены и башни встанут!

Всю зиму из Мячково возили камень, обтесывали и складывали для строительства. Конечно, терем все равно подняли, и для начала деревянный, надо же где-то князю жить. Делали почти наспех, думая, что потом переделают, но ничего нет постоянней временного, так и остался он до совсем других времен, только что подновляемый иногда.