Читать книгу "Испить до дна - Елена Ласкарева"

Получив из его рук свидетельство о браке, она долго смотрела на него, а потом повернулась к маме и Алене и сказала:

— Только ради вас.

И Алена поняла, что этот шаг стоил ей неимоверных усилий.

...А когда нотариус ушел, в доме появился священник.

И тут все преобразилось, как будто из-за туч выглянуло солнце...

Теперь Алена видела, что бабушка по-настоящему счастлива. Она светилась тихой радостной улыбкой, горделиво выпрямилась, обходя своей скользящей, танцующей походкой вокруг импровизированного аналоя... И Алене даже показалось, что она помолодела не меньше чем на четверть века...

Глядя на родителей, Аленина мать тихо шепнула мужу:

— Как это прекрасно... Может, и нам стоило бы...

И услышала в ответ презрительное:

— Глупости.

Бабушка осторожно погасила после обряда венчальные свечи и убрала их в резной ореховый комод.

А дед после этого дня начал быстро угасать, словно только ожидание такого важного события придавало ему силы к жизни...

Алена помедлила на лестничной площадке и нерешительно нажала на кнопку звонка.

Шаги за дверью были такими легкими... даже паркет не скрипнул, хотя был довольно старым.

Алена Андреевна не утруждала себя вопросами «кто там?» и не имела на двери глазка. Она просто широко распахивала дверь в полной уверенности, что пришел именно тот, кого ждали...

— Проходи, — сказала она Алене, нимало не удивившись, что внучка стоит перед ней в длинном нарядном платье в три часа ночи.

Она и сама была одета, словно к выходу: неизменное черное платье, чулки, туфли на каблучке...

— Ты еще не ложилась? — удивилась Алена. — Или уже встала?

— Ты же знаешь, что я полуночница, — чуть улыбнулась бабушка. — Хочешь кофе? Я как раз приготовила...

Алена улыбнулась в ответ и с иронией заметила:

— Самое время...

...На кухне лежала раскрытая книга и очки с толстыми стеклами. На газовой плите — высокая медная джезва с опадающей шапкой пены.

Бабушка перелила кофе в фарфоровый кофейник с тонким носиком, поставила на поднос две крошечные тонкие чашечки и выплыла в большую комнату.

— Давай я тебе помогу, — спохватилась Алена.

— Я вполне справляюсь сама, — с достоинством отозвалась бабушка. — Подай—ка лучше из буфета печенье.

«У нее уже не хватает сил печь любимые ватрушки...» — грустно подумала Алена, вынимая из-за стеклянной дверцы хрупкую вазочку с покупными крекерами.

Бабушка церемонно разлила по чашкам кофе и спросила:

— Как прошло открытие выставки?

А откуда ты знаешь? — удивилась Алена.

Я еще читаю газеты, — немного обиженно заметила Алена Андреевна.

«Так, значит, она ждала меня! — поняла Алена. — Но откуда она знала, что я приду, если я сама об этом не знала? А ведь могла остаться у Димы... И бабушка ни намеком потом не обмолвилась бы о своем напрасном ожидании... Фу, как стыдно...»

— Все только что закончилось, — как можно небрежнее ответила Алена. — На дачу ехать поздно, а к родителям...

— Я тоже так подумала... — кивнула бабушка. — Не сезон.

Они переглянулись и вдруг обе рассмеялись.

«Не сезон»... Очень точное замечание... Алена пользуется родительским кровом исключительно в зимнее время года...

— Может быть, ты переберешься ко мне? — вдруг сказала бабушка.

Алена изумленно глянула на нее.

Бабуля, а я не буду тебя стеснять?

Конечно, нет. У меня же просто хоромы — целых три комнаты.

Эти три комнаты были предметом вечных раздоров в семье. Аленин отец считал, что теща просто обязана перебраться в их квартиру, оставив «детям» более просторную.

Но бабушка считала иначе. Здесь все оставалось так, как при дедушке... Тот же кабинет, весь заставленный книжными стеллажами, в которых хранились ценные прижизненные издания Вяземского и дедовы брошюры... Та же гостиная с низким абажуром над столом и сохраненной через все перипетии века старинной мебелью... Та же спальня с двумя чопорно раздвинутыми кроватями и двумя настольными лампами на прикроватных тумбочках. А в шкафу, Алена знала, по-прежнему висят на плечиках костюмы деда...

Дедушка был признанным авторитетом в области лингвистики, но основной его страстью было исследование творчества Алениного прапрапрадеда. Он откапывал новые биографические сведения, уточнял даты ранних стихотворений, отыскивал черновики неизданных...

Знаменитый предок его спутницы жизни словно еще теснее связывал их, а семейный архив во многом пополнялся благодаря самоотверженным усилиям деда...

Именно он разыскал множество считавшихся утерянными вещей из московского особняка и остафьевской усадьбы...

Он поддерживал память о роде Вяземских, а бабушка теперь хранила память о нем...

Алена, конечно, понимала, что своим переселением она нарушит этот сложившийся уклад... Хватит и того, что она переделала по своему вкусу дачу... а теперь и вовсе превратила ее в развалюху...

Она винила именно себя в том, что созданный ими с такой любовью деревянный дом начал рушиться...

Видимо, он тосковал без своих настоящих хозяев, ему недоставало настоящего тепла, он чувствовал себя заброшенным... И как человек, потерявший любимых, впал в глухую тоску и перестал бороться со старостью...

Алена оторвалась от грустных мыслей и возразила:

— Но, бабуля... Я ведь пишу маслом... И кожу для поделок надо выжаривать... Представляешь, какой здесь будет запах...

— Живой... — вздохнула бабушка. — А то мне порой кажется, что здесь начинает пахнуть музейной пылью...

Она сидела в старинном кресле с высокой спинкой неестественно прямо, слегка склонив набок аккуратную головку на тонкой шее.

Алена могла поручиться, что бабушкины ноги стоят на одних носочках, не касаясь паркета каблуками туфель.

Вот если бы и ей досталась в наследство та же грация, то же неуловимое изящество... Наверное, Алена в семьдесят пять лет превратится в расплывшуюся пышку с бесформенной талией...

Как жаль, что у нее «не прорезались» способности к балету!

Когда-то бабушка привела ее в знаменитую детскую студию... Там высокая красавица в черном трико заставляла Алену ходить на цыпочках, приседать, оттягивать кончики пальцев и высоко поднимать ногу...

Бабушка сидела на низкой скамеечке и взволнованными глазами следила за внучкой.

Алена очень старалась. Она никогда еще не двигалась так красиво... Она видела свое отражение в большом, во всю стену, зеркале... И ее подбадривала ритмичная мелодия, которую играла на пианино сердитая женщина с поджатыми губами...