Читать книгу "Если женщина хочет… - Юлия Павлова"

Людмила достала из портфеля ручку, школьную тетрадку и села напротив Олега.

— И, знаешь, позови Елену, у меня к ней тоже вопросы имеются…

Елена осторожно села на жесткую табуретку. Людмила шинковала капусту, Олег просматривал написанное. Людмиле не понравилась бледность Елены.

— Лен, — она кивнула на ее живот, — ты как?

— Чего-то тянет. Хотите, анекдот расскажу? Черный, но в тему.

— Давай.

— Пьяная компания на берегу озера отдыхает. Одному приспичило на водных лыжах покататься. Нанял катер, два раза мимо компании своей проехался и потонул. А эти, на берегу, пьяные-то пьяные, но товарища выручать надо. Кинулись в озеро, выловили. Суетятся, откачивают, искусственное дыхание по очереди делают. А вокруг них ходит тоже пьяная в лом Машка и ворчит: «Ой, не нравится мне он, ой, не нравится». Ее, соответственно, посылают подальше, чтобы не мешала, а она опять: «Не нравится мне он, ребята, не пойму почему». Ее опять посылают по известному адресу, и тут она хлопает себя по лбу и радостно орет: «Ну точно, мужики! Наш же на лыжах был, а этот на коньках!..» Вот мне тоже не нравится ситуация. У кого-то хватило людей и денег, чтобы убить Илью, разгромить библиотеку, напугать нас и не оставить следов…

— Следы всегда остаются, надо только знать, где искать.

Елена от слов Олега скуксилась и потеряла интерес к разговору. Людмиле тоже от анекдота стало совсем невесело.

После этого разговор напоминал общение трех скрытных шизофреников: каждый говорил о своем, будто не слыша других.

Олег Данилович по предварительно написанным пунктам задавал вопросы. Елена смотрела то в стену, то в потолок, только не на собеседников и строила из себя ничего не помнящую идиотку. Людмила рассуждала на темы нравственности и греха смертоубийства. Олег опять задавал вопросы. Шестнадцать пунктов на тему «что видели, что слышали, кто кому что-нибудь передавал при вас или через вас» женщины выдержали стойко и гнули выбранную линию. Только когда опросник дошел до личности Усмана, Елена потупила глаза и быстро взглянула на Людмилу.

Людмила, в свою очередь, посмотрела на Олега, переставила на кухонном столе заварочный чайник подальше от края.

— Обаятельный мужчина, ничего не скажешь. Мне только не нравится, что восточные мужчины перед русскими женщинами павлинами ходят, а своих в ежовых рукавицах держат. Зато как до серьезного дела доходит, так своих, какая бы каракатица и дура жена ни была, поддерживают, а русских или там любых чужих продают и предают не моргнув глазом, как будто они не люди.

Елена поправила складку на юбке, тихо добавила:

— Да они вообще никаких женщин за людей не считают. Илюха, уж какой подарок по жизни был, так хоть заботился обо мне, а Усман… Использовал всех по полной и выбрасывал, как ненужный хлам.

Людмила, боясь спугнуть внезапную искренность Елены, ровным голосом спросила:

— Ты ревнуешь его к Татьяне?

— К Татьяне? — Елена впервые за вечер посмотрела Людмиле в лицо. — Даже в мыслях не было. Я его не ревную, я по нему скучаю. Год назад, ровно год назад, у нас был роман. Целый месяц. Это Усман мне машину подарил. Прощальный, так сказать, подарок. Я в истерике два дня валялась, вам тогда сказала, что заболела, даже справку у врача взяла, успокоительное выписала… А в первый же день, как вышла, Усман в библиотеку пожаловал с новой партией цветов и с новой девушкой. С ним какой-то пузатый дядька, лет на двадцать меня старше. Ты, Людмила, Усмана с его очередной… и этого мужчину чаем на кухне поила, я делала вид, что очень в читальном зале занята. Дядька вокруг меня все крутился, облизывался, как кот на сметанку. Османом звали. Обхохочешься, я его потом в постели Усманом звала, а он и не замечал.

Людмила вся обратилась в слух, Олег Данилович сосредоточенно чертил в тетради геометрические фигуры. Исповедей он наслушался за свою работу много. Но у себя дома да еще от беременной женщины — впервые.

Елена, неприкаянная душа, измаявшаяся от несправедливостей жизни, а скорее от непонимания своего места в этой самой жизни, говорила вроде бы без надрыва, даже улыбаясь:

— Я назло Усману, от тоски, в этот же вечер переспала с Османом. Прямо на раскладушке в библиотеке. По графику в ту ночь было мое дежурство. Часов в одиннадцать приехал Илья, все понял. Отвел Усмана в его «оранжерею» — цветы тогда одну комнату занимали. Не знаю, о чем говорили, сколько. Мне все равно было, я так напилась… страшно вспомнить. Только через месяц мне стало понятно, что Усман все нарочно подстроил. Вспомнила я этого Османа. В машине он сидел, точки свои контролировал, когда я на рынке отоваривалась. Даже вышел на несколько минут, сзади меня в мясном ряду стоял, смотрел, какое мясо выбираю. А я с Усманом третью неделю жила, знала, что на свинину даже смотреть грех. К говядине мусульмане равнодушны, я курицу покупала и баранину. Осман этот потел и в затылок мне дышал, он ниже меня сантиметров на десять. Я тогда, помню, обернулась, отодвинула его в сторону и пошла к машине Усмана…

Елена поискала что-то на столе, сцепила пальцы.

— Людочка, достань мне, пожалуйста, сигареты из сумки. Я не буду курить! Я их разомну и понюхаю табак.

Людмила принесла сумку Елены. Та, достав сигарету, разорвала ее и высыпала в чистую хрустальную пепельницу светло-коричневый табак. На столе лежал коробок спичек. Елена сложила вместе две, подожгла и бросила на горку табака. Спички прогорели быстро, Елена нагнулась и жадно вдохнула сизый дым. Было видно, насколько ей стало легче: руки спокойно устроились на коленях, на лице появилось умиротворенное выражение.

— Осман купил нам путевку по Средиземноморью, — продолжала она. — Две недели. На хрен мне нужна была та Италия или Греция, если на спутника невозможно без легкого омерзения смотреть. Но я выдержала, да и Осман был очень ласковый. Мужчины ведь чувствуют, как к ним относятся. Если чуть слабину дашь — они на шею сядут и ножки свесят, а если равнодушна — они готовы последнее с себя снять за малость внимания… Я этого Усману никогда не прощу…

После круиза мне стало совсем плохо — слишком много пила. Мою пол дома — мы с мамой это руками делаем, и чище, и разминка, — а справа в боку тяжелый ком мешает, печень о себе напоминает. В библиотеке на читателей смотреть не могу, вечером между томами БСЭ плоскую бутылку «Истока» ставлю. Дошла, что называется, до точки. И тут Илья дождался своего часа, он ведь со школы за мной хвостом ходил. Принес он тот самый черный порошок…

Людмила при этих словах нервно вздохнула, Олег перестал штриховать очередной многоугольник и отложил ручку.

— Да, порошок действительно многого стоит. Уже на следующий день к алкоголю меньше тянуло. Илья неделю в библиотеку каждый вечер наведывался, меня контролировал.

— А как он его… применял? — спросила Людмила осторожно и почему-то пошевелила пальцами правой руки, показывая, как насыпают соль.

— Вот так и применял. Смешал с солью, один к двум, соли чуть поменьше, и сказал, что надо эту смесь во все добавлять. На хлеб сыпать и с чаем есть, на картошку отварную. Не кипятить только. Мяса стараться не есть. Я так и делала, баночку с серой солью с собой носила. Эсфирь однажды увидела, разозлилась. Мне кажется, она знала, что это такое. Ее тоже Илья порошком подкармливал. Точно-точно, только она его покупала.