Читать книгу "Человек и история. Книга вторая. «Шахтёрские университеты» и «хрущёвская оттепель» на Северном Урале - Владимир Фомичев"

Новичку от невыносимой боли в коленях так и хотелось продолжить работу, поменяв колени на мягкое место. Но в такой позе продуктивно работать было невозможно и просто позорно. Я стал присматриваться, к каким ухищрениям прибегали опытные работяги, как они себя иногда называли. Кто-то пришивал к коленям брезентовых штанов робы прорезиненные куски от ленты транспортёра. Я, после нескольких мучительных смен, тоже изощрился, на что пустил свою старую футболку, сделав из её рукавов наколенники. А из самой футболки изготовил толстые прокладки. Переодеваясь в спецовку, я сначала натягивал на колени это своё изобретение.

Если бы мощность пласта была чуть повыше, не мешала кровля, я бы попрыгал от радости, когда, встав на колени, я не ощутил боли. Я стал так шустро и мощно наваливать уголь, что кое-кто из бригады покосился в мою сторону: что это со студентом? Как раз в это время, согнувшись, по лаве проходил начальник участка. Увидев меня, он крикнул: зайдёшь в кассу, я там тебе аванс выписал. Бригада завистливо прореагировала. Дело в том, что аванс у них был давно, а до получки, как у них называли – додача, было ещё дней немеряно.

– Слушай, студент, а ты в промсоюзе не состоишь?

– Это в смысле в профсоюзе? Конечно, состою, – ответил я.

– Э-э, нет, парень, это совершенно другой союз.

– И что из этого следует? – насторожился я.

– А следует то, что ты должен вступить в промсоюз.

– А как это сделать? Писать заявление или что кому?

– Да, вот именно что? Ты ж сегодня богатенький будешь, вот и организуй нам поляночку.

– Да, да, – поддержали все.

– Сейчас солнышко снежок согнало, травушка подсохла, радуйся. Смена уже подходила к концу, лаву уже зачищали.

– Иди-ка ты, студент, в кассу, а то пока то да сё и останешься ты сегодня без денег.

– Хорошо, – сказал я и пошёл не по стволу, а вылез по ходку прямо на поверхность.

Светило майское солнышко, я стоял возле комбината, ожидая свою бригаду, с новенькими банкнотами в кармане. Новыми во всех отношениях, так как эти деньги были послереформенные, только что отпечатанные, и имели значительно меньший формат, по сравнению со старыми «портянками», как их называли. Номиналы их были на целый порядок, или, как говорят, на целый ноль меньше, и только монеты до пяти копеек сохранились и подорожали в десять раз. Правда, никто от этого сильно не разбогател, но забавляла эта игра. Так что в этот день я вступил в промсоюз, угостил ребят своей бригады и те остались очень довольные.

Правда, когда они получили додачу, собрали деньги и старались мне их сунуть – мы же твои… тогда… Я сделал обиженный вид, обругал их, как и полагается, на их же языке, чтоб отстали.

Пошла вторая неделя моей практики, и как-то перед сменой, зайдя в «нарядную», я увидел, как машинист комбайна Капитонов о чём-то оживлённо, даже сердито разговаривал с начальником участка. По пути в лаву мне объяснили, что Капитонов просится в отпуск, с семьёй хочет съездить, погреться на солнце, но так как он один машинист на всю лаву, то начальник ему резонно отвечает: а я что, должен лаву закрыть? Людей без зарплаты оставить?

– А что, действительно, – сказал я, – почему они не найдут ещё машиниста на смену Капитонову?

– В том-то и дело, что в лаву люди идут, а на комбайн желающих нет. Учебный пункт никак не может никого уговорить учиться на машиниста комбайна. Сложное это дело. Это не то что бери больше, кидай дальше. Тут ума не надо.

Пришли в лаву. Комбайн стоял на исходной позиции. Капитонов с помощником ушли ставить стойку, к которой крепится блок лебёдки. Бригада, пользуясь случаем, тут же прилегла отдохнуть. Возле комбайна лежала сумка с резцами и ключ. Я осмотрел бар, увидел многие стёртые резцы, взял ключ и начал менять их. Чтобы надёжнее закрепить резцы, я ложился на почву и ногой нажимал на край ключа. Время от времени я прокручивал бар, чтобы поменять следующие резцы. Тогда я нажимал соответствующую кнопку на пульте, мотор взвизгивал, бар поворачивался. В этом положении меня и застал Капитонов. Ещё подходя, он грозно крикнул: ну кому тут делать нечего, кто тут балуется? Заметив кучку затупленных резцов, он понял. «Поменял резцы?»

Я ответил: «Сколько было – поменял». Он помолчал, а потом с какой-то надеждой спросил: а ты что, в комбайнах уже разбираешься? «Во всяком случае, эту модель я знаю неплохо».

– А вот корочки у тебя есть?

– А вот корочек у меня нет.

– Ну, ладно, посмотрим, – и сунул мне пульт.

– Вот, на, попробуй, поработай немного.

– Я взял пульт в руки, какое-то смущение или волнение было, но я его тщательно скрыл, включил бар, погонял его на разной скорости, потом включил лебёдку на самую малую подачу. Комбайн двинулся вперёд и впился в пласт. Гидравликой регулировал подъём бара, сообразуясь с мощностью пласта. Где уголь был чище, без примазки, там я немного увеличивал скорость подачи лебёдки. Где примазка на кровле, то есть порода была толще, то я снижал бар, обходя её, молотя только чистый уголь, оттого резцы стираются не так быстро. Порода их съедала моментально.

Капитонов находился рядом и заметил это. Он даже восхитился: ловко ты это примазку обходишь. Молодец. Он забрал у меня пульт и дальше поехал сам. Я же возвратился в бригаду к своей основной специализации: «бери больше, кидай дальше». Бригада пока работала за того парня, то есть за меня, но никто не возмутился, скорее наоборот: а наш-то, наш… и уже перестали меня с некоторой долей презрения называть студентом. А то как же, в промсоюз они меня уже приняли.

Прошло два-три дня, в лаве шла нормальная работа. Капитонов работал на комбайне, бригада грузила нарубленный уголь на транспортёр.

В это время в лаве появилось несколько человек, которые, пригибаясь, добежали до работающего комбайна и остановились. Комбайн тоже замолчал. Через некоторое время Капитонов подозвал меня. Он сунул мне в руки пульт: возьми, поработай. Я, не спеша, как умел, всё сделал как полагается, плавно переключал скорости, где надо, немного опускал бар, когда проходил примазку. Визитёры ползли рядом, внимательно наблюдая за моей работой. Потом подали мне сигнал, чтобы я остановил комбайн. Это, как оказалось, была специальная комиссия. В этой комиссии были: начальник участка, механик и директор учебного пункта.

Они задавали мне вопросы по профилю, на которые получали точные, достаточно квалифицированные ответы. Они ещё о чём-то переговорили и быстро ушли. Когда я пришёл на работу на следующий день, начальник участка отстранил меня от работы и отправил в учебный пункт. Я не стал расспрашивать: начальству виднее. В учебном пункте меня почти сразу пригласили в кабинет директора, где был он сам и его инспекторы. Сразу бросилось в глаза, что кисти правой руки у начальника не было. Мне предложили присесть и стали терзать вопросами. Сколько я проучился, какие практики были. Наконец вопросы иссякли. Я расписался в журналах, начальник вышел из-за стола, протянул мне удостоверение.