Читать книгу "Дикая весна - Монс Каллентофт"

Но она знает, что надо держаться.

Во что бы то ни стало.

На часах начало одиннадцатого – похоже, один из самых долгих дней в ее жизни все же заканчивается. Настали сумерки, светящиеся кроны уличных фонарей пока не заполнены насекомыми, однако загадочным образом вибрируют от просыпающейся жизни.

Оцепление на Большой площади уже снято.

Люди зажгли погребальные свечи прямо на земле перед тем местом в стене, где находился банкомат. Там теперь не меньше сотни свечей, цветы, маленькие записочки детям, которые, по словам СМИ, погибли на этом месте, но их личности пока официально не установлены.

Несколько девочек в возрасте Туве стоят посреди площади, обнявшись, шепчутся, плачут.

Везде горят свечи. По всей площади их, наверное, штук пятьсот. Огоньки освещают это обыденное место, как маленькие тревожные факелы, и Малин думает, что сама доброта сочится из камней, поднимаясь против зла, которое затронуло всех.

Эти огоньки – как колыхающееся молчание, крошечные коконы надежды, что все это ошибка, недоразумение, что произошедшее на самом деле никогда не происходило. Свет распространяется по миру, стараясь закрепиться, прогнать тьму. Удастся ли ему это?

На сайте газеты «Корреспондентен» Малин только что прочла, что все церкви города открыты. Туда можно пойти, чтобы поговорить, побыть с другими, вместе предаться скорби, успокоить растревоженную душу. В Домском соборе проходит служба – скорее всего, тысячи людей собрались в огромном каменном зале, там наверняка спокойно и красиво, но Малин не хочет туда, ее тянет домой, ей не нужны коллективный страх, горе и отрицание.

Тело ноет от усталости и суеты дня, в воздухе еще ощущается слабый запах пыли, горелой ткани и мяса. В Центральном отеле стекольщики вставляют новые стекла, несколько официантов «Мёрнерс инн» моют швабрами деревянный пол открытой террасы.

«Мёрнерс» открыт. Глупая идея. Естественно, там пусто.

Пиво?

Это было бы чертовски кстати.

«Всего одну кружечку», – думает Малин, проходя мимо паба по пути в сторону Огатан.

Но нет.

Нет, нет.

Как бы ни жаждало тело, что бы ни нашептывали цветы.

Папа и Туве дома в квартире. Она только что беседовала с ними по телефону, они ждут ее, смотрят телевизор, и Малин надеется, что они устали и не захотят ни о чем разговаривать. Такое ощущение, что в этот день весь запас слов уже исчерпан.

Она видит перед собой Туве – когда ей два года, три, четыре, пять, шесть. Она видит, как Туве делает все то же самое, что и девочки на фотографиях в спальне в квартире Вигерё… Видит, как Туве делает все остальное, становясь старше. Все то хорошее, что, несмотря ни на что, было в ее жизни – и то, что еще наверняка будет.

Затем она ощущает укол совести. Думает, что слишком часто Туве оказывалась у нее на втором месте.

«С тех пор, как я бросила пить, стало гораздо лучше, но я по-прежнему слишком много работаю, – думает Малин. – У меня не хватает сил, чтобы до конца воспринять ее мир.

Вот так обстоит дело.

Этого я не могу отрицать сама перед собой», – думает она и проклинает себя, свою слабость. Ей так хочется стать частью мира Туве, ее мечтаний и ее жизни.

Но хочет ли этого Туве?

«Ей уже шестнадцать. С каждым днем она все самостоятельнее. Сильная, уверенная – какой я никогда не была».

Запах лета в синеве весеннего вечера.

Запах лета и отвратительный запах зла, скрывавшегося под снегом.

Два маленьких обгорелых, разорванных на куски детских тельца.

Глава 10

Малин на минутку останавливается в подъезде дома на Огатан. Прислушивается к гулу, доносящемуся из паба «Pull & Bear» на первом этаже дома. Кажется, она слышит звук пива, наливаемого из бочки в ожидающие его запотелые кружки.

Этот звук – иллюзия, она это знает, и он не пугает ее: какие бы чувства он ни пробуждал в ней, она уверена, что в состоянии контролировать их.

Малин сжимает кулаки, врезаясь ногтями глубоко в кожу. Боль помогает. С тех пор, как бросила пить, она тренировалась интенсивнее, чем обычно. Эндорфины и физические муки сдерживают тягу к спиртному, хотя и не удаляют совсем. Пробежки вдоль реки Стонгон – туда и обратно, заплывы по десять километров в бассейне «Тиннербексбадет» – пятидесятиметровую дистанцию на одном вдохе, когда тело вот-вот взорвется, а тяга к спиртному обращается в пыль. Зимой – долгие часы в тренажерке полицейского управления. Штанга весом почти в сто кило возле самой шеи в положении лежа. Жми ее вверх, иначе ты умрешь – никто не поможет тебе в этом подвале, никто не услышит твои слабые стоны и крики о помощи, если ты уронишь ее на себя.

Тягу к алкоголю можно победить страхом и мучениями, которые включают лимбическую систему, когда они преодолены. Тяга исчезает с приходом физического истощения.

Однако она может вернуться в любой момент. Показать свое насмешливое лицо и прошептать нежно на ухо: «Делай что хочешь, Малин, но я всегда с тобой, я никуда не денусь – и в конечном итоге решаю я».

Малин старается отогнать от себя гул, доносящийся из паба.

Весна в городе.

Днем солнечный свет ослепляет, освещая всю ту грязь, которая до поры до времени была скрыта под снегом.

Легко одетые девушки, о которых мечтают мужчины после долгой зимы, когда похоть впала в спячку. Природа пробуждается к жизни лишь для того, чтобы снова умереть несколько месяцев спустя в бесконечном круговороте. Голодные хищники просыпаются в своих берлогах, выходят на охоту. Они гоняются за детенышами других зверей, убивают их, чтобы накормить своих, обеспечить им выживание.

Легко одетые мужчины. Малин отпустила вожжи, сдерживающие ее собственную похоть, все невинные поиски всех людей – всего лишь танец гормонов.

Мягкие тела.

Упругие тела.

Она застыла неподвижно перед домом.

Глубже вонзает ногти в ладони, но не настолько, чтобы разорвать кожу.

«Я брожу кругами, – думает Малин. – На моем лице написано разочарование. Горечь. Мне скоро тридцать семь. Время проходит мимо меня. Из всего этого должно получиться нечто путное, а не только бесконечные поиски неизвестно чего.

Что-то должно произойти.

Тайны.

Поиски чего-то, что заставит меня двигаться дальше. Веры в себя, веры в других. Чего-то, что сможет излечить меня от этого беспокойного состояния. Обычной весны для этого мало.

Может быть, бомба? Две невинно погибшие девочки…

Мария Мюрваль? Жертва насилия в нераскрытом деле, которое сводит меня с ума. Можешь ли ты повести меня дальше, Мария, – ты, по-прежнему сидящая в своей палате в больнице Вадстены, отказываясь выйти из себя, стать прежней…