Читать книгу "Чревовещатель - Ксавье Монтепен"

Любящий тебя Ф. Домера».

Воцарилось молчание.

– Ну что? — спросил наконец Жобен. — Как вам, господин следователь, слова Домера, где он говорит, что никто не подозревает о хранящихся в замке деньгах? Жак Ландри и Мариетта дорого поплатились за доверие своего господина. Станете ли вы теперь называть меня сумасшедшим за то, что я подозревал Праделя? Теперь ясно, что преступление совершил он, никто другой не имел причин убивать Жака и Мариетту, потому что никто не знал, что в замке хранились деньги. Понимаете ли вы?

– Да, — вздохнул следователь, — вы были правы, Жорж Прадель виновен. Ах, бедный Домера! Какой ужасный удар!

– Да, этот Прадель — ловкий мошенник! — продолжал Жобен. — Тем не менее он совершил непростительные ошибки. Я не понимаю, как он мог упустить их из виду?

– О каких ошибках вы говорите? — спросил следователь.

– Во-первых, он поступил очень неосторожно, сообщив свое имя Жану Поке и позволив ему проводить себя к замку. Теперь он не сможет оправдаться тем, что находился в другом месте. Вторая ошибка — что он не уничтожил письмо. Тот факт, что он забыл портсигар, еще в какой-то степени объясним — перед убийством невозможно помнить обо всем. Но письмо! Письмо, компрометирующее его! Он не попытался его уничтожить… Это в высшей степени странно! Признаюсь, подобная глупость изумляет меня. Я никогда бы не поверил этому, если бы не увидел собственными глазами! Но, к счастью, это так. Ведь, не забудь Прадель свой портсигар и не попади это письмо в наши руки, мы подозревали бы в убийстве чревовещателя и подвергли бы его страшному наказанию.

Следователь нахмурился и сказал:

– Может оказаться, что он все-таки виновен, но действовал не один.

– Как! — воскликнул изумленный Жобен. — Вы видите в нем соучастника Праделя?

– Отчего не допустить этого?

– Да где же они могли познакомиться?

– Их свело преступление. Если Сиди-Коко и не сам его совершил, то, вероятно, воспользовался им или получил деньги за молчание.

Жобен опустил голову. Полицейский, конечно, не разделял мнения следователя относительно виновности чревовещателя, но он знал, что спорить в эту минуту было бесполезно, а потому предпочел молчать. Но оставим их на некоторое время и последуем за бригадиром, отправившимся арестовывать Сиди-Коко.

Предупредив госпожу Фовель о том, что у нее будут гости, он поспешил отыскать четырехместную повозку. Найти ее было нетрудно. Хозяин гостиницы «Яблоко без зернышек», желая прислужиться начальству, предложил свою просторную одноколку, запряженную сильной лошадью. Когда запрягали лошадь, у дверей гостиницы собралась толпа любопытных, так как разнесся слух, что жандармы едут арестовывать убийц. Все толпились, лезли вперед и засыпали вопросами бригадира и двух его помощников. «Кто убийцы? Где они скрываются? Когда их привезут?» Осторожные жандармы молчали.

– Нам приказано не говорить ни слова, — пояснил бригадир. — Скажу только, что вам слишком долго придется нас ждать, а потому советую вам отправиться спать к своим женам, у кого таковые, конечно, имеются…

Было уже темно, когда одноколка выехала со двора гостиницы. Бригадир и один из его помощников сидели на скамейке, подвешенной на четырех ремнях.

– Берегись! — крикнул унтер-офицер, хлопая кнутом.

Толпа расступилась, лошадка побежала крупной рысью, и вскоре звон ее бубенчиков затих вдалеке. Любопытные высказали еще немало нелепых соображений и затем разошлись.

Нам известно, что от Рошвиля до Сент-Авита — двенадцать километров. Несмотря на то что местность была гористая, нормандская лошадь пробежала это расстояние за час с четвертью. Была уже ночь, когда повозка достигла первых домов Сент-Авита — города с населением больше двенадцати тысяч жителей.

Большая улица была почти пуста. Странная музыка комедиантов слышалась в отдалении. Звуки турецкого барабана, китайских колокольчиков, литавр и кастаньет доносились до вновь прибывших.

– У них представление… — прошептал унтер-офицер и, вспомнив приказ следственного судьи, прибавил: — Нам придется немного подождать!

Тут они как раз увидели трактир. Повозка въехала во двор, и ее поставили в сарай, не распрягая лошадь. Трактирщик принес овса, один из жандармов остался возле лошади, а двое других направились к большой площади, где из досок и парусины был выстроен балаган. Перед ним находилась эстрада для музыкантов и клоунов. На эстраду вела лестница с перилами, в конце которой восседала в старом кресле перед маленьким столиком толстая кассирша — законная супруга содержателя Жерома Трабукоса.

Эта матрона брала плату за вход — 20 сантимов. Военные и дети младше шести лет платили только два су. Уплатив эти деньги, посетитель поднимал полосатую занавеску и спускался по лестнице в то место наслаждений, которое маленькая Жервеза простодушно сравнила с раем. Там он располагался на деревянной скамейке, покрытой красным коленкором.

На балагане, освещенном разноцветными фонарями, красовалась широкая парусиновая вывеска, на которой огромными красными и черными буквами было написано следующее:

БОЛЬШАЯ ВЫСТАВКА ЧУДЕС

физических, артистических, забавных и иных;

феноменов, разнородных фокусов, картомании, ученых животных, белой магии, музыки и танцев.

Любителям позволено мериться силами с первыми силачами Франции и Европы.

Справа от надписи висел портрет молодой великанши восемнадцати лет и трех месяцев от роду, весившей двести пятьдесят килограммов, умевшей танцевать качучу[7]и гадать. Слева были изображены «чудесные упражнения несравненного Сиди-Коко, называемого Зуавом, показывающего штуки наподобие того человека с куклой в Пале-Рояле, на которого стекался посмотреть весь Париж».

XIX

В ту минуту, когда унтер-офицер со своими подчиненными вступали на площадь, музыка смолкала, а музыканты исчезали поочередно за занавесом, чтобы аккомпанировать представлению, между тем как клоун визгливым голосом зазывал публику с эстрады:

– Милостивые господа! Сейчас начнется! Не упустите случай! Спешите посмотреть на то, чего вы никогда не видели и больше не увидите, потому что выставка чудес оставит вашу общину через три дня, а несравненный Сиди-Коко в скором времени уедет из Франции, из прекрасной Франции, в далекую, холодную страну — в Россию, где бояре осыпят его рублями! Пожалуйте, пожалуйте, честные господа!

Унтер-офицер толкнул своего спутника и тихонько сказал ему:

– Я думал, что чревовещатель удрал, но, похоже, ошибся. Мы не зря сюда приехали!

Жители Сент-Авита хоть и откликались на зазывания клоуна, однако в малом числе. Вероятно, большая часть населения берегла денежки на следующий день, воскресенье, на который приходился храмовый праздник, а в этот праздник любые издержки считались позволительными.