Читать книгу "Джонни и мертвецы - Терри Пратчетт"

— Она говорит, ты растешь как трава под забором, — не унимался Ноу Йоу.

— А я завтра иду на похороны в крематорий, — сказал Джонни. — Это почти как в церковь.

— Какую-нибудь шишку хоронят? — спросил Холодец.

— Точно не знаю, — ответил Джонни.

Джонни поразился, сколько народу явилось хоронить Томаса Аткинса. Но оказалось, это не успели разойтись скорбящие с предыдущих похорон. Проститься с Аткинсом пришли только трое: сам Джонни, мужчина в строгом пиджаке, державшийся очень прямо, — представитель Британского легиона, и медсестра из «Солнечного уголка». И викарий, который честно старался, но, поскольку никогда не знал Томми Аткинса лично, был вынужден использовать для надгробной речи что-то вроде Набора Приличествующих Случаю Фраз. Потом он включил запись органной музыки, и на этом все кончилось.

В часовне пахло свежим деревом и мастикой.

Взрослые смотрели на Джонни смущенно, словно считали, что ему не место на похоронах, но не знали, как об этом сказать.

Едва заиграла музыка, он расслышал позади слабый шорох.

Он обернулся и увидел, что скамьи заполнены мертвецами. Олдермен снял шляпу и сидел прямо, точно аршин проглотил. Даже Уильям Банни-Лист старался выглядеть сообразно случаю. Вздыбленная шевелюра Соломона Эйнштейна напоминала нимб.

Сестра говорила что-то человеку в пиджаке. Джонни наклонился к мистеру Флетчеру и прошептал:

— Зачем вы пришли?

— Это не запрещается, — ответил тот. — Когда кого-нибудь хоронят на нашем кладбище, мы всегда приходим. Помогаем новеньким обустроиться. Привыкнуть. Смерть — всегда потрясение.

— А-а.

— И потом… мы увидели тебя и… и решили попробовать, получится или нет. Мистер Порокки сказал, попытка не пытка. И знаешь, у нас выходит все лучше!

Сестра передала представителю Британского легиона коробку с вещами Томми Аткинса и вышла из часовни, по дороге неуверенно махнув Джонни рукой. Викарий, бросив на Джонни странный взгляд, увел человека в пиджаке в другую дверь.

На улице светило бледное, бессильное октябрьское солнце. Джонни вышел на воздух и стал ждать.

Наконец появился мужчина в пиджаке — с двумя коробками.

— Извините, пожалуйста, — сказал Джонни, поднимаясь, — м-м…

— Что, парень? Дама из «Уголка» сказала, ты пишешь реферат для школы?

Реферат. Потрясающе! Если бы Саддам Хусейн объявил, что пишет для школы реферат по Кувейту, ему бы жилось куда проще…

— М-м… да. Э-э… Можно, я у вас кое-что спрошу?

— Конечно можно. — Мужчина тяжело опустился на скамейку. При ходьбе он прихрамывал и теперь вытянул больную ногу перед собой. Джонни с удивлением увидел, что представитель Легиона почти ровесник его дедушке, но загорелый и подтянутый — человек, который поддерживает форму и лет до восьмидесяти остается капитаном команды по боулингу.

— Ну… мистер Аткинс говорил… — начал Джонни. — Я хочу сказать, он все время повторял, что он — тот самый. Я знаю про земляческий батальон и что все погибли, кроме него. Но я думаю, он не это имел в виду…

— Ты знаешь про Батальон? Откуда?

— Вычитал в старых газетах.

— Ах вот как. Но про Томми Аткинса ты не знаешь?

— Как же не знаю! Он…

— Да нет, я про Томми Аткинса. Почему мистер Аткинс так гордился своим именем. Что оно значит.

— Не знаю, — сознался Джонни.

— Чему вас только в школе учат…

Джонни смолчал. Он понял, что это не вопрос.

— Понимаешь… в войну… в Первую мировую войну, когда кто-нибудь записывался в армию, он заполнял солдатскую книжку. Слышал, да? Имя, адрес и прочее. Чтобы это легче было делать, военное ведомство разработало что-то вроде шаблона, и в этом образце в графе «имя, фамилия» стояло: Томас Аткинс. Первое попавшееся имя. Лишь бы показать, куда нужно вписывать данные, например Джон Смит. Но тут вышел карамболь. «Томасом Аткинсом» стали называть среднестатистического солдата…

— Вроде «человека толпы»?

— Да… очень похоже. Томми Аткинс, британский томми.

— Значит, в каком-то смысле Томми Аткинсом была вся армия? Каждый солдат?

— Да. Можно и так сказать. Чудно, конечно…

— Но он-то был настоящий. Курил трубку и вообще…

— Ну, я думаю, военные воспользовались этим именем, потому что сочли его самым рядовым. А значит, где-нибудь непременно должен был обнаружиться настоящий Томми Аткинс. Я знаю, он очень гордился своим именем. Точно знаю.

— Он один уцелел из тех, кто был на той войне?

— Нет. Нет конечно. В округе — да. Единственный из Батальона.

Джонни почувствовал в воздухе холодок.

— Он был чудной старикан. Я навещал его каждый год…

Послышался диковинный звук, словно прядку тишины натянули и дернули, как гитарную струну.

Джонни обернулся.

На скамейке их стало трое.

На коленях у Томми Аткинса лежала островерхая каска. Форма сидела на нем плохо. Морщинистая, жилистая старческая шея, торчащая из воротника, напоминала черепашью, а лицо… таких лиц теперь не встретишь. Оно было словно специально придумано для того, чтобы улыбаться из-под полотняного кепи у конвейера галошной фабрики. Томми заметил, как округлились от изумления глаза Джонни, подмигнул и показал мальчику большой палец, а потом вновь принялся внимательно смотреть на дорогу, ведущую к таксопарку.

За спиной у Джонни мертвецы тихонько выходили из часовни — те, что постарше, сквозь стену, те, что помоложе, по привычке через дверь. Все они молчали. Просто стояли и смотрели в сторону главной дороги.

Там, печатая шаг, сквозь машины шел Батальон.

Глава 6

«Дружные сплинберийцы» маршировали по дороге — левой! левой! левой!

Ни одного старого лица. Все молодые, точь-в-точь как на фотографии.

Но и Томми Аткинс изменился. Теперь это был совсем мальчишка. Он поднялся со скамьи, вышел на автостоянку, чеканя шаг, обернулся и отдал честь Джонни и мертвецам.

Батальон поравнялся с Томми Аткинсом, и он аккуратно шагнул в брешь, специально оставленную для него в строю. Батальон развернулся на месте — кру-у-гом! — и зашагал прочь.

Кладбищенские мертвецы потянулись следом. Они вроде бы брели не спеша, но на самом деле двигались очень быстро, и в считанные секунды стоянка опустела.

— Он возвращается во Францию, — сказал Джонни. Внезапно у него стало легко на душе, хотя по щекам катились слезы.

Человек из Британского легиона — все это время он что-то говорил — умолк.

— Что? — спросил он.