Читать книгу "Лейла, снег и Людмила - Кафа аль-Зооби"

Он медленно и нерешительно поднял голову, словно говоря: «Я люблю тебя». И посмотрел на нее.

Она сидела, подперев руками голову, и смотрела вверх, на скрипачку. Рашид продолжал глядеть на Лейлу в надежде, что она обернется, но этого не произошло.

И он произнес сдавленным голосом:

– Я люблю тебя.

– Что? – она удивленно повернулась к нему, будто ослышалась.

– Я сказал, что люблю тебя, Лейла.

– Рашид, ты это говоришь серьезно?

– Да, совершенно серьезно.

Некоторое время она смотрела на него с недоумением, потом произнесла:

– Честно говоря, ты меня удивил.

– Удивил? Мне всегда казалось, что ты догадываешься о моих чувствах.

Она недоуменно пожала плечами, все еще глядя на него:

– А мне казалось, что ты испытываешь ко мне братские чувства.

Он немного помолчал, раздумывая, и сказал:

– Хорошо, не будем об этом. Предположим, что ты меня не понимала… Но теперь я признаюсь тебе в любви, которую долго скрывал. Я терпеливо ждал, пока не… – он замялся, ему не хотелось упоминать об Андрее или Галине. – …Пока не наступит подходящий момент для признания.

Она не проронила ни звука, а он все смотрел на нее, сжигаемый нетерпением. Молчание ее затянулось, и тогда он снова спросил:

– Ты ничего не ответила. Что скажешь?

– Рашид, я не знаю, что тебе ответить.

– Не знаешь? – переспросил он удивленно. – Я надеялся, что мои слова найдут хоть какой-то отклик в твоей душе! Ты равнодушна ко мне?

– Была неравнодушна… Но дело в том, что… – казалось, ответ дается ей с большим трудом, – мое отношение к тебе не такое, как твое… Оно совсем другое. Это большое чувст во, глубокое и искреннее, но оно дружеское, и не более того.

– Хорошо, хорошо, – сказал Рашид с плохо скрываемым раздражением. – И все же не спеши с ответом, подумай немного. Я люблю тебя… Люблю так, как, может быть, никто другой не любил и не полюбит. Дай мне только шанс, прошу тебя.

– Боюсь, Рашид, здесь для меня все решено раз и навсегда. За прошедшие годы я привыкла видеть в тебе друга и брата и никогда не думала о тебе как-то иначе, и вряд ли смогу взглянуть на тебя по-другому. И потом, твоя связь с Галиной…

Рашид нетерпеливо прервал:

– Не будем сейчас говорить о ней.

– Я только хотела сказать, что твоя связь с Галиной никогда не мешала мне, и я всегда желала тебе счастья с ней, как сестра желает счастья брату. И тот момент, когда я могла испытывать к тебе другое чувство, увы, боюсь, прошел. Мне больно говорить об этом, но это правда, и я не хочу тебя обманывать.

Он не отвечал, умолкла и она. Затихла скрипка, и люди вокруг тоже замолчали. До Рашида доносился лишь грохот его рушащихся мечтаний и надежд, которые он так долго сдерживал, ожидая за дверями Лейлы, а она в это время, как оказалось, и не замечала его. В эти минуты Рашиду показалось, будто земля уходит из-под его ног и какая-то сила уносит его в бездонную пропасть.

Людмила. Коммунальная квартира

Когда Люда впервые попала в коммунальную квартиру, – было это за год до появления там Лейлы, – она сразу полюбила ее. И наконец согласилась оставить отдельную квартиру, где жила с Иваном, и поселиться здесь, разделяя с соседями кухню, туалет, телефон, воду, воздух и все остальное.

Осматривая квартиру, Люда обратила внимание на лепнину и фрески, украшавшие стены и потолок, на каменный камин у входа, широкие окна, выходившие на Неву, и поняла, что в прежние времена квартира принадлежала богатым людям. «Может быть, какому-нибудь князю», – подумала она.

Людмила была права. В прежние времена дом действительно принадлежал одному знатному лицу, но после Октябрьской революции был национализирован, как того требовали законы социальной справедливости. Позднее его переделали, разбив на несколько квартир, а затем залы в каждой из квартир поделили на комнаты, чтобы дом сумел вместить как можно больше семей.

Люда долго стояла перед камином, вглядываясь в него: внутренность представляла собой темную мрачную дыру, словно еще не оправилась от оцепенения с тех далеких времен, когда в нем погас последний огонь. Сверху, на каминной полке, ютились вещи жильцов. Здесь же стоял старый телефонный аппарат, звонок которого вызывал у заслышавшего его впервые испуганную дрожь, словно от сигнала тревоги. Вверху над телефоном висел лист бумаги. На нем разными чернилами и почерками были выведены номера телефонов скорой помощи, пожарной службы и прочие, необходимые для непредвиденных ситуаций, а также множество других номеров, принадлежавших неизвестно кому. Рядом стоял горшок с кактусом, густо покрытым колючками и сохранившим признаки жизни, будто он все еще рос в пустыне, хотя его давно никто не поливал. Стенка, подпиравшая каминную полку, была украшена рельефным рисунком в виде пустой четырехугольной рамки, внутри которой виднелась лишь облупившаяся старая серая краска.

Перед мысленным взором Людмилы встала картина из Эрмитажа с изображением генералов, защищавших Россию от армии Наполеона, и она сказала:

– Наверняка это место предназначалось прежде для портрета хозяина дома, где он был изображен в наряде генерала или графа, держащим в одной руке трубку, а в другой – трость. А сам – с маленькой головой, густыми усами и орлиными глазами.

И продолжала:

– Ну, ничего. Здесь можно повесить зеркало в красивой деревянной оправе – интересно будет наблюдать свое отражение перед огнем.

Иван поспешил оторвать жену от подобных мыслей:

– Не забывай, что мы будем занимать в этой квартире всего одну комнату.

– Знаю, – ответила она недовольно, – но человек любит и помечтать.

Иван, после всех испытаний, через которые ему пришлось пройти, думал только об одном – как ему освободиться от долгов. Он и в самом деле не мечтал ни о чем другом. Но, несмотря на свою горечь, эта правда делала смешными Людины настроения. В то время как его мысли были заняты исключительно проблемами долгов, Людмила, попав в квартиру, не только стала грезить о том, чтобы завладеть ею целиком. Она вела себя так, будто это решенный вопрос, и сразу стала рассуждать, где и какой требуется ремонт, чтобы привести квартиру в прежнее состояние. Переехав сюда, она с первого дня начала говорить об этом с такой серьезностью и рвением, что увлекла разговорами и свою соседку Наталью, – разговорами, которые Иван называл не иначе как «болтовней двух бездельниц», – о возможных вариантах переделки квартиры.

По мнению Люды, следовало убрать стену, отделявшую их с Иваном комнату от коридора, и переделать ее в большую гостиную, как было прежде, – с горящим камином и зеркалом над каминной полкой. Что касается широких окон гостиной, выходящих на Неву, то, глядя на них, Люда представляла себе почти сказочную сцену: темные холодные ночи, по берегу реки бродят бездомные и украдкой бросают взгляды на переливающиеся светом окна зала, где мелькают элегантно одетые люди. Они плавно передвигаются по сверкающему залу и то и дело чокаются хрустальными бокалами, и звон их отзывается жуткой завистью в душах несчастных, что бродят под окнами.