Читать книгу "Киндер-сюрприз для зэка - Павел Светличный"

— Нет, — так же тихо прошептала она, но в царящей тишине каждый звук был отчётливо слышен.

— Хорошо, — Шнурков сглотнул слюну, — тогда становись на колени.

Его левая рука скользнула вниз, расстёгивая пуговицу на брюках. Смысл происходящего не сразу достиг понимания Птицы, а когда маленький, ещё не охваченный ужасом, участок мозга подсказал ей, что сейчас произойдёт, она почувствовала, как зловонная тошнотворная волна накатывает на неё.

«Это сон, — проплыло в голове у Лины среди подступающей черноты. — Этого не может быть на самом деле».

Но мальчишки и жуткий Шнур, стоявший в центре, неумолимо доказывали, что это происходит именно сейчас и именно с ней.

— Становись на колени, — повторил Колька, — и бери в рот.

Острие ножа змеиным жалом впилось Птице в подбородок. Она почувствовала, как тёплая струйка побежала по шее. Наверное кровь. Сейчас в самую пору заплакать, но и в этот момент слёзы не приходили к ней. Единственным, что всецело владело Птицей, был ужас. Ужас охватил её всю, от головы до кончиков пальцев. Ужас и безысходность. И она, даже не отдавая себе отчёта в том, взмолилась о смерти. Точнее говоря, какая-то её часть, существовавшая сейчас отдельно от Лины, устремилась к потустороннему мраку, как избавлению от того кошмара, что окружал её.

— Поставьте эту сучку, — приказал Колька, и Птица почувствовала, как руки, державшие её сзади, надавили на плечи, тяжко, неумолимо пригибая книзу, туда, где мерно двигалась левая рука Шнура. Птица застонала, и стон её перешёл в звериное утробное рычание. Боль в подбородке, куда упирался нож, стала ещё острее, но это уже не имело значения. Лишь бы уйти от того, что сейчас должно было произойти, уйти любым способом, независимо от последствий, и всё…

— Эй, чем это вы занимаетесь? — голос, усиленный эхом пустого коридора, прозвучал подобно трубному гласу, заставив вздрогнуть толпу, окружившую Шнура и Птицу и полностью поглощённую происходящим.

— Что там у вас? — ещё раз прогремел всё тот же требовательный оклик, и команда Шнура, словно сбросив чары, наконец прервала своё созерцание, разом возвратившись к реальности.

В дальнем конце прохода возвышалась долговязая фигура математика Владимира Ивановича. Забредший сюда по какой-то из своих надобностей, он остановился, привлечённый подозрительной тусовкой мальчишек в пустом полутёмном коридоре. Математик выделялся среди других учителей своей въедливостью и дотошностью, отчего в старших группах, где он преподавал, за ним закрепилась репутация человека вредного, с которым лучше не связываться.

— Мы в туалет хотели зайти, Владимир Иванович, — крикнул Васька Зубарев, стоявший по правую руку от Шнура.

— Вы что в туалет строем ходите? Да ещё в женский? А ну марш отсюда в свой корпус. Нечего вам здесь делать!

Шнурков наклонился к лицу Птицы и облизал пересохшие губы:

— Ладно, малая, отложим.

Нож исчез из его руки, словно растаяв в воздухе.

— Но мы с тобой только начали, — губы Шнура шевелились, почти касаясь уха Птицы, обжигая его дыханием, а слова звучали едва ли не в самой голове, рождая весьма неприятное и, даже, болезненное ощущение. — Сегодня придёшь ко мне сама, прогуляемся в котельную. Если будешь слушаться — получишь прощение, ну, а если нет…

Шнур кивнул головой, показывая на остальных:

— Поставлю на круг, и каждый отымеет тебя, как захочет и куда захочет. Так что, смотри, сегодня постарайся. А если кому пикнешь — и недели не протянешь. Покрошу по частям, и никто не найдёт. Поняла?

Птица промолчала. И не потому, что отвечать было, собственно, незачем, а потому, что язык стал чужим и неповоротливым, а голова пустой, как воздушный шар.

Шаги приближающегося математика раздавались уже совсем рядом, и мальчишки, рассыпавшись, поодиночке юркнули за угол, откуда сразу же послышались их возбуждённые голоса и топот множества спускающихся по лестнице ног.

Птица схватилась рукой за стену, потому что пол под ней внезапно утратил свою прочность, словно она стояла сейчас на надувном матрасе. Колени её мелко дрожали, а живот свело резкой болью, заставившей Птицу слегка согнуться. Странно, вроде бы в живот её никто не бил.

— Тебе чего здесь? — строго спросил подошедший Владимир Иванович, возвышаясь над Птицей. Вопрос его, весьма далёкий от нормы русского литературного языка, не отличался и особым смыслом.

— Зашла, — ответ поумнее так и не смог сформироваться в голове у Птицы.

— Тоже в туалет?

— Тоже.

Математик недоверчиво посмотрел на неё:

— А это что у тебя?

Птица провела рукой по подбородку и непонимающе уставилась на свои пальцы, запачканные кровью.

— Прыщик расцарапала, — медленно произнесла она, усердно пытаясь привести в порядок свои мыслительные процессы, которые, основательно затормозившись, никак не могли обрести былой разгон.

Владимир Иванович снова окинул её недоверчивым взглядом:

— Почему ты была с мальчишками? Ты же знаешь правила.

— Я не с ними. Пацаны потом пришли. Сами по себе.

— Они приставали к тебе? Кто-нибудь из них приставал?

— Никто не приставал! — взорвалась Птица, которой эти глупые и ненужные вопросы только мешали прийти в себя. — Они стояли здесь, разговаривали, а я мимо шла.

Математик негодующе вскинул брови вверх:

— Ну так и иди! Что ты здесь до сих пор делаешь?

Птица отклеилась от стены и, осторожно ступая непослушными ногами, двинулась к двери, что вела на лестницу. Оцепенение, охватившее её, мало-помалу начало проходить, но мысль о том, что всё обошлось, до сих пор казалась невероятной. Птица, по-прежнему, была там, в полутёмном коридоре, окружённая враждебной стеной старшаков, а тихий голос Шнура всё шипел и шипел гадости прямо ей в ухо, и холодная сталь беспощадного лезвия всё гуляла по её лицу, и левая рука Шнура всё ещё выделывала у его паха что-то такое…

Птица остановилась из-за накатившего на неё приступа слабости. Она обеими руками вцепилась в перила и сглотнула неподатливую слюну. Грудь её тяжело вздымалась, воздух со свистом проходил через расширившиеся ноздри. Прочь, прочь ужасные видения, не думать об этом. Птица содрогнулась всем телом, зубы её стиснулись так, что ещё немного — и посыпется эмалевая крошка.

Она несколько раз глубоко вздохнула и помотала головой. Чернота отошла внутрь и осталась сидеть там, стискивая железной хваткой сердце девочки. Лина медленно продолжила спуск, пытаясь понять, как могло случиться, что такой прекрасный солнечный день уже утром разразился кошмарными неприятностями, а к обеду обернулся катастрофой, глубину и опасность которой она до сих пор не могла осознать в полной мере.

Одно Птице было абсолютно ясно уже сейчас. Находиться здесь больше нельзя. Начиная с этого момента, то, что ожидало её в стенах Рыжеватовской районной школы-интерната № 3 могло иметь только плохие последствия. Даже очень плохие последствия, с самыми печальными результатами, поскольку никто, ни один человек, отныне защитить её уже не мог, да и рассчитывать ей было не на кого.