Читать книгу "Тайна, приносящая смерть - Галина Владимировна Романова"

– Пускай идет один, друзья мои, – проговорил он задумчиво и со вздохом оглядел воинственно растопырившего руки участкового в нелепых одеждах. – Ступайте, Павел Степанович. Как только девушка чуть оправится от новости, вы нам махните рукой, идет?

– Идет, – он глянул на него с благодарностью и, сильно сгорбив спину, поплелся к крыльцу Саши Углиной...

Глава 7

Саша лежала на кровати матери, с головой укрывшись одеялом. Лежала в одежде и резиновых сапогах. Увидела бы сейчас мама, в ужас пришла бы. Накричала бы, что совсем одурела дочка, после огорода в резиновых сапожищах и прямо на кровать. Грязи пуд на полу, на половиках, теперь еще и на покрывале. А покрывало дорогое, пускай и у цыган купленное по случаю. А что цыгане? Тоже люди. Тем же добром торгуют, что и все остальные. Правда, не на рынке, а по домам ходят. Так волка ноги кормят, как говорится...

Все до слова вспомнилось сейчас Саше, когда она, шевельнув ногами, вспомнила, что так и не разулась, вернувшись с огорода.

Мама радовалась тогда, что покрывало досталось самое красивое из всех, что предлагались. Маринка с цветами купила, сильно аляпистое. А ей вот без цветов, с неброским абстрактным рисунком досталось. Мама любила, чтобы именно так было. И все оправдывала покупку, все причитала, что на рынке и дороже, и расцветки такой не найти.

Мама радовалась, а дочка теперь с ножищами, в сапожищах.

Саша прислушалась к острой боли, застрявшей в самой сердцевине грудной клетки и сидевшей там с той памятной минуты, как Степаныч переступил их порог. Прислушалась и тут же с силой зажмурила глаза.

Нет, не притупилась, все так же сидит там прочно. Укоренилась, гадина! Так ладно бы просто сидела, а то ведь дергает за каждый нерв. Выворачивает всю душу наизнанку. Выкручивает тело так, как они с мамой пододеяльники возле колонки, выполоскав, выкручивали: с силой и попеременно, то в одну, то в другую сторону.

Больно было! Очень больно! Она и плакала, и металась, и терпеть пыталась, стискивая зубы. Все надеялась, что станет полегче. Что вот-вот, день ото дня, гадкая зараза перестанет так ее трепать, сдастся.

Не сдавалась! И день ото дня, поручиться Саша, конечно, не могла, но казалось, что ей становится только хуже.

– Ты заходи ко мне, дочка. Заходи, не стесняйся, – гладил ее по голове Степаныч, когда Саша попадалась ему на глаза. – Посидим, поговорим, чаю попьем.

Она не ходила к нему, как перестала ходить вообще к кому бы то ни было. Она просто перестала любить людей, перестала их выносить за их жизнерадостность, за пышущие здоровьем тела, за каждодневные заботы.

Они вот радуются, жрут, толстеют, что-то покупают, что-то продают, куда-то едут, о чем-то думают, кого-то любят, а ее мамы больше нет! И не будет уже никогда. И это было так нелепо, так глупо, так противоестественно и несправедливо, что она видеть никого не могла. И уж тем более не могла ходить куда-то в гости, чаи пить, разговоры говорить.

И если уж совсем откровенно, то не верила она Бабенко. То есть не верила, что зовет он ее в гости для того, чтобы просто посочувствовать. Ему была нужна информация! Это же ясно читалось у него в глазах, как читалось это и в глазах тех людей, что ввалились шумной толпой к ней в дом следом за ним. Все они для начала скорбно помолчали, попытались выразить ей сочувствие равнодушными чужими голосами, а потом приступили к допросу.

Господи! О чем ее в тот момент можно было спрашивать?! О чем?! О том, ради кого мама нарядилась тем вечером? Так это для всей деревни не было секретом, могли бы узнать и у соседей, чем ей душу рвать. О том, где она сама провела минувшую ночь? Так это...

Так это вообще никого не касается! Это ее личное дело! И зачем это вообще им нужно?! Какое это имеет отношение ко всему случившемуся?!

– Мы должны быть уверены, что у вас имеется стопроцентное алиби, – выдал тогда один из присутствующих придурков.

Павел Степанович, помнится, тогда конфузливо крякнул и дернул за карман штанов высокого розовощекого парня в прокурорском костюме.

– Вы что же, меня станете подозревать??? – И она завизжала на них на такой высокой ноте, что тут же сорвала горло. – Убирайтесь, сволочи! Убирайтесь из моего дома, гады!!!

– Успокойтесь, Александра, – попросил тогда один из них вполне человеческим голосом и посмотрел участливо. – Мы не хотели сделать вам больно...

– Убирайтесь!!! Убирайтесь, видеть вас не желаю!!!

Если бы их не было там в тот момент, то вполне возможно, досталось бы тогда Степанычу. Ей просто нужно было орать, визжать, биться головой о чьи-то плечи и царапаться. Ее горе было таким обширным, таким черным, таким неожиданным, что оно просто не вмещалось в ее теле, в ее сердце, в ее душе. Оно рвалось наружу диким страшным воем, и оно не желало понимать никакой необходимости, никаких рамок приличия.

Бедный Степаныч метался из кухни к ней и обратно, то со склянкой какого-то вонючего лекарства, то с кружкой воды, то с мокрым полотенцем. Она смотрела на него сквозь пелену слез, и он представлялся ей огромной запущенной наседкой, по неосторожности выпущенной на волю нерадивой хозяйкой. И это показалось ей смешным, и она принялась смеяться. Сначала мелко и беззвучно, потом все сильнее и громче, а потом снова завыла.

В чувство ее привел все тот же высокий парень с человеческим голосом, участливым взглядом и симпатичным лицом. Он просто вылил ей на голову полведра воды и влепил две звонкие пощечины.

Степаныч ахнул и отшатнулся, начав бормотать что-то о бесчеловечности и неизжитом фашизме. Коллеги высокого парня демонстративно начали смотреть по сторонам, будто ничего не видели и не заметили даже.

Саша села ровно на диване, обтерла рукой мокрое от слез и воды лицо, лязгнула зубами.

Попросила спустя минуту:

– Дайте полотенце.

Тот подал ей полотенце, протянутое все тем же участковым.

Саша медленно начала вытирать голову, плечи.

– Что вы хотите узнать? – проговорила она, прижав полотенце к груди и застыв с ним, полотенце было маминым и пахло мамой.

– У нее была вчера назначена встреча? – Все тот же самый парень присел к ней на диван. – Меня Даниил Сергеевич зовут, можно просто Данилой называть.

– Хорошо... – кивнула она. – Она собиралась на свидание с этим... С Игорем!

– Свидание состоялось?

– Не знаю. Я поругалась с ней днем и убежала из дома.

– Почему поругались?

– Она собралась... Собралась за него замуж! – фыркнула с горечью Саша. – Без году неделю знакома с ним и уже замуж! И сказала, что останется у него ночевать! А он днем раньше или этим же днем, не знаю точно, Маринка трепалась...

– О чем?

– Он Таньке Востриковой цветы подарил!.. Он цветы другим девкам дарит, а она за него замуж собралась, дурочка! Господи... – Саша тяжело задышала, крепко зажмурилась. – Кто же ее так, а?! Павел Степанович, как же так?! Я же теперь совсем, совсем одна!!!