Читать книгу "Игра страсти - Ежи Косински"

— Я там буду! — продолжал кричать Юджин вслед бывшему другу.

Вернувшись к себе в комнату, Фабиан залил антисептиком изувеченный палец, пытаясь приклеить отрубленный конец пальца к кровоточащему обрубку с помощью пластыря. Он терял сознание от боли, сидя в машине, на которой грум[2]вез его на полной скорости в больницу. В приемном покое хирург сшил обе части пальца и, забинтовав его, заверил Фабиана, что есть все шансы, что палец срастется и со временем сможет функционировать.

Фабиан вернулся к себе в трейлер и лег на кровать, на которой занимался любовью с Александрой. Позднее, находясь в лихорадочном состоянии и испытывая головокружение после уколов, которые сделал доктор, он почувствовал, как боль сменилась всепоглощающим чувством поражения.

В ту ночь он спал плохо, просыпаясь всякий раз, как весом тела надавливал на раненый палец. С рассветом он пошел пешком по затянутой туманом роще в конюшню Стэнхоупов. Утренний воздух прогнал следы наркотического ступора вчерашнего дня.

После этого он занялся своими лошадьми. Ласточка и Резвая были обычно легки на подъем, когда их собирались седлать, но нынешним утром они были пугливы, рыли копытом землю, нюхали воздух. Фабиан знал, что так они реагируют на его рану: страх перед увечьем оставался связующим звеном между человеком и животным. Тревога без причины, вина без основания, этот порок — совестливость — присущ лишь человеку.

Стараясь не сбить повязку на пальце, он тщательно подбирал снаряжение, готовясь к встрече с Юджином, словно каждая деталь была в данных обстоятельствах амулетом, влияющим на судьбу — поражение, гибель или безболезненный триумф. Каждую лошадь он снабдил трензельными и мундштучными поводьями, затянув нахрапник, проверив тугость мундштука, цепки уздечки и подгубного ремня, длину мартингала. Затем подобрал слабину подпруги, надлежащим образом закрепил седло, проверил и перепроверил стременные ремни, туго забинтовал бабки. Завершив подготовку, он отвел Ласточку и Резвую назад, к трейлеру. Запах знакомой конюшни взбодрил лошадей, и поскольку они принялись резвиться, он еще раз проверил подгонку каждого седла.

Ослабев от работы и тупой боли, он вошел в трейлер, разделся и налил в ванну теплой воды. Обернув забинтованную руку полиэтиленовым пакетом, закрыв глаза, забрался в ванну, испытывая смешанные чувства, а боль заглушала в нем муки совести.

То, что ему предстояло, не зависело от его воли. Ни с Юджином, ни с Александрой он прежде не ссорился. Не замышлял измены, не затевал заговора. Он не считал себя жертвой их враждебности, он также не представлял себя храбрым и доблестным рыцарем, мстителем, желающим отплатить за унижение, героем, утверждающим свою мощь. Он руководствовался собственными принципами.

Неизбежность опасности всегда вызывала в нем особенную брезгливость. Словно щеголь, привыкший к битвам, он проверил свой гардероб, предназначенный для игры в поло, все свое снаряжение, тщательно подбирая его. Они с Юджином будут на поле одни, но Фабиан готовился к поединку так, словно они будут состязаться в присутствии зрителей, под внимательными взглядами судей, представителей печати и телевидения. Он надел через голову свежую рубашку, натянул новые белые бриджи и лучшие сапоги, жесткая кожа которых сжимала его мускулы. Великолепное зрелище, которое он являл собою, представлялось ему преднамеренным противовесом шуму, пене, поту, грязи, вылетающей из-под копыт, которыми будет сопровождаться предстоящая игра.

Он застегнул молнии на сапогах, подтянул мягкие кожаные ремни, крепившие шпоры под нужным углом. Хотя, скорее всего, он будет использовать только одну клюшку, по обыкновению он брал несколько, как сделал это и на сей раз, предварительно проверив их гибкость и пружинистость.

Фабиан всегда знал, как далеко он может зайти в своих действиях, но редко представлял себе их причины. Проследить мотив нынешнего его поступка было ничуть не проще, чем распутать схему действий Юджина и Александры. Он понимал значение своего поступка и его возможных последствий, вызванных рядом обстоятельств, в конечном счете позволяющих предполагать импульс, давший ему толчок. Он полагал, что зацикливание на самом себе разрушающе влияет на инстинкты, а склонность к рассудительности и самоанализу мешает активным действиям. Жизнь порой требует от вас тех или иных поступков даже при отсутствии мотива, когда вас мучают угрызения совести за то, что вы сделали или не сделали. Неужели угрызения совести из-за состязания, которое ты можешь выиграть или проиграть, не столь мучительны, как сожаления по поводу отказа от брошенного тебе вызова? Как можно решить этот вопрос, не уяснив повода для дуэли, которую сам же спровоцировал?

Оставив трейлер, подобно крестоносцу, вынужденному покинуть свою надежную цитадель, он в последний раз оглянулся на него. События, которые выгнали его из привычного мира, произошли внезапно и помимо его воли, и все же он не был их жертвой, по-прежнему являясь хозяином положения. Вскоре во время этой битвы поры его кожи раскроются, он почувствует потный, липкий, зловонный запах собственного страха, ощутит на языке острый привкус кожи и покрытой патиной бронзы.

Было время ехать. Он надел свой самый новый шлем с забралом. С усилием сел на Резвую. Боль пульсировала в руке. Намотав поводья на кисть, он высоко поднял ее над гривой кобылы. Медленной рысью поехал прочь от своего дома на колесах в сопровождении Ласточки, которая трусила сзади на поводу.

Юджин ждал его на середине тренировочного поля. Отцепив запасную лошадь, Фабиан привязал ее к столбу, вкопанному в конце поля. Подъезжая к сопернику, он увидел, что тот восседает на одной из самых быстрых и сильных чистокровок, в волнении прядавшей ушами. Фабиан посмотрел на Юджина, глядевшего на него из-под шлема без забрала. Не говоря ни слова, Юджин бросил мяч на землю между ними.

Оба устремились к нему. Юджин первым нанес по нему сильный удар справа. Держа клюшку высоко поднятой в правой, здоровой, руке, Фабиан крепко сжал рукоятку. Стиснув холку лошади шенкелями и коленями и подав левое плечо вперед, он пришпорил ее, заставив бежать самым быстрым аллюром.

Юджин пустил коня галопом и первым догнал мяч. Занеся клюшку назад, с силой опустил ее движением косца. В это мгновение клюшка Фабиана рассекла воздух и головной частью зацепила клюшку Стэнхоупа, и тот, извиваясь и дергаясь, отцепил ее, но, вместо того чтобы преследовать мяч, туго натягивая поводья, боком своего коня ударил лошадь Фабиана, оставив на ней ссадину, когда обе лошади сшиблись вместе. Захрипев, Резвая изо всей силы дернула поводья, обмотанные вокруг раненой руки ее хозяина.

Юджин то и дело пинал лошадь соперника носком своего сапога, обдирая наколенником его икры. Возбужденная лошадь Фабиана, на которой блестели пятна мыла, то и дело пускалась вскачь. Вставая на дыбы, она рассекала воздух передними ногами и, вытянув шею, норовила укусить всадника. Фабиан натягивал поводья, и лошадь послушно мчалась вперед. От рывка рука и плечо Фабиана пронзила горячая боль. Полными презрения глазами глядя на соперника, Юджин снова направил свою чистокровку на лошадь Фабиана. Тот избежал столкновения лишь потому, что резко остановил лошадь. Взметнувшись ввысь, та повернула на задних ногах и что есть духу помчалась прочь от Юджина, так что из-под копыт летели клочья травы.