Читать книгу "Самец - Камиль Лемонье"

Сладострастие начинало бродить в этом зале, где влажные тела теснились друг к другу и скучивались. Смелые движения мужчин, хватавших руками груди женщин, сопровождались одобрительным смехом. Стыдливость Жермены таяла среди этой общей разнузданности. Когда окончился танец, Ищи-Свищи хотел ее увести.

– Пойдем, пропустим по чарочке.

Но она была с подругами. Не смела идти с ним. И потом, что же будут говорить? Он отвечал:

– Брось, пойдем!

Она уступила. Начиналась полька. Селина, Зоя и Мельниковы дочки танцевали. Никого не было, кто бы мог следить за нею. Он приказал откупорить бутылку шампанского. И, так как Жермена удивленно глядела на него, он ударил рукой по карману жилета.

– Не бойся!

Он приказал подать три бутылки для товарищей. Это произвело впечатление. Руки тянулись к кружкам, и крики «браво» пронеслись по залу.

– Да здравствует Гюбер! За твое здоровье, Гюбер! Ты, видно, самого Господа Бога с его тварями пустил в оборот? Ура!

Они стояли друг против друга, близ двери, которая наполовину скрывала их. Она поднимала свой стакан и время от времени подносила его к губам, отпивая небольшими глотками. Ищи-Свищи держал бутылку у бедра.

– Я вот могу так пить несколько часов подряд. Немного таких, которые пьют, как я. И, указывая движением головы на других, он прибавил, пожимая презрительно плечами:

– Это ведь разве люди?

Он налил еще и продолжал:

– Я только что видел тебя! Ты танцевала с племянником Изара. Один раз – это ничего, сказал я себе. Ну, а если она протанцует с ним два раза, я дам ему такого тумака, – этому Изарову племяннику… Я ревную, Жермена.

Она принялась смеяться:

– Кого?

– Ты отлично знаешь сама! Тебя.

Она повела плечами, стала стряхивать короткими ударами носового платка насевшую на платье пыль и отвечала немного насмешливо:

– Ну, а я нет. Я совсем не ревнива!

Он начал раскачиваться перед нею, улыбаясь и говоря:

– Если бы ты захотела, мы все-таки были бы прекрасными друзьями.

Она слушала его, не говоря ни слова, насупив брови от нахлынувших мрачных мыслей. А он повторял свою фразу глухим и страстно ласкающим голосом:

– Мы были бы прекрасными друзьями, если бы ты только захотела.

Она сделала усилие.

– Пойдем в залу, – сказала она.

Шампанское, которое она выпила, рассеяло ее мысли. Она хотела найти поддержку у своих подруг, но они были очень далеко и смешались с другими парами танцевавших кадриль. И так как она выражала нетерпение, он бросил ей резко и грубо:

– Нечего там! Все равно когда-нибудь тебе этого не миновать!

Она взглянула на него с изумлением. Это было сказано ей – дочери фермера Гюлотта!

Возмущение охватило ее. И после этого, видя его рядом улыбающегося, спокойного, с своим смирением великана, как будто бы он ровно ничего не сказал, она забыла, что хотела ответить, испытывая лишь смутное чувство его власти.

Она чувствовала влечение к этому мужчине и стала смеяться при мысли об его плохо скрытой уверенности в победе над нею. Они пустились танцевать.

Сгустился вечер темно-синим пологом со множеством рассыпанных звезд, с легким дуновением ветра, обвевавшего прохладой. По стенам зала висели канделябры; несмотря на их свет, тень ложилась по углам. Бал продолжался со своими антраша, оглушительным топотом вскидываемых ног, поднимавших клубами пыль. Полосы света обдавали кучки парочек, проходивших под лучами канделябр. Эти парочки углублялись в полуосвещенный мрак, и там раздавались поцелуи, сливавшиеся с ропотом голосов. Зал оказался слишком мал, и часть танцующих высыпала на улицу у дверей гостиницы, и ночь там короталась в танцах, которым не было конца.

Порой какой-нибудь захмелевший от пива танцор падал; его оттаскивали к краю дороги. А его дама возобновляла с другим кавалером прерванный танец.

Деревня замирала в последних тяжелых проблесках хмельного кутежа.

Со столов слышалась икота. Позади гостиницы спускались под незаметным уклоном поля, разделенные заборами, с кущей деревьев, выступавших черными узорами на темной синеве неба.

Ищи-Свищи уводил Жермену, задыхавшуюся от духоты и жары бала в этот необъятный прохладный покой ночи. Он взял ее руку и, касаясь плечами, они удалялись под своды тенистой листвы.

Сирень дышала своим сильным ароматом в неясном запахе земли, всасывавшей ночную росу.

Они пошли вдоль поля. Жермена почти отдавалась ему. Он обвил рукой ее талию и порой прижимал крепко к себе. Томная нега делала ее бессильной против его смелости, и она опиралась на него, прижимаясь своей пышной, трепетавшей грудью к его плечу; у нее уже не было ни сознания, ни мыслей. С затуманенным взором шла она, залитая белым сиянием луны, таким же неясным, как грезы сновидений. И глядела, не видя, на очертание деревьев, подернутых мглой испарений. Легкое веяние влюбленной земли проникало в самую ее кровь и заставляло по ее жилам струиться сладость страсти. Снизу доходил до них глухой гул голосов и нежные звуки музыки.

Они увидели у края ограды два человеческих лица одно над другим, которые казались белым пятном, и Ищи-Свищи рассмеялся.

Тогда в голове Жермены промелькнула мысль. Она вспомнила свою мать. Вспомнила в одно мгновенье свои тихие детские годы, минувшую пору, когда не видала мужчины, глубокий мир в своем сердце.

И разом покончить со всем этим, отдавшись любви этого парня, как животное, среди полей, объятых тишиной ночи! Он внезапно прижался горячими губами к ее устам. Она закрыла глаза, застыла на миг, наслаждаясь нанесенным ей насилием, и вдруг вырвалась из его объятий, пылая гневом, выпрямившись во весь рост, вскрикнула и побежала перед собой по дороге, спускавшейся вниз.

То была охота в ночную пору. Он настиг ее, старался опрокинуть навзничь. Она умоляла его. Только не в эту ночь. Завтра. Она цеплялась за него, стараясь сдавить его руки в своих. Приближавшиеся голоса заставили его выпустить свою добычу. Она убежала.

Ее искали всюду. Надо было найти какую-нибудь отговорку. Она сказала: встретила знакомых. Назвала имена. Ее даже будто бы принудили протанцевать с ними на самой дороге. Это отчасти объясняло беспорядок в ее одежде. К тому же и Селина с Зоей были не лучше: их кавалеры во время танцев достаточно помяли им платья. Ее пылавший румянец терялся в краске их лиц. Как ее разорванное местами платье, так их помятые одежды носили следы мужских прикосновений.

Глава 14

В этот вечер праздника в жизни Жермены произошел серьезный перелом; он оставил в ней смутное чувство тревоги. Поцелуй Ищи-Свищи взрыл ее и без того обессилевшее тело. Как сошник вонзается в пашню, так и поцелуй, чувствовала она, проник в нее, мучительный и сладкий. И весь следующий день она находилась во власти тревожных грез. Во время занятий по ферме на нее вдруг находила лень. Она словно засыпала под сковывавшим воспоминанием того, что произошло. Ее руки рассеянно делали дело.