Читать книгу "Ретт Батлер - Дональд Маккейг"

— Спорим на двадцать долларов?

— У тебя нет двадцати долларов.

И хотя Генри Кершо был тяжелее Джейми на восемьдесят фунтов и привык поступать по-своему, он улыбнулся. С весомым превосходством кошелька Джейми даже молодому медведю остается только улыбаться.

— Джулиет, зачем Эндрю понадобился музыкант с банджо? — спросил Эдгар Пурьер.

— Когда Эндрю грустит, музыка очищает ему душу.

Генри Кершо, отхлебнув, предложил фляжку Джулиет, от чего та, вздрогнув, отказалась. Генри заметил:

— Ни за что не угадаешь, какой конь тянул на прошлой неделе тут тележку с рыбой.

— Верно, Текумсе? — сказал Джейми Фишер, — Разве Ретт Батлер не оставил своего коня с Бонно?

— Лучший моргай[10]в Низинах вез рыбу, — продолжал Генри Кершо, — Я предложил за него две сотни, но негр сказал, что лошадь не его.

— Текумсе стоит не меньше тысячи, — сказал Эдгар Пурьер. — Почему не заставил ниггера продать?

Генри Кершо ухмыльнулся.

— Может, тебе бы и удалось, Эдгар, а мне, черт побери, не поздоровилось бы. Ведь Ретт может вернуться со дня на день.

— А где, кстати, сейчас Батлер? — спросил Джейми.

— Где-то в Никарагуа или Санта-Доминго, — пожал плечами Генри Кершо.

Эдгар сказал:

— Слышал, он в Новом Орлеане. Красотка Уотлинг, Ретт Батлер, внебрачный ребенок Ретта… неплохая настоечка, верно?

Джулиет Раванель подняла брови.

— Эдгар, до тебя дошли самые цветистые слухи. Разве дочка Уотлингов отправилась не в Канзас к родне?

— Родня в Миссури. Но девица туда не поехала, — ответил Эдгар, — Миссурийские Уотлинги терпеть не могут аболиционистов. Ты что, газет не читаешь?

— Эдгар, — игриво сказала Джулиет, — зачем нам, легкомысленным дамам, читать газеты, когда есть джентльмены, которые объяснят все как есть?

Джейми Фишер закашлялся, чтобы скрыть ухмылку.

— По-моему, — сказала мисс Раванель, — гораздо интереснее узнать, что дочка Лэнгстона будет делать с моим дорогим братцем. Розмари определенно его добивается.

— Всегда найдется девица, готовая броситься на шею Эндрю. Не знаю, почему он мирится с этим, — фыркнул Джейми.

— По той же причине, почему он терпит тебя, дорогой Джейми, — сладко улыбнулась Джулиет, — Братец не может без поклонников.

— Сколько времени уйдет у Эндрю, чтобы пленить мисс Розмари? — задумался Эдгар.

— Держу пари, что успеет до конца Недели скачек.

В тени зеленых дубов по ту сторону ипподрома престарелая миссис Фишер, ее внучка Шарлотта и Джон Хейнз устроили пикник. Компания «Хейнз и сыновья» разместила рекламу скачек в Филадельфии и Нью-Йорке: «Неделя скачек в Чарльстоне: поездка в оба конца, размещение в гостинице, питание — все включено!» Джон заказал номера для своих туристов в отеле «Миллз» на Куин-стрит, с лучшим столом во всем Чарльстоне.

Некий турист из Нью-Йорка не скрывал своих симпатий аболиционистам и оскорбил нескольких южан на борту экскурсионной шхуны в Балтиморе.

Однако, узнав, что мистер Миллз — вольный негр, сей аболиционист отказался от места, потребовав вернуть деньга. Правда, поскольку во время Недели скачек во всем Чарльстоне не сыскать было свободной комнаты, он в конце концов поселился в своем номере, но все еще требовал возвращения суммы.

— Принципы у янки чрезвычайно гибки, — сказал Джон Хейнз. — Шарлотта, вы сегодня сама не своя. Где ваша лучистая улыбка?

— Шарлотта страдает по Эндрю Раванелю, — ответила миссис Фишер, резко открывая корзину, — Наша кухарка готовит цыпленка лучше всех в Каролине.

— Бабушка! Я не страдаю!

— Ах, дорогая. Эндрю Раванель — галантный, мужественный, симпатичный, очаровательный молодой человек, да еще и банкрот. Какая девушка пожелает лучшего жениха?

Воздав хвалу цыпленку, Джон продолжил беседу:

— Я надеялся увидеть сегодня днем Розмари. Вчера вечером поспорил на тур вальса, но у нее все танцы были расписаны.

Несмотря на усилия лучших портних Чарльстона, мисс Фишер оставалась непривлекательной: волосы невыразительного мышиного оттенка, цвет лица далек от совершенства, а талия скорее под стать шмелю, чем осе.

Шарлотта поджала губы.

Значит, мы с Розмари больше не подруги.

— Шарлотта, не капризничай. Вы дружите с пяти лет, — возразила бабушка.

Джон Хейнз вздохнул.

— Почему самые прелестные девушки Чарльстона готовы драться из-за одного и того же джентльмена? А обычному парню вроде меня и шансов никаких нет. Не имею ничего против Эндрю, но, если бы он споткнулся и сломал свой аристократический нос — большего изъяна и не желаю, — я бы не очень горевал.

Миссис Фишер подбодрила его:

— Продолжайте, Джон.

Хейнз улыбнулся.

— По-моему, я так и делаю. Должен задать вопрос дамам: вы не думаете, что из меня бы вышел отличный супруг?.. Спасибо, миссис Фишер, я попробую куриную ножку.

Зрители и покупатели подходили к длинному зданию конюшни, где устроили торговлю неграми. Внутри толпа покупателей мешалась с живым товаром. Негритянки были одеты в скромные ситцевые платья, на головах платки повязаны тюрбанами, мужчины — в грубых суконных куртках и штанах, подпоясанных веревкой. По прихоти каждого мягкие фетровые шляпы у одних были лихо загнуты набок, у других — практично надвинуты, у третьих — просто примяты.

Пришедшие впервые покупатели рабов напускали на себя вид знатоков, как часто бывает с неопытными людьми.

Кассиус, музыкант, которого жаждал купить Эндрю Раванель, прислонился к дверце стойла, скрестив руки на груди, с банджо на плече. Это был безбородый, полноватый, очень темный молодой негр с благодушными манерами, что некоторым белым казались непочтительными.

— Эй, парень, хочу послушать, как ты бренчишь.

Кассиус с любовью похлопал по банджо, как будто инструмент обладал силой своего хозяина.

— Не могу, масса. Нет, сэр. Аукционер сказал, я должен вести себя так, как девка, знающая себе цену. Не должен ничего давать за просто так. Кто покупает меня, покупает мою музыку… Масса, — добавил он торжественно, — я и пресвитерианца до танца заведу.

Большинство негров старались понравиться покупателям, подыскивая хозяев подобродушнее и тех, кто мог бы купить семью целиком.

— Да, масса, делаю на рисовом поле всю работу от и до. С тех пор как мальчонкой был, знаком с рисом. Зубы почти все на месте, слава Тебе, Господи. Нос сломан — лошадь когда-то лягнула. Вот жена, прачка, и сын, работник в четверть силы, но вырастет — точно себя покажет.