Читать книгу "Корабли на суше не живут - Артуро Перес-Реверте"

Однако ошибки совершались не только в промежуток времени между тем моментом, когда «Титаник» пропорол правый борт об айсберг, получив стометровую пробоину, и тем, когда в 2:10 корма лайнера окончательно скрылась в ледяных водах Северной Атлантики. Самую серьезную ошибку — и не техническую, а концептуальную — допустили еще при зачатии исполинского лайнера. Джозеф Конрад, который был моряком задолго до того, как сменил капитанский мостик на письменный стол романиста, очень точно сформулировал, что он думает по этому поводу. Чего ждать, горько вопрошал он, если для удовольствия и потехи тысячи богатых постояльцев, у которых денег больше, чем можно потратить, собирают из тонких стальных листов плавучий отель, декорируют и отделывают его в стиле, представляющем собой смесь Древнего Египта и Людовика Пятнадцатого, а потом отправляют эти 45 000 тонн на скорости двадцать один узел по морю, где встречаются айсберги? Ответ на вопрос Конрада дает история крупных кораблекрушений, показывая, до какой степени высокомерие и тщеславие человеческие, которые неизменно выступают в союзе с глупостью и проистекающими от нее ошибками, ослепляют, как сказано в Коране, того, кого Всевышний хочет погубить.

В той же статье, опубликованной в «Инглиш Ревью» всего месяц спустя после трагедии, польско-британский писатель сравнивает катастрофу «Титаника» с гибелью «Доуро» — этот пароход был меньше, чем гигант компании «Уайт Стар», но имел то же соотношение команды и пассажиров. На «Доуро» был опытный капитан и вышколенная команда — его никак нельзя было счесть плавучим отелем, где к шести сотням официантов и прочей обслуги зачем-то добавили старшего механика, капитана и кочегаров. В полночь, находясь в опасных восточных широтах, он столкнулся с другим пароходом. На плаву «Доуро» оставался двадцать минут. И за это время успел спустить шлюпки, куда благодаря грамотным, профессиональным действиям капитана и экипажа, не потерявшим ни спокойствия, ни человечности, и были рассажены все пассажиры за исключением одной-единственной женщины, которая отказалась покинуть судно. Вслед за тем время, что называется, вышло, и вся команда от капитана до метрдотеля (кроме третьего помощника капитана, руководившего эвакуацией, и матросов — по двое на шлюпку) пошла ко дну вместе с «Доуро», выполнив свой долг и безропотно приняв свой удел. Потому что это был пароход, завершает свой комментарий Конрад, пароход, а не плавучий «Гранд-Отель», вышедший в море без спасательных шлюпок, без должного количества обученных моряков, но зато с четырьмястами бедолагами-официантами.

Я прочел эту статью еще в ранней молодости, в ту пору, когда сообщения о кораблекрушениях навсегда впечатывались в память людей, любящих море. Может быть, поэтому «Титаник» никогда не был мне симпатичен. И глядя на фотографию, где этот неуклюжий морской гигант выходит в свой первый и последний рейс, я думаю, что в эту самую минуту Случай со свойственным ему затейливо-трагическим чувством юмора прокладывал на собственной морской карте дрейф айсберга на юго-юго-восток, наметив точку рандеву точно на 41°46’ северной широты и 50°14’ западной долготы. Еще я недавно узнал, что компания «РМС Титаник Инк.», созданная для коммерческого использования остатков лайнера, отказалась от попыток поднять со дна обломок корпуса (по этому поводу затевалось специальное и бешено дорогое шоу, ведущими которого должны были стать актер Бёрт Рейнолдс и астронавт Базз Олдрин). Одобряю — подобно морякам, убитым в бою или утонувшим в кораблекрушении, старые добрые корабли, некогда бороздившие моря, как Бог заповедал, должны мирно спать на дне морском, поскольку честно заслужили себе вечный покой. Что же касается самого «Титаника», то он и восемьдесят четыре года спустя после своей гибели являет собой то же самое, что и в то недолгое время, когда был на плаву, а именно — жалкое зрелище.

Эти английские псы

Хавьер Мариас когда-то подарил мне замечательный оригинал гравюры, напечатанной в 1801 году. На ней изображен водонос, отгоняющий назойливых собак, а подпись гласит: «Проклятые английские псы». А сегодняшней заметке такое название я дал в том числе и потому, что получил недавно письмо от возмущенного читателя: он клокотал от возмущения, поскольку, когда Пиночета отправили в Чили, избавив от правосудия и законного возмездия одного из величайших мерзавцев нашего времени, Маргарет Тэтчер не нашла ничего лучше, чем подарить дону Аугусто гравюру, запечатлевшую гибель Великой Армады, или Трафальгар, или еще что-то в этом роде. Намекая, что англичане, как всегда это было, в очередной раз побили испанцев. И так далее. Тетушка Маргарет воспользовалась случаем выразить Пиночету свою сословную и идеологическую солидарность и благодарность за историю с Фолклендами-Мальвинами, когда он способствовал тому, чтобы профессиональные, отлично оснащенные британские войска безнаказанно истребили армию несчастных аргентинских юнцов, отправленных на убой безответственными правительственными шишками во главе с глупым и вечно пьяным генералом.

И в таком вот контексте, весьма язвительном по отношению к железной леди, принадлежащей к особям, которых лучше бы с самого что ни на есть начала держать в заспиртованном виде, этот самый читатель взывает к нашей исторической памяти и требует отмщения. Отхлестать беспощадно этих козлов, требует он у меня, не уточняя, ограничивается ли это определение одним лишь доном Аугусто или же мне надлежит толковать его расширительно и отнести ко всем сынам Белобрысого Альбиона. И вот я, пребывая в сомнениях по этому поводу и желая, чтобы мои действия рассматривались не как патриотический порыв, но исключительно как гигиеническая процедура по освежению памяти, принимаюсь за дело и выкладываю два-три забавных анекдота.

Вот, например. Какое-то время назад я рассказывал вам, что Патрик О’Брайан, который с миром покоится и вяжет морские узлы одесную Господа нашего, на дух не переносил испанцев, и в изумительных романах, где действует Джек Обри, мы неизменно оказываемся чумазым отребьем, жестоким и трусливым. И нас постоянно сравнивают с Нельсоном, кладезем британских и зерцалом англосаксонских добродетелей, национальной гордостью, непобедимым воином и т. д. И потому я скажу моему милому читателю и корреспонденту, если этот факт как-нибудь сможет унять его патриотический зуд, что Тэтчер, между нами говоря, попала пальцем в небо. Да, ее соотечественники доставляли нам на море гораздо больше неприятностей, чем хотелось бы. Но между этим и непобедимостью — пропасть. А поскольку, как мне сдается, ни один ответственный испанский политик не знает этого — некий министр тут намедни высказался насчет нашего поражения при Лепанто, — а знает, так не помнит, а помнит, так не отваживается сказать (если, конечно, это не правые идиоты, которые полагают Историю своим исключительным достоянием), то пользуюсь прекрасным случаем напомнить, что в середине XVIII века, когда наглые англичане уже хозяйничали в морях, испанский моряк Хуан Хосе Наварро с двенадцатью кораблями и стальными, надо полагать, яйцами прорвал фронт британской эскадры, блокировавшей Тулон, и огнем проложил себе дорогу среди тридцати двух английских кораблей: потери с обеих сторон составили почти поровну тысячу человек. Не стоит забывать, что за воздвигнутую на Трафальгарской площади колонну Великобритания заплатила жизнью непобедимого адмирала Нельсона, одиннадцатью кораблями, выведенными из строя, и тысячью четырьмястами убитых в бою, куда испанцы, на свою беду, были посланы французами. Что касается самого непобедимого Нельсона, то все англичане знают, что у него не было правой руки, но дружно (это касается даже историков) избегают упоминать, что руку эту он потерял в 1797 году, когда в надменном сознании своего превосходства, столь присущем офицерам королевского флота, пытался высадить полуторатысячный десант на Санта-Крус-де-Тенерифе, где оборону держала презренная испанская шваль, — однако высокомерным бритам пришлось капитулировать перед островитянами, поджарившими их заживо, положившими триста человек, а самого сэра Горацио Нельсона, который сошел на берег с двумя руками, вернувшими на его флагман с одной. Что с них взять? Грязные туземцы.