Читать книгу "Под тенью Сатурна. Мужские психологические травмы и их исцеление - Джеймс Холлис"

Пока мужчина не осознает воздействия своего материнского комплекса, он будет страдать из-за невозможности установления гармоничных взаимоотношений с женщинами. Ему придется интериоризировать свою тоску и гнев «за свой счет» или же проецировать их на окружающих «за их счет». Не осознав своей внутренней психической структуры, сформированной его индивидуальной историей, мужчина не станет зрелым. Все потребности внутреннего ребенка все еще проявляют активность, наряду со страхом быть либо подавленным материнской властью, либо брошенным ею на произвол судьбы. Именно поэтому многие мужчины добиваются контроля над своей женой или подругой, ибо чувствуют, что вся власть по-прежнему принадлежит Другому. А так как их глубинное, инфантильное влечение не находит никакого удовлетворения, то они стремятся превратить в мать свою жену или подругу.

Большинство женщин сознательно не хотят исполнять роль матери для близкого мужчины, но все равно оказываются втянутыми в этот сценарий. Нетрудно понять, почему в близких отношениях между взрослыми людьми часто возникают проблемы, а отношения с матерью становятся приоритетными. Все наши неассимилированные потребности, страх и ярость отыгрываются в близких отношениях. Чем ближе эти отношения, тем более они засорены остаточными первичными отношениями мальчика с матерью, которые сохраняются в психике мужчины.

Удивительно, что при такой истории индивидуального психологического развития и связанных с ней сложных переплетений межличностных проекций эти отношения вообще могут поддерживаться на приемлемом уровне. Если женщина становится мужчине «матерью», это может «дать нужный эффект» — психологически освободить мужчину от его материнского комплекса (при этом не учитываются путы, которыми связывает его сама женщина). Сексуальная близость внушает мужчине особый страх из-за своего архаического бремени, так как половой акт для многих мужчин означает первичное воссоединение, самую близкую связь, которую они когда-либо чувствовали с «хорошей» матерью.

Материнский «дух» может самоутверждаться в так называемом комплексе «девственницы — проститутки», когда сексуальное возбуждение у мужчины может вызывать только «темная» сторона феминности, в то время как он приписывает жене роль неприступной Мадонны. Некоторые мужчины этого типа сексуально активны, пока женщина не беременеет или становится матерью, и тогда их растерянность сразу усиливается. Их эрос истощается, а энергию поглощает материнский комплекс; они теряют сексуальное влечение к своим женам, их эрос проецируется вовне и проявляется в фантазиях об отношениях с другими женщинами или отыгрывается во внебрачных связях. Романтическая Другая, по которой мужчина так тосковал, теперь стала «домашней», ее образ исказился под воздействием бессознательного материнского комплекса. Сексуальная инфантильность, которую демонстрируют мужские журналы и пышные зрелища и карнавалы, — это симптом желания возвести эрос на пьедестал, ибо мир конкретной женщины предъявляет слишком высокие требования. Плейбой — это буквально мальчик-игрун; он никогда не сможет стать мужчиной, пока не освободит свой эрос от огромной внутренней власти материнского мира.

Гораздо трагичнее, если мужчина, эрос которого сохраняет связь с материнским комплексом, ощущает такую же истощенность, а вместе с ней страх и ярость в отношении к своей внутренней феминности, то есть к своей аниме. Отчуждение мужчины от своей души становится для него ужасной травмой. Одна женщина сказала о своем муже: «Я превратилась в аппарат для его эмоционального диализа». Выросший в эмоционально холодной и требовательной семье, этот мужчина эмоционально отстранился от мира боли. Но куда деться его аниме? Нет ничего удивительного, что она спроецировалась на жену. Ощущая раздражение, которое не мог вытерпеть сам, он провоцировал ее на выражение гнева, а затем отступал с осуждением того, что сам же устроил. Выгоняя ее из спальни, он испытывал праведное негодование из-за того, что она его бросает. Его эмоции, которые он так высоко ценил, фактически были просто слишком болезненными для него, чтобы самому с ними справиться. Метафора его жены относительно эмоционального диализа оказалась точной.

Бывает и еще хуже, когда муж, услышав просьбу жены: «Чарльз, нам нужно поговорить», — звучащую приблизительно один раз в год, отвечает: «Если ты опять возьмешься за свое, я просто уйду». Этот диалог похож на одну из карикатур в журнале «Нью-Йоркер», однако такой ответ представляет собой наглядное выражение приступа страха, который овладевал этим мужчиной при первой возможности откровенного разговора с женой.

Таким образом, огромнейшая цена, которую приходится платить из-за неосознанного материнского комплекса, заключается не в ущербе, который он наносит внешним отношениям, хотя само по себе это ужасно, а в том, что он делает с отношением мужчины к самому себе. Все, что остается бессознательным, никогда не исчезает; оно активно влияет на человеческую душу. Такое самоотчуждение снижает качество жизни и отравляет отношения с окружающими. Чтобы исцелиться, мужчина прежде всего должен принять во внимание свои непроработанные интериоризированные отношения с матерью начиная с младенчества, исследовать характер своих индивидуальных и социальных травм и, наконец, понять место, которое занимает его отец в этой эмоциональной констелляции.

Глава 3. Необходимая травма: ритуалы перехода

Проезжая через долину Шинандоа, мы с женой услышали звуки ружейной пальбы. Затем увидели сюрреалистическую картину: ведущую огонь батарею пушек и сражающиеся друг с другом цепи солдат в голубых и серых мундирах. Оказалось, что мы как раз попали на представление в Вирджинии, посвященное очередной годовщине сражения при Нью-Маркет[33], в котором были задействованы курсанты Военного института, находящегося в близлежащем городе Лесингтоне. Тогда, в мае 1864 года, кабинетные планы военных стратегов стали абсолютно реальными для участников сражения, а для многих из них оказались последними. Пока мы смотрели на перестрелку, меня не покидало странное, амбивалентное чувство, напоминающее ощущение туриста, беззастенчиво глазеющего на чьи-то страдания. Я знал, что где-то там, в тылу, находится полевой госпиталь, что здесь не будет окровавленной кучи ампутированных конечностей, как это было бы во время реальной войны, не будет ни одной семьи, потерявшей родного человека, и бумажных полос, приколотых на спину, удостоверяющих, что солдат пал, повернувшись лицом к врагу. Та война имела свою благородную цель, но единственное, что я сегодня мог, — это вспомнить строки из стихотворения Уилфрида Оуэна, написанные в 1918 году, за неделю до перемирия, незадолго до того, как он повел свой взвод на смерть. В этом стихотворении он писал:

Мой друг, не стоит повторять столь высокопарно

Детям, которым кружит голову отчаянная слава,

Старую ложь: Dulce et decorum est Pro patria mori[34].