Читать книгу "Врачебная тайна - Алексей Макеев"

— Если только, все же, не стечение обстоятельств. — Серега добросовестно вел прения. — Водилы были все время за рулем, или еще чего, девушки занимались другими делами, водка грелась, и все вышло так, как вышло, — в обратной последовательности.

— Ладно, даже если допустить, что было именно так, за что убили Рому? В том, что он не сам, я теперь уверен. Капитан не только не успел объясниться с Люцией, они вообще не виделись! Не было никакого душевного срыва, отчаяния, спровоцированного красавицей! Она мне сама сказала. Или, если точно, — я из нее вытянул.

— А как же дневник? Помнишь, полкан орал?

— Да что дневник! Кто не вел дневников от скуки? Не надо переоценивать значение дневника, я считаю. Мы его даже не читали! А вот что знаем точно — Рома пытался поговорить с Почтальонками, но не застал их. Возможно, они уже были того. Водитель «уазика» сдуру брякнул про свое знакомство с девочками, и капитан Горящев вытряс из него, кто еще к ним ездил, кого водила туда возил. После этого Рому больше никто живым не видел. Думаю, за рулем был в тот день один из этих водителей. — Я опять кивнул себе за спину. — Второго убрали за компанию, полагая, что тоже много знает. Получается, что? Водители — не начало этой цепочки, а только ее еще одно звено. Вероятно, партия бодяги была перевезена одним из шоферов в шинок. Потом стало известно, что сержант в нашей учебке двинул кони. Девушек, особо не заморачиваясь, поскорее напоили тем же самым, затем убрали и водителя, и его сменщика — на всякий случай. Общались ведь, скорее всего… Теперь, кто мог толкнуть бодягу? Мне думается, местная мафия. Есть сведения, что они приторговывают, чем придется. Узнав слишком поздно, что пустили на продажу яд, пошли убирать свидетелей — соучастников!

— Один вопрос, — вставил Серега. — А местные мафики, они сами что, непьющие?

— Вот, черт! Ты прав, Серега! Тот же затык! Они вовсе не трезвенники! Уж эти точно попробовали бы первыми, насколько я о них наслышан… Если только?..

— Что?

— Если только отрава не запущена специально.

— Они что, маньяки, что ли? Маньяками вроде бы поодиночке становятся, не коллективно… Или фашисты-диверсанты?

— Да, специально поставить отраву в шинок, — все равно, что колодец отравить. Неизвестно, кто из него пить будет…

— А кто еще ехал в машине с Ромой тогда, кроме Сани Курносова? — спросил вдруг Перепелкин.

— Серега, ты гений! Кто-то же сдал Рому и водителя заинтересованному лицу! Предупредил убийцу о том, что появился опасный свидетель!

Курносов, выведенный мной подышать воздухом перед отбоем, сразу вспомнил: Авинзон тогда ехал еще в машине. Вот оно что! Местный каптерщик, которого мафия держит в страхе, которым понукает… А он еще и стучит! Он и предостерег, стало быть, смышленый мальчик с живыми глазами, того, кто ездил к Почтальонкам.

Конечно, говорить с Авинзоном бесполезно, решили мы. Он мафиков не выдаст, поскольку и сам повязан. А вот с нами — со мной и с Серегой — запросто может приключиться какая-нибудь неприятность после попытки расколоть каптерщика. Например, подсыплют крысиного яда в сгущенное молоко. Уж яд-то на складе точно найдется. Как без него в хозяйстве?

Возник вопрос: что же нам делать со своими догадками? Доказательств никаких нет, собрать их — не в наших силах. Нет свободного выхода за пределы части, нет возможности расспрашивать людей. Нет фотографий, которые можно было бы предъявить, скажем, соседям Почтальонок… Впрочем, при чем тут фотографии? Зачем фотографии? Я-то на что?!

Конечно, рисовать я бы начал с портрета Люции. Но не по необходимости, а по вдохновению. Может, попросить ее попозировать? Ха-ха-ха! Размечтался!..

К сожалению, девушка не появлялась — такой график. Говорили, она готовится поступать в мединститут. Мы с Серегой работали в эти дни почти по специальности — своей, армейской. Тянули провод — полевку от главного корпуса до местного клуба. Клуб этот, я помнил, являлся головной болью нашего художника. Клуб требовал оформления, но у Рафаэля, как его обозвал староста, кисти были коротки. Его, конечно, пугал масштаб. Я мысленно посмеивался. Для меня подобная работа была бы просто халтуркой. Одно лето я рисовал афиши для кинотеатра. Должен признаться, отец поспособствовал… Я предложил бы свою бескорыстную помощь бедолаге Рафаэлю, да больно самолюбив и заносчив он был. Как-то признался ему: «Мы с товарищем в школе тоже увлекались рисованием. Только друг любил изображать животных: лошадей, дельфинов, тигров, а я человечков — пиратов, индейцев, рыцарей…» — «Человечков любой дурак сможет, — процедил сквозь зубы художник. — Ты человека попробуй!» — «Человека еще поискать надо», — ответил я.

Не зная, как приступить к делу, художник колотил понты перед начальством. Затребовал скульптуру Ленина из главного корпуса. За ней послали нас с Серегой. Несли осторожно: дело серьезное! Гипсовый Ленин был хоть и пустой внутри, а тяжелый, не дай бог разбить!

На крыльце главного корпуса мы вдруг столкнулись с… Рубликовым, сопровождающим очередную партию «тошнотиков»! Отступать было поздно. Белозубая улыбка сержанта при виде нас показалась мне плотоядной.

— О! Смелков! Перепелкин! Вы не подзадержались тут? Пора домой, военные, в учебку! Экзамены не за горами. Морзянку вы сечете, так что не хрена отлынивать. Даю два дня на выздоровление! Ясно?

— Так точно, товарищ сержант, — ответил я, не выпуская из рук вождя. А отойдя на безопасное расстояние, сказал сквозь зубы:

— Накось, выкуси!

Оставив Ленина в клубе, задались извечным вопросом: что делать?

— Надо что-то придумать, Серега, иначе нас с тобой отсюда… — Я поднял повыше дымящуюся сигарету, показал Сереге. — Выкурят!.. Помнишь, говорили, что по результатам экзаменов сформируют так называемый сержантский взвод, чтобы отправить в Москву на учения? Мы с тобой, насколько я понимаю, без ложной скромности, действительно морзянку сечем. В покое не оставят. Ты хочешь в Москву? Я — нет. У меня нет наполеоновских амбиций. Тем более, помним, Бонапарт плохо кончил…

Серега со мной согласился — в Москве, будучи в неволе, делать нечего.

— Вот-вот, — добавил я. — Пугачева в клетке возили, вряд ли ему понравилась такая экскурсия… Поэтому хочу спросить тебя как художник художника. Ты наверняка читал классику, знаешь, о чем.

— Умею ли я рисовать? — догадался мой начитанный друг.

— Именно. По глазам вижу — лучше, чем Киса. Не наш — Воробьянинов. Я тоже — немножко. Не подвинуть ли нам местного живописца? В соратники он нас брать явно не захочет.

— Эх, сестру бы мою сюда, — помечтал Серега. — Она у меня настоящая художница! На Свердловке тусуется.

Я всмотрелся в лицо Сереги, и вдруг осенило:

— Маша Перепелкина? В красном берете ходит? Ха-ха! Как тесен мир!!! — Я хлопнул себя по ляжке, приходя в восторг.

— Постой, постой… — Серега наморщил лоб… — Твоя фамилия Смелков! Ты — Лицемер?!!