Читать книгу "Постумия - Инна Тронина"

Содержать детей должен мужчина. Но он же потом и забирает их в случае развода. Тут нет вопросов. Отец Маамуна вполне мог воспользоваться моей серостью, оставить меня без наследства вообще. Ведь никакого раздела имущества там нет. Получаешь только то, что закреплено за тобой в контракте.

Местные женщины часто прописывают условие, что бывший супруг содержит их до заключения следующего брака. Я не стала этого делать и уехала домой. Кстати, именно от арабов я узнала цену старшему брату. Это всегда защитник, опора, надежда. А уж дядя – вообще наипервейший человек – после отца! Я очень порадовалась, что на свете есть Богдан, не говоря уже о Всеволоде Михайловиче.

Правда, в ту пору мы с братом были в неважных отношениях. А с дядей вообще расплевались. Пришлось мне первой идти на мировую. Восточные люди уважают женщин, имеющих большую родню, и я это учла.

В доме мужа меня звали Мариам, но веру я не меняла. Либерал-свёкор любезно объяснил мне, что это вовсе не обязательно. По законам шариата жена должна верить в Единого Бога – то есть быть хоть христианкой, хоть иудейкой. Это сильно облегчило мне жизнь – не пришлось совершать намазы по пять раз на дню, учить Коран и выполнять местные обычаи. Они, на мой взгляд, часто оказывались просто дикими.

Первые полгода мы жили как в раю. Я называла мужа «хабиби» – любимый. Он меня – «малышка», по-русски. Разрешал носить купальник с сеточкой – то ли бикини, то ли сплошной. Потом я выпросила право надеть более вызывающий – ярких цветов, с бусинками и ракушками. Мы объездили Израиль, Египет и прочие библейские места. И везде делали то, что сейчас называют «селфи». У меня до сих пор хранятся эти фотки. На них я в хитоне, в сандалиях с кожаными перемычками. Или в роскошной тунике и серебряных вьетнамках на платформе.

Мы часто бывали на Мёртвом море, где можно было буквально лежать или даже сидеть на исключительно плотной воде. Когда я после купания обсыхала под жарким солнцем, на коже выступали соли. И Маамун, почти не дыша, слизывал их, кончая даже без секса. Я тоже блаженствовала, не скрывая этого. Думала, дура, что муж меня любит без памяти.

Я успела немного выучиться арабскому языку. Узнала, что он не един. Есть пять групп диалектов. Приучилась называть Каир эль-Кахирой. Это значит – победительница. С интересом слушала рассказы мужа о молитве в Джуме – Пятничной мечети, находящейся в Мекке. Мне нравилось узнавать новое, сказочно-прекрасное.

Я будто оказалась на далёкой планете, откуда вовсе не собиралась возвращаться. Легендарная Александрия, набережная, тянущаяся вдоль Средиземного моря на десятки километров! Лучшие пляжи Монтаза и Маамура! У мужа нашлись друзья в египетской Ривьере – городке Мерса-Матрух.

Там я вдоволь наплавалась в естественных купальнях с необычайно синей, чистой водой. Под гигантскими пальмами с толстенными волосатыми стволами я пила кроваво-алый чай из гибискуса. А звёзды в чёрном небе – не шучу! – были размером с электрическую лампочку. И скажи мне кто-нибудь, что совсем скоро я буду спасаться отсюда бегством, ни за что не поверила бы! Беда всегда приходит внезапно. А перед этим чувствуешь себя особенно, до боли, счастливой…

Из Александрии мы поехали в деревню Мит Рахина. Там раньше находился древний город Мемфис. Весёлые и щедрые друзьями Маамуна учили меня отличать американский жест «о'кей» от очень похожего на него арабского. Тот, правда, символизировал прямую угрозу жизни. Мужчины боялись, что я ненароком навлеку на себя чей-нибудь гнев. И в этот момент зазвонил мобильный телефон мужа. Младший брат Ибрагим плача сообщил ему, что скоропостижно скончался отец. И потому нужно срочно вернуться.

На обратном пути я потеряла обручальное кольцо – из жёлтого и розового золота. И, до кучи, сломался мой жемчужный браслет. Он состоял из нескольких рядов отборных камней и являлся самым сильным талисманом, охраняющим супружеский союз. Маамун подарил его мне в день свадьбы.

Наверное, я действительно крутила кольцо на пальце и щёлкала замочком браслета во время нашего скорбного возвращения в Израиль. Там лететь совсем ничего, но дорога показалась мне бесконечной. Несмотря на кондиционеры, меня вымотала адская жара. Она навалилась на грудь, как раскалённый камень, а в глазах кипели слёзы.

Странно, ведь раньше я совсем не ощущала зной. А здесь едва не перекинулась. По свёкру я ревела куда горше, чем даже по матери, хоть и знала его недолго. Видимо, сердцем чувствовала, что этот солидный седовласый мужчина, с крупным носом и отвислой нижней губой, был моей опорой, защитой – лучше любого брата! Его смуглое, блестящее от пота лицо с выпуклыми фиолетовыми глазами я до сих не могу вспомнить без слёз.

А тогда и вообще невыносимо было сознавать, что я никогда больше не увижу Хусейна аль-Мехбади. Мой мир, едва успев сложиться, снова распался. Его осколки разлетелись – будто от страшного взрыва. Бизнес свёкра, связанный с драгоценными камнями, забрал себе его старший брат. Мой муж решил заняться разведением скота. И скорее подружился с будущими своими коллегами. Несмотря на каменные мышцы и бронебойные кулаки, внутри Маамун был слаб и склонен плыть по течению.

Больше всего муж боялся выделиться из толпы, быть не как все. Авторитет отца, конечно, перевешивал соседские сплетни. Но когда свёкра не стало, Маамун в корне пересмотрел свои взгляды на положение жены в доме. Конечно, его преображению способствовали долгие посиделки с гостями. Те зачастили в наш дом едва ли не из пустыни.

Началось с того, что муж запретил мне бывать на пляже. Потом – носить европейскую одежду. Швырнул мне галабею и хиджаб, приказал немедленно надеть. В противном случае пообещал немедленный развод. Ему, мол, стыдно, потому что жена ведёт себя как гулящая. «Ты ходи, ханум, ходи!» – орал мне, тогда ещё честной женщине, супруг, представляя меня то ли танцовщицей в ресторане, то ли проституткой на улице.

Мне не хотелось возвращаться домой, как побитой собаке, и я подчинилась. Воодушевлённый Маамун выдвинул следующее условие – перейти в ислам. Я не должна смущать подрастающего сына своим безбожием. Ссылки на слова покойного отца уже не действовали.

– Теперь я хозяин в этом доме! – орал обкурившийся кальяна Маамун и таскал меня за волосы. Я давно уже поняла, что муженёк не до конца умный, но всё-таки надеялась на лучшее и рвать отношения не хотела.

Очень скоро я превратилась его боксёрскую грушу. Я, которую никто никогда не тронул пальцем! Наверное, мне пришла «обратка» за грехи, и нужно было смириться. Но так говорить может только тот, кого не били ремнём и не пинали ногами. Думаю, что муж провоцировал меня на развод. Ведь если я подам первая, то все свадебные подарки, включая перстень, останутся у него. А там найдётся вторая жена, на которую уже не нужно будет тратиться заново.

Потом Маамун окончательно спятил. Он ночами хватал ребёнка, выбегал с ним на улицу, размахивал кинжалом. Допёр до того, что парень не от него, и однажды едва не утопил нашего сына в бассейне. Конечно, по утрам просил прощения, но вечерами всё повторялось.

И после того, как супруг едва не задушил меня за намерение выйти на улицу без него, пусть и в хиджабе, я плюнула и поняла, что бензин кончился. Никаких денег мне не нужно, и я уезжаю в Россию. Отказалась от своих прав на сына, чтобы бывший потом не стащил его тайком. Оставила Маамуну и свои деньги, и турмалин. Вернулась домой голая, как сокол. Старалась не замечать ядовитых ухмылок Кристины и жалостливых вздохов бабули.