Читать книгу "Коллекционер желаний - Надежда и Николай Зорины"

Женщина опять о чем-то спросила (он не понял, о чем) и опять засмеялась. Она все спрашивала и смеялась, смеялась и спрашивала, а Женя мучительно изыскивал предлог, но ничего подходящего не придумывалось.

Неизвестно, сколько бы они так просидели, но тут что-то изменилось: вдруг сделалось шумно (голоса, шарканье и топот ног, какой-то стук, какой-то шорох), женщина утратила к нему интерес, затушила сигарету в пепельнице, заулыбалась заискивающей улыбкой и поднялась навстречу кому-то. Кому-то? Совершенно ясно кому, ведь она же сказала, что ждет здесь…

Вот теперь можно было уходить спокойно, не придумывая предлога, но именно теперь он уйти и не смог. Ощущение, которое овладело им в зале, снова вернулось. В чем-то оно было даже острее и сладостней, потому что не застало врасплох, он был готов к нему, а значит, и мог распорядиться более разумно, до конца, не растрачивая ни капли впустую. Да и источник этого ощущения теперь был совсем близко, при желании его даже можно было потрогать, как следует рассмотреть, ощутить его запах.

Алеша разговаривал с сестрой. О чем, Женя не слышал. Та кивала не переставая, смеялась и почему-то оглядывалась по сторонам, словно кого-то ждала. Время от времени к ним подходили какие-то люди, здоровались, трепали мальчика по щеке или похлопывали по плечу, пожимали руку женщине и шли дальше по своим делам.

Как просто! Он тоже мог подойти к Алеше и… нет, не похлопать его по плечу, это выглядело бы с его стороны глупо и неестественно, но вот встать совсем рядом с ним, слегка толкнуть, извиниться, то есть так или иначе вступить в контакт, мог.

А если так и сделать?

Нет, нет! Во всяком случае не сегодня, потом когда-нибудь, в другой раз.

В другой раз! Разве будет еще этот «другой раз»? Да и возможен ли какой бы то ни было «другой раз»? Невозможен! Потому что он невозможен в принципе. И что бы ни думали все эти люди, так свободно с ним здоровающиеся и треплющие его по щеке, он-то, Женя, знает, что делать этого нельзя, грешно, кощунственно. Разве можно потрепать по щеке божество?

Да, да, правильно – божество. Теперь у чуда есть имя, теперь у его ощущения есть название: преклонение перед божеством и любовь к божеству.

Только жаль, что и это преклонение, и эта любовь будут существовать без самого объекта. Конечно же, он Его никогда больше не увидит, не услышит Его голоса и не прочитает ни одного стихотворения. Хотя со стихами проще: у Него вышло два сборника, готовится третий, наверное, где-нибудь их можно достать. Это было бы счастье, великое счастье. А на обложке, скорее всего, Его портрет. И…

И он знает, в какой школе учится божество. В пятьдесят четвертой, а значит… он сможет Его увидеть когда-нибудь снова. Тайком, не показываясь, из укрытия. А впрочем, с укрытием можно и не особенно стараться, вряд ли Алексей его узнает, вряд ли он вообще на него обратил внимание. И…

О господи! Он идет сюда, идет прямо на него. Нет, нет, не надо! Он не готов, не готов!..

– А ты почему ушел?

– Я…

– Хочешь схожу за твоей премией? Мне Серафима Сергеевна даст. Или пойдем вместе?

Вместе? Пойти с Ним вместе? Как просто, как просто! Да понимает ли Он сам, о чем говорит? Вместе? Разве может Он быть с кем-то вместе? Он и другой он, например, Женя Ильин?

– Давай скорее, а то она уйдет.

И они пошли. Пошли вместе. Вернее, побежали.

– Я тебя раньше здесь не видел. Ты в «Дельтаплан» не ходишь?

– В «Дельтаплан»?

– Ну да, заседания в литобъединении два раза в месяц по пятницам. Вообще-то, конечно, скука смертная, но иногда бывает интересно. Мне понравились твои стихи. – Алеша улыбнулся Жене.

– Мои стихи?! Но разве ты…

– Читал. Особенно понравился «Непойманный дождь».

– Но как? Как ты мог читать?

– У меня блат. – Алеша засмеялся. Его смех в отличие от смеха его сестры был легким и непринужденным. – Серафима дала почитать, ей тоже понравилось.

– Серафима? Это кто?

– Ну, та, которая вручала грамоты, мы сейчас к ней как раз и идем.

Они вошли в опустевший конференц-зал. Весь народ уже разошелся, только старая усатая дама, Серафима Сергеевна, и какая-то девушка лет двадцати разбирали бумаги у стола на сцене. Алексей подошел к усатой и что-то ей негромко сказал. Она заулыбалась и повернулась к Жене.

– Плохо стало? Понятно – духота, нервы. Но теперь-то, надеюсь, все хорошо? Как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, нормально.

– Вот твоя грамота и премия, триста рублей.

– Спасибо. – Женя взял грамоту, неловко сунул деньги в карман.

– А кроме того, победители конкурса, все без исключения, награждаются турпутевкой по Золотому кольцу. Выезжаем двадцатого.

Женя кивнул и посмотрел на Алешу: что ему теперь делать – уходить или еще нужно остаться?

– И приходи в «Дельтаплан». В эту пятницу. В пять. Кабинет 48. Придешь?

– Да.

– Ну, счастливо. Бегите.

Бегите. И она, эта усатая Серафима, объединяет их в одно целое. Неужели же это возможно? А в «Дельтаплан» он, конечно, придет, разве можно не прийти, когда там будет…

– Пошли. – Алеша спустился к нему, и они вышли.

В коридоре у двери ждала сестра Алексея.

– Сколько тебя ждать? – недовольно проворчала она. – Идем скорее.

И она увела божество. По коридору, через холл, вниз по лестнице на февральскую улицу к остановке троллейбуса. Пятьдесят четвертая школа, это где-то в районе телецентра. Наверное, божество живет в этом районе, пятьдесят четвертая школа – самая обычная, не стал бы Он в нее ездить с другого конца города.

Ну что ж, в пятницу он снова Его увидит.

Напрасно он столько надежд возлагал на этот конкурс. Напрасно потом мучился. С точки зрения потенциальных возможностей в поэтической карьере конкурс оказался сплошным надувательством. Никаким важным событием в жизни города он не являлся. Обычное рядовое мероприятие, из тех, что проводятся с определенной постоянностью различными союзами, объединениями и обществами. Не более чем соревнование бегунов или слет участников художественной самодеятельности, чуть значительнее КВН между школами или олимпиады по физике. Никаких фотографий крупным планом на первых страницах газет, никаких интервью, только маленькая информация в «молодежке».

Таким же надувательством оказались заседания в «Дельтаплане». Обычная тусовка, за одним исключением, что каждый приходил не для того, чтобы пообщаться, а для того, чтобы навязать свое общение другим.

Бездарные поэты завывали свои бездарные стихи бездарным слушателям. Правда, слушателей как-то особо не наблюдалось. Все они были поэтами, чужая бездарщина никого не интересовала, каждый упивался собой.