Читать книгу "Разрешенное волшебство - Ник Перумов"

Теперь оставалось лишь горько жалеть, что не смогли, не переняли от Учителя секреты настоящих боевых заклятий – когда воздух вокруг врага превращается в разъедающую всё и вся слизь, когда под ногами или лапами его разверзается бездна, когда его внутренности внезапно оказываются поживой для сотен и сотен голоднющих червей-могильщиков, что в считанные минуты дотла обгладывают костяк матёрого кособрюха. Эх, эх, слишком уж сильно увлеклись все тогда огненными заклятиями, такими красивыми, такими (казалось!) сильными. Девчонки от восторга визжали, когда посланный тобой огненный шар обращал в пылающий факел чучело острозуба или шипохвоста, самых опасных бестий в ведуньином воинстве. Настоящее поветрие было, и вот вам – молниями швыряться многие горазды стали, и Ведуны немедленно выработали какую-никакую, а защиту. Джейана только-только взялась за новое, более гибельное колдовство, когда ещё закончит!

Но выбирать всё равно не из чего. Конечно, Ключ-Камень – вот он, в поясе, как всегда, – но действует он лишь возле родных скал. Да и то лишь когда все мыслимые возможности для обороны уже исчерпаны и враг вот-вот ворвётся внутрь каменного круга. Здесь, в Речной Стране, от Ключ-Камня толку мало.

– Думаю, нам тут отсиживаться нечего, – спокойно и ровно заметил Твердислав. Скрестил на груди руки и задумчиво поднял глаза к небу – незачем друзьям-товарищам знать, что в груди у него – смертельная пустота и холод. Давненько уже вожаку клана не было так скверно перед боем. Давненько.

– Нападём? – Кукач жаден до драки. И смерти он не боится, ну ни чуточки. Ему любая схватка – забава. Про Великого Духа начнешь говорить – только рукой махнет, мол, на то он и Великий, и Дух, чтобы суть мою сразу видеть. А если не увидит – так тогда, значит, вовсе он не Великий и вовсе не Дух, значит, врали нам про него всё, выходит, тогда и бояться нечего!

Джейана как-то услыхала подобные речи, возмутилась. Кукач же, всем на удивление, не отступил перед Неистовой. Дело едва не дошло до поединка. Насилу развёл их Твердислав.

Вязали тростниковые шапки, делали дыхательные трубки, оборачивали, обкручивали ноги жесткой болотной травой-резаком: хоть ненадолго, но поумерит пыл придонных жителей, больших любителей полакомиться сладким белым мясом пришельцев. Близнецы, сосредоточенно сопя, мазали какой-то дрянью заостренные концы своих колов (какие это копья! Одно слово – колы!) Дрянь эту они с важным видом тут же выжали из вполне безобидного, на взгляд Твердислава, корешка.

Пошли.

Тёплая вода старицы сомкнулась над головами. Едва-едва выступая над поверхностью, показались дыхательные трубки. Плечом раздвигая неподатливую воду, Твердислав шёл первым. Мелкая речная погань засуетилась вокруг голеней и бедер, норовила впиться в глаза, залезть в ноздри; а до Ведуньи уже близко, и отгонные чары не набросишь.

Но вот наконец замаячила стена поднявшегося из дна тростника. Осторожно раздвигая стебли матрасника, Твердислав приподнял над водой голову – чуть-чуть, чтобы только открылись глаза.

Так, вышли нормально, впереди – проделанный ползачом лаз. Хорошо бы теперь прошмыгнуть, пока хозяин в отлучке – вернётся, не пожалует.

Прошмыгнули.

Последний островок. Последняя протока. Из непролазного волчьеглаза отлично, как на ладони, виден был следующий клочок земли, лишь самую малость приподнятый над плоским зеркалом болот.

На голой вершине островка, покрытой густой, изумрудно-свежей по этому времени года травой, стояла Ведунья. Высоченная, больше чем на голову выше рослого Кукача. Во всегдашних чёрных одеяниях Слуг Зла, как называл их Учитель. Длинные костлявые руки воздеты над головой; лицо скрыто громадным капюшоном.

Как ни странно, Ведунья была одна. Вся свита куда-то бесследно исчезла, и Твердислав немедленно решил, что бестии уже отосланы творить разор во владениях Лайкова клана.

Ведунья одна! Редкая удача! Впервые удалось застигнуть её врасплох. Чёрные разбойницы всегда отличались осторожностью и хитростью, их никогда нельзя было увидеть в одиночестве, без целого сонма тварей, и разумных, и неразумных, и облеченных в плоть, и бестелесных.

Не требовалось даже беззвучной речи, чтобы понять друг друга. Они должны это сделать! Впятером. Чтобы никакой Ведунье не было повадно шастать мимо земель клана Твердиславичей.

Телом Твердислав ощущал слабые толчки воды. Друзья расходились в разные стороны, беря злодейку в кольцо. Теперь покажут себя и немудрёные копья-колы!

– Вперёд! – рявкнул Твердислав, одним прыжком оказываясь на суше.

Вот она, фигура в чёрном, – прямо перед глазами. Костлявые руки-плети вскинуты, капюшон падает на белую маску лица. Она не двигается – провидит свою судьбу?

Пять копий ударили одновременно, разрывая ветхий покров плаща. И – провалились в пустоту.

– Да ведь это пугало! – ахнул Тарни, от неожиданности заговорив вслух.

Чёрный плащ оказался накинут на грубо стянутый прутняком жердяный остов. Вместо рук – выбеленные сухие отростки смертенца, вместо лица – пласт белой же коры хищного мохнача.

Обманули, провели как детей, как желторотых птенцов! Твердислав чувствовал, как от бешенства закаменели скулы. И они тоже хороши – так глупо попасться!

Вожак клана уже понимал то, чего не успели ещё осознать остальные – ловушки так просто, забавы ради, никто не ставит, и раз Ведунья позаботилась оставить здесь своё подобие – значит, западня подготовлена по всем правилам.

Он ещё успел крикнуть остальным: «Встаньте в круг!», – когда окружающая островок вода внезапно забурлила и вспенилась. Ведуньина свита, та самая, которую видел Тарни, с воем, визгом, рычанием и скрежетом пошла в атаку. А над тёмной гладью старицы, скрестив на тощей груди костяные хватала, недвижно застыла сама Ведунья. Тонкий визгливый смех прокатился по-над болотами, негромкий, но перекрывший весь поднятый свитой хай.

И один лишь Твердислав разобрал в этом визгливом смехе слова:

– Отдай Ключ-Камень. Отдай, отдай, отдай!

Он не успел бы ответить, даже если б захотел – саламандры изрыгнули огонь.

Глава седьмая

Когда Буян пришёл в себя – словно вынырнул на поверхность душистого моря небывалых грёз – ламия по имени Ольтея сидела на краю приютившей их ямины, закинув ногу на ногу, и с ленивой грацией расчёсывала деревянным гребнем медно-рыжие кудри.

– Ну что, понравилось? – подмигнула она изгою.

Понравилось? Не то слово! Сладкий дурман, пьянящее наваждение, истома, за миг которой, казалось, отдашь всю оставшуюся жизнь. Ламии знали толк в плотских утехах. Там, где неумелая, дрожащая девчонка только и могла, что опрокинуться на спину, раздвинуть ноги да покрепче зажмуриться, ламия творила чудеса. Губы Буяна вспухли от поцелуев. Он никогда не знал, оказывается, что это такое – настоящий поцелуй. Он никогда не знал, что руки могут оказаться настолько ласковыми – мягкими, нежными, и в то же время – требовательными и настойчивыми. Да, совсем не так, как было с другими…