Читать книгу "Аэроплан для победителя - Дарья Плещеева"

Вдруг на летное поле вылетел открытый автомобиль «мерседес» и затормозил буквально в метре от «фармана». За рулем был шофер в обычных шоферских доспехах — кожаной куртке, кепи, огромных очках, за его спиной стоял человек, которого Танюша узнала сразу — он тогда еще привез Зверевой целую клумбу.

Видимо, он всю дорогу, от поспешности и волнения, ехал стоя — котелок с головы слетел, волосы взлохматились.

— Достал, достал! — кричал он еще издалека. — Королева моя, достал! Раздобыл! Вы не верили, а я достал! Ну, кто выиграл? Кому выставлять шампанское?!

— Боже мой, Таубе! — воскликнула Зверева. — Не может быть!

Небольшие заколоченные ящики, которые вызвали общий восторг, стояли на полу автомобиля. Их стали вытаскивать, поздравлять Таубе с победой, подняли тот самый шум, без которого энтузиасты не умеют обходиться, празднуя даже крошечное достижение. Танюша кое-как поняла: в ящиках — прославленная французская краска «Нувавия», лучше которой для покраски крыльев аэроплана еще не придумано, она бесподобно придает ткани эластичность и прочность, непромокаемость и способность сопротивляться низкой температуре. Странным показалось девушке, что это диво привезено не из Парижа, а из Петербурга, прямиком с улицы Миллионной, где были мастерские «Товарищества Ломача». Но, с другой стороны, Петербург все ж ближе Парижа.

— Но, господин Таубе… — Зверева вдруг опомнилась. — Это слишком дорогой подарок… Володя!.. Господин Калеп!..

— Моя королева, позвольте поцеловать вашу ручку, выпачканную в машинном масле, и мы квиты! — со смехом ответил Таубе. — Но мы ведь уже договорились — я буду вашим учеником, это всего лишь плата за обучение. Так мы договорились? Вы сегодня берете меня пассажиром?

— Если вы не против, пассажиром вас возьму я, — вмешался Слюсаренко, косо смотревший на невинное мужское кокетство Таубе.

— Эх… Но для меня полет — примерно то же, что для вас, — неожиданно серьезно сказал Таубе. — Вы полагаете, что человек моей комплекции и моего ремесла не может мечтать о небе? Может — да и горячее, чем вы, молодежь…

Зверева посмотрела на него с любопытством.

Дальше все было совсем неинтересно. От аэроплана отцепили мотор, расстелили прямо на траве клеенку, стали на ней раскладывать блестящие и тусклые детальки, покрикивая друг на друга, чтобы не терялись винты и шурупы. Разговор стал совсем непонятный. Зверева не хуже мужчин управлялась с техническими словами и, стоя на коленях перед клеенкой, доказывала Калепу какие-то истины — доказывала страстно и даже яростно.

Калеп же тыкал пальцем в странички с чертежами и расчетами. Потом он отложил стопку бумажек на край клеенки, придавив их большой блестящей гайкой.

И тут прозвучали единственные слова, которые Танюша поняла.

— Если бы сейчас взять вот эти чертежи да отвезти в Америку, за них заплатят больше, чем за ваши «фарманы» и все летные присособления, вместе взятые, — сказал Таубе. — Так, господин Калеп?

— Может быть, — согласился инженер.

Когда мотор опять собрали и стали прикреплять к «фарману», Зверева подошла к Танюше.

— Всю эту механику вам придется учить в летной школе, барышня. Полет — это минуты. А возня с мотором — дни и недели, — сказала авиатрисса.

— Но вы же выбрали это. Ради полета, да? — спросила Танюша. — Ну и я потерплю, если уж так надо. Я тоже смелая, я буду не хуже вас!

— Тут не терпеть — тут любить… У меня голова так устроена, что я просто люблю механику, — объяснила Зверева. — Мне нравится видеть, как точный расчет воплощается в жизнь. А смелости, чтобы залететь под облака, довольно и у пьяного лихача, который гонит свою бричку, не разбирая дороги. Подумайте…

— Я уже подумала. По всей России дамы и девицы учатся в летных школах, а я чем хуже? Вон княгиня Шаховская в Германии или госпожа Голанчикова! Она тоже бросила сцену ради аэропланов! Я про них про всех уже читала!

Это было правдой — бывая в Риге, Танюша покупала газеты и журналы, выискивая в них авиационные новости.

Зверева улыбнулась.

— Сегодня полетов больше не будет, — сказала она. — Если вы так уж загорелись, приезжайте в четверг. А сейчас — простите, милая, мне нужно в мастерскую.

Танюша ехала на штранд в смутном состоянии души. Полет все еще был мечтой — но пачкать руки в машинном масле девушке совершенно не хотелось.

Она полагала, что сумеет пробраться в комнату незаметно. В конце концов, окно на ночь не закрывают — трудно, что ли, влезть? Но возле дач, занятых кокшаровской труппой, толпились соседи. Танюша даже испугалась — не пожар ли?

Загнав велосипед в сиреневый куст, бросив туда же одеяло и прочее добро, она сквозь толпу пробилась к забору.

В белой резной беседке, стоявшей на холмике возле изгороди между дачами, что-то происходило. Внизу, у лесенки, ведущей в это причудливое сооружение, стояла едва ли не вся труппа — и Терская тоже. Лица были и взволнованные, и удрученные.

— Какой ужас, какой ужас! — твердила Эстергази.

Эта актриса была чем-то Танюше симпатична. Она могла нести сущую околесицу — но она же раза два защитила девушку от придирок Терской. Потому-то Танюша втихомолку прибилась к ней.

— Ларисочка Игнатьевна, — шепнула девушка, — на вас лица нет. Давайте отойдем. Хотите, я вам водички принесу? Стаканчик водички с лимонным соком?

— Да, да, миленькая…

Теперь Танюша вроде как легализировалась в толпе — она обихаживала Эстергази. А меж тем во двор въехала телега, и из беседки вынесли что-то долгое, завернутое в мешковину. Танюша не сразу поняла, что это человеческое тело, а когда увидела торчащие ноги в черных чулках — ойкнула и на миг утратила соображение.

— Вот так-то, деточка. Ты не смотри туда, — сказала ей Эстергази. — Нет ее больше, бедняжки. Вот горе Эрнестику, вот горе…

— Валентиночка… — прошептала Танюша. — Ой, как же это?..

— И Валентиночку по допросам затаскают, я их, мерзавцев, знаю… Эрнестика, бедненького, вызвали, ему в Ригу телефонировали, не сразу отыскали… Каково это — единственной сестрицы лишиться?.. Единственной, деточка…

Глава восьмая

Когда тело Регины фон Апфельблюм увезли, началось самое для артистов кошмарное — полицейские стали их опрашивать. Вопросы были одинаковы для всех: где провели ночь, кто может это подтвердить, не слышали ли подозрительного шума, что известно об отношениях в семье Сальтерна, бывала ли покойная на артистических дачах и знала ли вообще о существовании беседки.

Рижские полицейские уже неплохо говорили по-русски — а ведь еще двадцать лет назад им бы пришлось переводчика звать. Старый немецкий город долго сопротивлялся, долго отбивался, даже вся документация в магистрате и в полиции велась на немецком. Но настали новые времена, пришлось покориться.

Танюша, понимая, что уж ипподром-то с аэропланами точно не имеют отношения к убийству, отвечала, как все: спала, ничего не слышала. И фактов, которые пролили бы свет истины на это непонятное убийство, не знает.