Читать книгу "Я - Малала. Уникальная история мужества, которая потрясла весь мир - Малала Юсуфзай"

Деревенские женщины строго соблюдали правила пурда – женского затворничества. Покидая женскую половину, они закрывали лица и разговаривали только с теми мужчинами, которые являлись их близкими родственниками. Я, став подростком, не следовала этому обычаю и продолжала носить одежду современного покроя. Одного из моих родственников это очень сердило.

– Почему она не закрывает лицо? – спросил он у моего отца.

– Она моя дочь, не твоя, – последовал ответ. – Занимайся собственными делами и не лезь в чужие.

Но некоторые жители деревни продолжали относиться к нашей семье неодобрительно и говорить, что мы не следуем пуштунскому кодексу чести, Пуштунвали.

Я очень горда тем, что принадлежу к народу пуштунов, но иногда мне кажется, что в нашем кодексе чести немало излишне жестоких правил, особенно в отношении женщин. Работавшая у нас женщина по имени Шахида, мать трех маленьких дочерей, рассказала мне, что, когда ей было всего десять лет, отец продал ее старику, пожелавшему иметь молодую жену.

Порой девушки бесследно исчезают, и далеко не всегда потому, что выходят замуж. В нашей деревне жила очень красивая пятнадцатилетняя девушка по имени Сиима. Все знали, она влюблена в одного молодого парня – когда он проходил мимо, она всегда стреляла в него взглядом из-под густых темных ресниц, которым завидовали все прочие девушки. У пуштунов считается, что девушка, позволяющая себе кокетничать с мужчиной, покрывает свою семью бесчестьем. При этом мужчина может флиртовать, сколько ему угодно. Когда Сиима внезапно умерла, нам сказали, что она, не вынеся позора, которым сама себя запятнала, покончила жизнь самоубийством. После выяснилось, что девушку отравили ее собственные родственники.

У нас есть обычай, называемый свара, согласно которому в знак прекращения вражды один клан дарит другому девушку. Обычай этот официально запрещен, тем не менее подобная практика продолжается. В нашей деревне жила вдова по имени Сорайя. Она вышла замуж за вдовца, принадлежавшего к клану, враждовавшему с ее семьей. Пуштунвали гласит, что никто не имеет права жениться на вдове, не получив от ее семьи разрешения. Когда родственники Сорайи узнали о ее замужестве, их гнев не знал границ. Они осыпали родственников ее мужа самыми яростными угрозами. Для разрешения этой ссоры была созвана джирга, совет старейшин. Они постановили, что семья человека, без разрешения родственников женившегося на вдове, нарушила закон и должна понести наказание. Согласно решению старейшин, они должны были выдать свою самую красивую девушку за самого незавидного мужчину из враждебного клана. Судьба девушки, не имеющей к ссоре ни малейшего отношения, ровным счетом никого не волновала.

Как-то раз я призналась отцу, что нахожу подобные законы несправедливыми. В ответ он сказал, что в Афганистане женщинам живется еще тяжелее. За год до моего рождения движение под названием Талибан, возглавляемое неким одноглазым муллой, захватило в этой стране власть и сожгло все женские школы. Мужчин они заставили отрастить длинные бороды, а женщин – носить паранджи. Ходить в таком плотном коконе с узкой прорезью для глаз – сущее мучение, особенно в жаркие дни, когда паранджа превращается в подобие духовки. По крайней мере, я твердо решила, что не буду носить паранджу никогда. Отец рассказал также, что Талибан запрещает женщинам громко смеяться и носить белую обувь, потому что белый – это «цвет, который принадлежит только мужчинам». Если женщина покрасит ногти лаком, ее подвергают побоям. Я слушала все это с содроганием.

Я читала такие книги, как «Анна Каренина», романы Джейн Остин, и никогда не забывала слова отца: «Малала будет свободной, как птица». Рассказы об ужасах, творившихся в Афганистане, заставляли меня еще сильнее гордиться своей страной.

– Как хорошо, что девочки у нас могут ходить в школу, – часто повторяла я.

Но движение Талибан набирало силу и у нас, объединяя таких же пуштунов, как мы. Для меня родная долина оставалась самым солнечным местом в мире, и я не замечала, как за горами собираются темные тучи. Мне не о чем было волноваться, ведь я верила словам отца:

– Я стою на страже твоей свободы, Малала. Ты сумеешь исполнить все свои мечты.

5. Почему я не ношу серьги, а пуштуны никогда не говорят «спасибо»

Когда мне было семь лет, я уже привыкла быть лучшей ученицей в классе. Я всегда помогала девочкам, у которых возникали трудности с учебой.

– Малала у нас просто гений, – говорили мои одноклассницы.

Еще я славилась тем, что принимала участие абсолютно во всех начинаниях – занималась в драмкружке, в изостудии, играла в крикет и бадминтон, даже пела, хотя и без особого успеха. Когда в наш класс пришла новенькая, девочка по имени Малка-и-Нур, я поначалу не обратила на нее особого внимания. Ее имя означало «королева света». На вопрос о том, кем она хочет быть, она ответила: первой в Пакистане женщиной-военачальником. Ее мать была учительницей, работала в другой школе, что, конечно, было необычно – больше ни у кого в нашем классе мамы не работали. В школе она не слишком выделялась, говорила мало, и я по-прежнему считала своей главной соперницей Монибу, которая, несмотря на это, являлась моей лучшей подругой. У Монибы был красивый почерк, тетради ее отличались безупречной аккуратностью, что, разумеется, нравилось учителям, но я знала, что по содержанию ее работы уступают моим. Когда после ежегодных экзаменов выяснилось, что первой ученицей в классе стала Малка-и-Нур, я была потрясена. Вернувшись домой, я залилась слезами, и маме долго не удавалось меня утешить.

К тому времени мы переехали в другой дом. Раньше мы жили на одной улице с Монибой, а на новом месте у меня не было друзей. Вскоре я познакомилась с живущей по соседству девочкой по имени Сафина. Она была немного младше меня, и мы часто играли вместе. Сафину в семье очень баловали, у нее было множество кукол и украшений, которые она хранила в коробке из-под обуви. Но она положила глаз на мою единственную игрушку – розовый мобильный телефон, который подарил мне отец. Подражая отцу, я вела длинные разговоры по своему игрушечному телефону, делая вид, что решаю важные дела. Но однажды игрушка исчезла.

Несколько дней спустя я увидела у Сафины игрушечный телефон, как две капли воды похожий на мой.

– Где ты его взяла? – спросила я.

– Купила на базаре, – ответила она.

Теперь я понимаю, что это вполне могло быть правдой, но тогда я ей не поверила. Раз Сафина так подло поступила со мной, я отплачу ей тем же, решила я. Теперь, оказавшись у нее дома, я при всяком удобном случае совала в карман ее игрушечные серьги и ожерелья. Поначалу сердце у меня замирало от страха, но это быстро прошло. Вскоре воровство вошло у меня в привычку. Я уже не могла остановиться.

Однажды, вернувшись домой из школы, я, как обычно, первым делом побежала в кухню, чтобы перекусить.

– Привет, бхаби! – крикнула я. – Я умираю с голоду.

Ответом мне было молчание. Мама, сидя на полу, толкла куркуму и тмин, наполнявшие воздух пряным ароматом. Она не поднимала головы, избегая встречаться со мной взглядом. Чем я провинилась? Ломая над этим голову, я, грустная и подавленная, пошла в свою комнату. Открыв шкаф, я увидела, что все вещи, которые я утащила у Сафины, исчезли. Меня разоблачили.