Читать книгу "Писатель и балерина - Олег Рой"

Полина не знала, что там запомнил тот мальчик, но она сама – она запомнила эту историю крепко-накрепко. А мальчик, кстати, ни слова не сказал ни в свою защиту, ни тем более в защиту Полины. Ну и, значит, что толку от них, от мальчиков? Цветочки подарить – это они могут. Слова красивые сказать – тоже. Некоторые из них, по крайней мере. Но ждать от них хоть какой-то поддержки в действительно серьезных случаях – глупо и бессмысленно. Вот использовать их, как научил последующий опыт, вполне можно: «мальчики» – существа до идиотизма однообразные и потому предсказуемые. Но рассчитывать – да ни в коем случае! Ну ничего! Она и сама отлично справится. И мерзкой мегере отплатит за все. Надо только стать знаменитой и богатой. Правда, к тому моменту, как Полина станет знаменитой и богатой, мегера, вероятно, успеет превратиться в старую толстую жабу. Но это еще и лучше – сама-то она будет молода и прекрасна, одно это уже можно считать достойной местью. А можно и вовсе наплевать – просто съездить полюбоваться, какой развалиной стала та, что была когда-то полной хозяйкой положения, и тихо порадоваться.

До сих пор, вспоминая тот «круг позора», Полина чувствовала, как бешено начинают гореть щеки. Даже слезы, если дать воспоминанию волю, не замедлят.

Но сейчас заблестевшие от слез глаза, пожалуй, – лишнее. Довольно краски смущения.

Полина вздохнула, точно справляясь с волнением:

– Не подумайте, я никого не осуждаю. Просто это не для меня. Унизительно как-то. Перед собственным зеркалом стыдно. Неужели я сама ничего не стою?

Она подняла глаза и улыбнулась Марку.

Это была улыбка чистой искренней девочки, всем сердцем отдающейся избранному Служению. Или избранной для Служения? Впрочем, какая разница.

Внутри заворочалась ледяная иголочка. Все-таки врать Полина не любила. Но не откровенничать же! Да и вопрос дурацкий. Этот писатель что, с Луны свалился? Неужели правда верит, что были бы талант и упорство, а прочее приложится? Как же! Вылезешь из кордебалета без протекции, ага! Двадцать восемь раз! Да хоть ноги до колен в репетиционном зале сотри, а без протекции даже в приличный театр не попадешь. Пристегнут после училища в какую-нибудь музкомедию, так и будешь там всю жизнь – а балетный век короток, ох как короток! – пляски поселянок да бальную массовку изображать… А то и вовсе до ночных клубов докатишься.

Так что покровитель у Полины, конечно, был. Куда денешься. Балет – жестокая игра, и правила ее написаны давным‑давно. Ой, вот только не надо про Плисецкую или еще кого-нибудь в этом роде! Если бы не «собственный» композитор, Великая Майя так и крутилась бы «у воды». Наверняка. Уж в этом-то Полина была точно уверена.

Впрочем, покровитель – это громко сказано. Ее Венечка – Вениамин Борисович со смешной фамилией Мельничук – занимал средней руки должность в одном из культурных департаментов, законную супругу и двоих, как это именовалось в русских романах, прелестных малюток считал своей незыблемой опорой, а Полину «держал» (ну да, как рыбок и попугайчиков в доме держат), что называется, для красоты. Венечка был, в общем-то, не жаден, подарки дарил, даже шубку купил, на курорт иногда вывозил. Но даже квартиры не снял! Свидания устраивал в каких-то частных гостиницах, вызванивая Полину «под настроение» – обыкновенно после приятельских вечеринок. Пытался, было дело, и в сами вечеринки (даже банные!) ее затаскивать, но тут она провела решительную черту: для походов в баню и тому подобных мальчишников существуют девочки по вызову, а ей, Полине, со своей репутацией еще жить и жить. О нет, она вовсе не выставляла Венечке ультиматумов – небезопасно это – «черту провела» исключительно традиционными женскими способами: вздыхала, всхлипывала «я так не могу», глядела глазами раненого олененка. Кому такая на мальчишнике нужна? Время от времени он еще пытался куда-нибудь ее «вытащить», но не особенно настойчиво. Венечка был, в общем, человеком довольно мирным, не то что некоторые. Вон девчонки иногда такое рассказывают, жуть берет. А Мельничук – ничего, к извращениям всяким не склонен и вообще довольно безобидный.

Связь их началась практически случайно. Ну вот само собой как-то получилось. И так же само собой тянулось. Помогать с карьерой Венечка, разумеется, вовсе не собирался. Не столько потому, что не хотел, сколько попросту не мог ничем помочь. Невелика сошка.

Но вот испортить Полине жизнь – это он вполне мог. Достаточно ведь два-три словечка директору шепнуть. Ген-Ген, конечно, сила, его так просто не нагнешь. Но ссориться с любым из «культурных» чиновников из‑за двадцать восьмой виллисы (да-да-да, однажды Полина танцевала «Жизель», сказочно повезло) – да что вы! Задвинет в третий состав, и что дальше? Хоть до посинения репетируй, никто твоих стараний не оценит. Полина готова была до бесконечности отрабатывать любое движение, от элементарного малого батмана до двойных фуэте (честно говоря, для двойных ей катастрофически не хватало темпа, но она непременно справится, непременно), отрабатывать до абсолютной идеальности. Но что толку в безукоризненной технике, если этого никто не увидит? На одном упорстве и трудолюбии далеко не уедешь. Надо, чтоб заметили. Постановщики, балетные критики, зрители. А чтоб заметили, надобно оказаться на виду.

Тогда, за кулисами, стискивая в руках злополучные пуанты (эх, вот бы ткнуть ими в щекастую директорскую физиономию, чтоб понял, чтоб оценил наконец!) – Полина взглянула на Вайнштейна лишь мельком. Да и не знала она тогда, что он – Вайнштейн. Так, отметила про себя: ага, раз Ген-Ген его за кулисы привел, значит, не самая мелкая сошка, надо выяснить, кто таков. Ну и внешне очень ничего себе – высокий, худощавый, глаза горят. Приятный. И явно не из «простых».

Но в тот момент ее целью был только Корш. Стекло в пуант она, разумеется, насыпала сама. И палец поранить не пожалела: кровь сама за себя говорит, и объяснять ничего не нужно. Безымянный палец, на руке – что она, идиотка, на ногах травмы устраивать? И уж конечно, она в пуанты ногу без проверки никогда не совала, а то ведь довольно крошечного пореза или укола – и поди-ка, встань «на пальцы», да еще и с небесной легкостью. Ссадины и потертости – тоже больно, но это дело привычное, а порезы – совсем другое. Нет-нет, сперва рукой надо пощупать. Однажды, кстати, стекло и в самом деле было. Небось Анька-змея постаралась! Они были с Полиной из одного выпуска, но Аньку всегда хвалили чуть больше. Павленко – то, Павленко – се! Подумаешь, Анна Павлова!

И Ген-Ген ее больше отличает, того и гляди, сольные эпизоды начнет давать. В январе, в школьные каникулы, еще одна премьера будет – «Коппелия». Нет, ясное дело, так с ходу в главную партию не вскочишь, но в «Коппелии» столько характерных танцев – чуть не на целый акт. Репетировать-то все репетируют, но одно дело – репетировать, другое – чтоб тебя хоть ненадолго из «толпы» вывели, и уж совсем третье – чтоб в первый состав поставили. Вот и приходится привлекать внимание любыми способами.

Так что там, за кулисами, Полина думала только о том, чтобы все вышло «натурально», чтоб Ген-Ген заметил и запомнил. Но и директорского спутника краем сознания отметила. И не только потому, что налетела на него со всего маху.