Читать книгу "Хасиб и царица змей - Шахразада"

Конечно, Хасиб давно уже раскаялся во всех злых и, о Аллах всесильный, таких несправедливых словах, что высказал учителю далеким и безрадостным утром. Он уже даже не искал себе оправдания, ибо прекрасно понимал, что в его словах не было ни грана истины. Лишь юношеская злость и глупость говорили тогда его устами. Бывало, что Хасиб с тоской вспоминал те счастливые и безоблачные дни, когда, устав от тяжелого и долгого урока, прибегал домой и матушка с удовольствием потчевала его. Бывало, что юноше просто не хватало знаний и недоставало человека, который мог бы просто подсказать, где искать ответ на мучивший его вопрос. Но все же он не раскаивался в том, что стал бродячим фокусником, что отказался и от звания подмастерья кузнеца, и от двусмысленной славы подмастерья мага.

Ибо мир за стенами его городка оказался огромным, а люди, которые населяли его, в чем-то весьма и весьма походили друг на друга, но в чем-то очень сильно отличались. Нет смысла даже упоминать, что пытливой душе юноши эти жизненные наблюдения были необыкновенно сладки, и со временем он привык сначала запоминать разные удивительные мелочи, а потом и записывать их. На этих страницах соседствовали и удивительные обычаи разных мест, и острые словечки, подслушанные из-за угла, и описания разных, до того дня неведомых Хасибу, кушаний и трав, животных и птиц. Быть может, надеялся юноша, эти записки когда-то прочтет учитель, или (о Аллах, чего только не бывает в мире?) его, Хасиба, сын. Должно быть, мальчишке будет это более чем интересно прочитать, равно как ему, сейчас юному фокуснику, было интересно все это видеть, слышать и запоминать.

Частенько Малика из-за его плеча читала эти торопливые записи, иногда она и сама кое-что рассказывала Хасибу. Ведь другой жизни, кроме кочевой, девушка не знала, как не ведала она, где ее родители – ибо со старшим братом и бабкой-гадалкой прибилась к цирку в те дни, когда едва научилась делать первые шаги. А потому все описания семейных традиций и уклада жизни обычных людей, которые всю жизнь жили на одной и той же улице, в одном и том же доме и даже редко пересекали невидимые границы кварталов, несказанно удивляли ее, чтобы не сказать – изумляли. Слова же Хасиба о том, что некогда и он жил такой жизнью, вызвали у девушки недоверчивый смешок.

– Аллах всесильный, мой Хасиб, но как же можно так жить? Как можно всю жизнь ходить одними и теми же улицами, видеть изо дня в день одни и те же лица? Есть одни и те же яства, спать в одной и той же постели и пугаться одних и тех же звуков?

– Так живут почти все, моя цыганочка. Кочевая жизнь по вкусу далеко не каждому, да и многие очень нужные человеку вещи трудно создать, сидя верхом на лошади или на верблюде.

– Ну, это мне понятно. Но разве не манят людей далекие страны, другие народы, иные обычаи?

– Конечно, манят. Поэтому в мире столь много книг и сказителей, повествующих обо всем на свете, поэтому существуют настоящие мудрые науки, которые рассказывают всем любопытствующим о прекрасном мире, в котором нам так повезло жить.

– А ты, Хасиб, ты знаешь обо всем? Ты прочитал все эти книги? Овладел всеми науками?

– О нет, – не очень весело рассмеялся юноша. – Узнать все невозможно – ибо чем больше ты познаешь, тем лучше понимаешь, сколь ничтожны твои знания по сравнению с безбрежным океаном чудес и тайн мира, который плещется у твоих ног.

– А что такое океан, Хасиб?

– Малышка, это… – Тут юноша умолк. Ибо иногда просто не получается объяснить какое-то неизвестное понятие, используя только то, что знает твой собеседник. Тут взгляд Хасиба упал на городскую стену, еще краснеющую в лучах заката, и пески за ней. – Океан, моя красавица, это безбрежное пространство воды. Представь себе бесконечную пустыню, каждая песчинка которой – это бездонный колодец, из которого вода не уходит никогда.

– Даже в засуху?

– Даже в засуху.

– Аллах всесильный, тогда это воистину великое, прекрасное, необъяснимое чудо.

– Нет, крошка, это просто такая же непременная деталь нашего мира, как пустыни и верблюды, фокусники и жонглеры, любовь и ненависть…

– И как мы с тобой, да?

– Конечно, маленькая, и как мы с тобой.

– Расскажи мне о себе, мой Хасиб.

– Думаю, маленькая, это будет недолгий, да и неинтересный рассказ. Может быть, лучше я расскажу тебе о звездах над головой?

– О звездах ты мне расскажешь непременно, но чуть погодя. А сейчас я хочу узнать, какую жизнь ведут люди в городах, как они растят и воспитывают детей. Хочу понять, как дети открывают, в чем же их предназначение, как решаются сменить сладкую и размеренную жизнь в тихом квартале на жизнь, полную невзгод, жизнь в вечных странствиях.

– Ну что ж, малышка, тогда слушай. Но не обижайся, если мой рассказ не будет столь уж увлекательным.

Малика лишь кивнула. О, она готова была услышать настоящую сказку. Но то, о чем поведал ей Хасиб, показалось девушке увлекательнее всяких сказок. Ибо ей приходилось объяснять самые простые, с точки зрения Хасиба, даже скучные вещи. Рассказ все длился и длился, наконец юноша добрался до тех дней, когда впервые попал к учителю.

– Скажи мне, мой Хасиб, а что, твой учитель – такой великий герой?

– Почему ты так решила, Малика?

– Ну-у, это трудно описать. Ты говоришь о нем с таким уважением, с таким почтением. Я же знаю людей. Такое почтение может заслужить только воистину великий человек – герой, воин, великий мастер…

– Но еще его может удостоиться наставник, хранитель знаний и умений, человек, не создающий предметов, но объясняющий суть вещей… Тот, кто учит наших детей видеть мир за пределами городской стены…

– Так это он воспитал в тебе жажду странствий?

– Нет, девочка, я стал странником, должно быть, назло ему.

– Назло? – Глаза Малики распахнулись.

– О да, ибо он, мой учитель, всегда был честен со мной. И если в ответ на мои «почему» отвечал «не ведаю», значит, он действительно знал не обо всем на свете.

– Но это же плохо! Учитель должен знать все-все…

– Нет, моя красавица. Наставник должен научить своего ученика находить ответы самостоятельно, он должен научить его учиться всю свою жизнь, извлекать уроки из каждой мелочи. Но тогда я этого урока еще не усвоил, я еще не понял, что почтенный Саддам дал мне в руки нечто более ценное, чем набор сведений, что он дал мне инструмент, с помощью которого я эти знания могу добыть. И что его «не ведаю» – это честное признание того, что какие-то сведения, нужные мне сию секунду, на самом деле мне следует добыть лично, а не ожидать, что они сами упадут мне в раскрытые руки.

– А если бы учитель тогда ответил на все твои вопросы?

– Думаю, моя птичка, это ничего бы не изменило. Ибо назавтра проснулись бы в моей голове новые «почему». А потом еще и еще… И все равно, раньше или позже, учитель вновь бы произнес свое «не ведаю».

– И ты точно так же обиделся бы на него и ушел бы в бродячие фокусники?