Читать книгу "Русский купидон - Саша Майская"

— Хорошо-хорошо, прямо в одежде погружаешься в воду и совершаешь в ней ритмичные движения всем телом…

— Я сказала!

— Не те, о которых подумала ты. Ты очень испорченная женщина, Синельникова. Я это сразу понял.

— Что-о?

— В смысле, раскованная и естественная. Кроме шуток, пошли на речку?

— Ты меня зовешь купаться?

Макс занервничал. Что-то шло не так, только он не понимал пока, что именно.

— Ленк, я чего-то не пойму — а что здесь такого? Вроде, не зима, на улице жара, на речке попрохладнее…

— Я не могу. Работы много. [Идиотка!] Но спасибо, что пригласил. Все?

Повисла пауза, во время которой Лена лихорадочно соображала, достаточно ли холодно и неприступно она выглядит, а Макс Сухомлинов мрачнел и злился. В итоге он решительно шагнул через порог и схватил ее за руку.

— Лен, что происходит? Что-то не так?

— Пусти сейчас же! Все так, просто… просто мне купаться не хочется. Не хочется, понял? Не в том я настроении, чтоб купаться, Сухомлинов.

— А в каком ты настроении? Поругаться со мной?

— Ничего подобного, я…

В следующий момент негодяйский Сухомлинов стремительно обнял ее и прижал к себе самым недвусмысленным образом, а потом проворковал низким бархатным баритоном:

— А-а, я понял, в каком ты настроении. Я тоже в нем. Сейчас покажу.

Следующие полстолетия выпали из биографии Лены Синельниковой, потому что они с Максом самозабвенно целовались, но все хорошее когда-нибудь кончается, и она смогла взять себя в руки. Оторвавшись от Макса, Лена Синельникова вежливо и настойчиво уперлась ему в грудь руками. На лице у Макса выразилась явная озадаченность.

— Лен, я не пойму… Тебе не понравилось сегодня ночью?

— Увы, понравилось. Это было замечательно.

— Тогда почему «увы»? И почему ты дышишь, как загнанная лошадь?

С этими словами он положил руку ей на грудь, и Лена едва не потеряла сознание от возбуждения.

— Максим… пожалуйста, не надо больше.

Он отпустил ее, но тут же схватил за обе руки и пытливо вгляделся в побледневшее лицо.

— Лена, посмотри на меня! Ты сейчас споришь с очевидным. Ты же хочешь меня так же сильно, как и я тебя, почему же ты отказываешься?

— Это неправда…

— Что именно? Что я тебя хочу? Ты получила тому все доказательства сегодня ночью. Ты меня хочешь? Я это чувствую даже сейчас, просто держа тебя за руки.

— Вот и пусти!

— Не пущу! Я хочу знать правду. Между нами произошло слишком много, чтобы я просто повернулся и ушел…

— Но ты уже уходил двадцать лет назад. А тогда произошло куда большее.

— Большее? Ты считаешь, что два бестолковых подростка относились к жизни и любви серьезнее, чем два взрослых человека, несколько раз кончавших вместе вчера ночью?!

— А ты считаешь, что совместный оргазм важнее потери девственности?

— Лена!

— Максим!

— Вчера ночью…

— Вчера ночью все было хорошо. И хватит. Давай расстанемся на этой прекрасной ноте. Так и не узнав друг о друге ничего плохого…

Он неожиданно выпустил ее, и Лена едва не упала. Макс Сухомлинов исчез, перед ней стоял Максим Георгиевич Сухомлинов, взрослый, жесткий и, в общем-то, жестокий мужик. Карие глаза стали черными от злости.

— Ну почему же? Кое-что я о тебе уже узнал.

— Ну давай, давай, назови меня доступной, развратной и циничной бабой, которая…

— Еще чего! Ты обычная трусиха.

— Что?

— Ты трусиха и нытик. Впервые за двадцать лет позволила себе безрассудство — и теперь следующие двадцать лет посвятишь оплакиванию своего легкомыслия. Ханжа, больше всего на свете боящаяся «общественного мнения». Лентяйка, не желающая учиться жить не только для себя. Эгоистка и зануда…

— Заткнись!

— Правда глаза колет! Давай, иди, сочини пару рецептов фуа-гра. Испеки пирог и скорми его собакам. Да тебе даже канарейку слабо завести, потому что ее надо кормить, а ты привыкла ухаживать только за собой, а когда она подохнет — ты даже не всхлипнешь, ведь единственный человек, чьи переживания действительно важны для тебя, — это ты сама.

— Максим…

— Чао, Синельникова. Желаю тебе воистину спокойной ночи. И не трудись запирать калитку — я больше не приду.

С этими словами разъяренный Макс Сухомлинов птицей слетел с крыльца и не оглядываясь зашагал к калитке. Именно поэтому он и не видел, как Лена Синельникова, некрасиво распялившая рот и прижавшая заломленные руки к груди, беззвучно рыдает, глядя ему вслед.

Спустя еще неделю

На Центральную вырулил грязный «лендровер», с визгом тормознул возле «Кулебяки», и из него вылезло небритое чудовище с красными глазами и серой щетиной на скулах. Чудовище глухо рыкнуло на ребятишек, окруживших машину, и нетвердым шагом направилось внутрь супермаркета, прямиком в кафе-бистро.

Всю минувшую неделю Макс Сухомлинов старательно избегал крепкого сна. Весь день он мотался по различным инстанциям, собирая документы на участок Крупченковых, а вечером, наскоро перекусив пивом и чипсами, принимался за работы по дому. Первый этаж выглядел уже конфеткой, лестница на второй лишилась старых перил, а второй, соответственно, этаж ожидал своей очереди.

Спать Макс не мог по очень простой причине. Ему снилась Ленка Синельникова.

В самых разных видах и ракурсах, непременно голая либо в голубой прозрачной ночнушке, но всегда возбужденная, раскрасневшаяся, соблазнительная — и недоступная.

Во сне он пытался прорваться к ней, кидался со всего маху на невидимую преграду, разделяющую их, но все тщетно. Ленка даже не замечала Макса Сухомлинова.

Промучившись первую парочку ночей, он понял, что, только ухайдокавшись до потери пульса, он сможет ненадолго проваливаться в свинцовый сон без сновидений и таким образом не сойдет с ума от недосыпания. Потом было решено перейти на ночное бодрствование и дневной, соответственно, сон, но жара вернулась окончательно, и днем спать было невозможно — слишком душно.

Нет, самые первые два дня он в основном злился! Потом пытался найти логическое объяснение произошедшему — жара, творческий кризис, не вовремя начавшиеся месячные… ничего не помогало. По всему выходило, что Ленка Синельникова просто-напросто испугалась перемен в своей спокойной и размеренной жизни и горько пожалела о своем развратном письме. Письмо Макс хранил на самом дне сумки с вещами, в кожаном ежедневнике, застегнутом на молнию и запертом на миниатюрный замочек.

Больше всего его раздражала несправедливость происходящего. Ведь Ленке не могла не понравиться их первая совместная ночь любви! И он был уже достаточно взрослый мальчик, чтобы разбираться, притворяется его партнерша или искренне получает удовольствие от процесса…