Читать книгу "Искальщик - Маргарита Хемлин"

– Пятнадцать исполнилось.

– А хлопчику тому? – Дора кивнула в сторону Марика.

– И ему столько же.

– Не может быть. Ему лет тринадцать. Когда они с Перецом в Остре появились?

– Точно не помню.

– До Германской?

– А я считал, Германская – не Германская? В школу ходил. В класс Марик явился. С портфелем большущим. Ему Перец для форса дал. И не для него, для Марика то есть, а для собственного своего удовольствия – вот я какой, сыну малолетнему могу дорогую вещь на понос выдать. А портфельчик старенький. Без защебки. Мотылялась только нахлестка. Там дырки от защебки остались – так веревочкой подвязывалось в крайнем случае. Но хороший портфель. Крепкий. С железячной прокладкой на загибе – знаете, где перекидывается крышка. С заклепочками блестящими. Мы на том портфеле каждую зиму с горы ездили. На спор – скорей всех. Старшие хлопцы пробовали забрать, так Марик зубами отбивался, а не разрешил. При моей помощи, ясно. А вы говорите…

– Значит, по годам он тебе должен быть ровесник, ну, год в любую сторону разница. Ладно… Ты хоть и сметливый, но сильно глуповатый. Не обижайся.

Дора запустила вежливый тон, вот-вот вроде готовилась сюсюкать.

И начала – но другое.

Хлопнула ладошкой по столу. И тут же перед моим носом закрутила указательным пальцем.

– Молчать! Слушать меня!

Я помимо воли замер.

Дора крутила пальцем уже перед самыми моими глазами:

– Не знаю, что это за хлопец, может, он и Марик. Но не сын Переца. Сын Переца есть мой внук. А это не мой. Вот с этого начнем. Теперь слушай дальше.

Без ее пальца возле моего носа стало легче дышать, но дышать не хотелось. Мог, а не хотел. Не дышал, а слушал. Потому что если б вдохнул, убил бы старуху на ее месте.

Вся моя жизнь с планами рушилась.

Племянница Доры Хася вышла замуж за Переца вопреки воле родителей. Перец являлся бедным, а они не бедные. И дом, и пара коников для извоза у Дориного брата, отца Хаси, были. И уважение было. А Перец всю свою непутящую жизнь представал в не сильно хорошем свете.

Так, пребывая в распущенности, он отрекся от родителей и стал гулять на все стороны. Потом немножко образумился и стал на путь борьбы за светлое будущее. На такой почве познакомился с Дорой.

Дора, хоть и старше Переца, ответила на его ухаживания. Десять лет разницы в возрасте ее не охладили. А его как раз и заморозили.

На общем фоне борьбы и демонстраций, а также в целях окончательного развенчания сказок про единство еврейского народа, без различия внутренних богатства и бедности, Дора покинула дом брата, где проживала в довольстве после смерти общих их с братом родителей. И с того дня заверяла всех интересующихся, что живет по конспиративным углам.

Или так, или сяк, Дора с головой глубоко ушла в революционный путь.

Не без намека на свою любовь к Перецу, Дора заявила этому самому Перецу, что теперь они ровня, он голодранец и она тоже, и классовый подход им теперь очень наглядно станет понятен, и они его до всех будут доводить своим собственным совместным примером.

К тому же наметился младенец на руках – как результат отношений. Младенец, по мысли Доры, приурочивался к лету, когда и картошка, и вишни, и зелень какая-никакая. И молоко у коров особенно целебное – она, если что, будет дополнять личное.

А время ж шло. Прекрасное, боевое время.

Товарищи наряду с Перецом просвещали разнообразными объяснениями людей и пропагандировали.

Однако в один день их всех замели и посадили на цугундер.

И вот Дора пришла к тюрьме на Лукьяновке и в высокое окошко начала бесстрашно кричать про младенца к лету.

В окошко через решетку никто не высунулся и привета Доре не выдал.

На дороге домой Дора встретила свою племянницу Хасю.

А Хася, между прочим, направлялась в Лукьяновку с передачей для Переца. Тетку она не встречала уже месяца три и выделила взглядом наметившийся под легким пальтишком живот и общую утолщенность тела.

– Тетя Дора, ты замуж вышла?

– Да. Под хупой не стояла, конечно… Я на хупу плюю. И мой жених тоже из наших, настроен революционно. Но, можно сказать, раз ребенок зачался, мы с ним муж и жена. Перец Шкловский. Щас страдает в тюремной камере. А мое дело как верной подруги – ждать и нести дальше людям слово правды.

Племянница Хася упала в обморок и сквозь обморок ругательски объяснила Доре, что Перчик Шкловский есть ее, Хасин, именно законный, с-под хупы, муж. А если Дора, как засидевшаяся до безнадежности девка, шляется по киевским оврагам и там себе нагуливает детей, то пускай себе как хочет.

Дора проявила гордость и в синагоге намеками выдурила сведения про свадьбу племянницы.

Удостоверившись, плюнула и растерла прошлое, ни слова никому не сказала, двинулась в Харьков.

Канула.

Ребеночка не родила. Как-то ж рассосалось. А может, и не было внутри ничего, а только мечталось, аж до самого нарушения женской сути.

Таким образом, до 1905 года, оставившего неизгладимый след в мировой истории, Доры в Киеве никак не присутствовало.

С годами Дора уже обладала дипломом акушерки и особенно развила свои способности в пропаганде.

И вот товарищ Дора была направлена в Киев как уроженица и имеющая хороших знакомых на местности. Ей поручили установить конспиративную связь с товарищем Петром. Дали адрес, литературу для передачи и всевозможного распространения.

Петром оказался Перец Шкловский.

Дора сначала даже обрадовалась – наново зайдет в семью, подозрений для живущих в семейном окружении меньше, документы выправит без особых хлопот. И так далее в смысле порученных революцией дел.

Однако в семью ее не пустили брат и невестка. Племянница подпевала и ругалась.

Перец молчал и сделал так: Дору поселил на отшибе, на Борщаговке, в хатке-развалюхе, туда наведывался с товарищами и устраивал собрания. С нежностями не подкатывался, хоть Дора готовилась для несильного отпора, если что.

В результате как-то Перец пожаловался Доре, что очередная беременность Хаси плохая, вот-вот дите опять скинется. А это уже каюк. Столько лет не вынашивает, хоть ты ей что. К тому же возраст кончается, не молоденькая. Не последит ли Дорочка за племянницей, такой акушерки, как Дора, во всем Киеве нету, люди ж зря не скажут.

Дора доследила.

Летом 1908 года приняла младенца, которого назвали Мариком. И нянчила его до срочного бегства Переца с Хасей с места их проживания в 1913 году в связи с возможностью ареста кого надо, то есть Переца. Сказывались широкие последствия борьбы.

А хлопчик получился рыжий, как огонь. Одно ушко сильно топырилось, а носик очень большой для его возраста. Получился в маму – Хасю, значит.